Из-за всех треволнений прошедшего дня маленькие бродяжки при виде забавной картины не смогли удержаться от смеха.

Это привлекло внимание толстого добродушного монаха, вышедшего на крыльцо.

— Эй, детишки! — крикнул он на местном наречии. — Где ваши манеры?

— Кажется, это брат Ансельм, — прошептал Николя.

Брат Ансельм иногда странствовал по округе верхом на осле. Он менял четки и бутылочки с лечебной настойкой из цветков дягиля на зерно и куски свиного сала, что немного удивляло жителей, ведь аббатство не принадлежало нищенствующему ордену, а доходы от земельных владений приносили немалую прибыль.

Анжелика, а вслед на ней и ее верное войско, подошла к монаху. Она не решилась признаться ему, что на самом деле они собирались сбежать в Америки. К тому же брат Ансельм, вне всякого сомнения, никогда и не слышал об их существовании. Анжелика рассказала ему только то, что они из Монтелу, отправились в лес собирать землянику и малину и заблудились.

— Бедные мои цыплятки, — сказал брат, который был очень добрым малым, — вот что значит быть сладкоежками. Ваши матери, наверное, ищут вас повсюду со слезами на глазах, и как только вернетесь назад, зададут вам хорошую взбучку. Но сейчас лучше будет остаться здесь. А я схожу за кувшином молока и белым хлебом. Переночуете в риге, а завтра я запрягу повозку и отвезу вас домой, у меня как раз есть дела в тех краях.

План был вполне разумным.

Анжелика и ее приятели прошагали целый день. Она знала, что даже на повозке им не добраться домой до глубокой ночи. Ни одна дорога не шла через лес напрямик, как те тропинки, что привели их сюда. Пришлось бы ехать в объезд — через Нейи и Вару, а это довольно далеко.

«Лес словно море, — подумала Анжелика, — Жослен прав, по нему надо путешествовать с компасом, иначе плутаешь вслепую». Ее охватило уныние. Она плохо представляла себе путешествие с тяжелыми инструментами, которые к тому же не знала где достать.

И не собирались ли ее «мужчины» пойти на попятную? Девочка не произнесла ни слова, пока остальные ели, сидя у подножия стен и наслаждаясь теплыми сумерками, спускающимися на просторный двор.

Колокол продолжал звонить. В розовеющем небе пронзительно кричали ласточки, а на кучах соломы и навоза кудахтали куры.

Брат Ансельм прошел мимо детей, накинув на голову капюшон.

— Я иду служить вечерню. Ведите себя хорошо, не то я сварю вас в котле.

Под арками монастыря скользили фигуры, облаченные в белые и коричневые одежды. Старый монах на крыльце продолжал спать. Наверное, он был освобожден от вечерней службы…

Анжелика, которой хотелось побыть одной и поразмышлять, отошла от остальных.

В одном из дворов она заметила очень красивую украшенную гербами карету с опущенными оглоблями. Породистые лошади жевали сено в конюшне. Эта деталь почему-то вызвала ее любопытство. В полной тишине она медленно шла, околдованная величественностью огромного здания, возвышавшегося среди деревьев. Ночь окутала лес, вокруг бродили волки, а в аббатстве под защитой толстых стен и тяжелых дверей продолжала идти уединенная, неведомая Анжелике жизнь. Издалека доносилось церковное пение, тихое и протяжное. Влекомая звуками музыки, она стала подниматься по каменной лестнице. Никогда Анжелика не слышала такой чарующей мелодии; те гимны, которые в церкви Монтелу орали кюре и школьный учитель, мало походили на ангельское пение.

Внезапно она уловила шелест юбки и, повернувшись, увидела на втором этаже, в тени крытой галереи, очень красивую и роскошно одетую даму.

По крайней мере, так ей показалось. Ни разу в жизни Анжелика не видела у матери или тетушек такого платья из черного бархата с серебряными цветами. Могла ли она тогда подумать, что это не более чем скромный наряд, предназначенный для набожного уединения в тиши аббатства. Каштановые волосы дамы прикрывала черная кружевная мантилья, а в руках она держала большой молитвенник. Она прошла мимо Анжелики, бросив на нее удивленный взгляд:

— Что ты здесь делаешь, девочка? Сейчас не время для милостыни.

Анжелика отпрянула назад, с глупым видом маленькой испуганной крестьянки.

В тени монастырских сводов грудь дамы показалась Анжелике необыкновенно белоснежной и высокой. Легкое кружево едва прикрывало две великолепные округлости, выглядывающие из вышитого пластрона, словно плоды из рога изобилия.

«Вот бы у меня была такая грудь, когда вырасту», — подумала Анжелика, спускаясь по крутой лестнице. Она погладила свою грудь, которую считала слишком плоской, и ее охватила грусть. Стук сандалий поднимающегося по лестнице человека заставил девочку поспешно спрятаться за колонну.

Монах задел ее подолом белой сутаны. Она успела разглядеть только очень красивое, тщательно выбритое лицо, на котором в тени монашеского клобука светились умом голубые глаза. Он скрылся из виду. Затем девочка услышала его приятный мужественный голос.

— Меня только что предупредили о вашем визите, мадам. Я был в монастырской библиотеке, корпел над старыми трудами греческих философов. Библиотека довольно далеко отсюда, а мои братья медлительны и совсем разомлели от жары. Хотя я настоятель монастыря, меня предупредили о вашем прибытии лишь во время вечерни.

— Не извиняйтесь, отец мой. Я прекрасно все понимаю и уже успела устроиться сама. Ах! Как здесь легко дышится! Только вчера я приехала в свои владения в Ришвиле и сразу же отправилась в Ньель. При дворе стало совершенно невыносимо с тех пор, как он перебрался в Сен-Жермен. Там теперь царят глупая суета, тоска и нищета. По правде говоря, я люблю один лишь Париж… и Ньель. К тому же монсеньор Мазарини невзлюбил меня. Я бы даже сказала, что кардинал…

Больше ничего не было слышно. Собеседники ушли слишком далеко.

Анжелика обнаружила своих маленьких спутников в просторной кухне аббатства, где суетился брат Ансельм, облаченный в белый передник. Ему помогали двое или трое мальчишек, выряженных в слишком длинные для них рясы. Это были послушники аббатства.

— Нынче будет изысканный ужин, — рассказывал брат повар. — У нас в гостях графиня де Ришвиль. Мне приказали спуститься в погреб и выбрать самые лучшие вина, зажарить шесть каплунов и исхитриться раздобыть рыбное блюдо. И все как следует приправить пряностями, — сообщил он, доверительно подмигивая брату, устроившемуся на другом конце деревянного стола со стаканчиком настойки.

— У знатной дамы приветливые служанки, — вступил в разговор толстый краснолицый человек, чей большой живот с трудом удерживала веревка, на которой висели четки. — Я помог трем очаровательным девицам поднять кровать в келью, отведенную для их хозяйки, а еще сундуки и гардероб.

— Не может быть! — воскликнул брат Ансельм. — Так и вижу вас, брат Тома, несущим сундуки и гардероб! Это вы-то, который с трудом поднимает собственный живот.

— Я помогал им советами, — с достоинством ответил брат Тома.

Его налитые кровью глаза обвели комнату, где под вертелами и огромными котелками трещал и сверкал огонь.

— Что за маленькую деревенщину ты приютил у себя, брат Ансельм?

— Это дети из Монтелу, они заблудились в лесу.

— Надо бы положить их в бульон, — заявил брат Тома, вращая страшными глазами.

Двое малышей испугались и заплакали.

— Ну-ка пошевеливайтесь, — сказал детям брат Ансельм, открывая дверь. — Ступайте по коридору и выйдете прямо к риге. Ложитесь там и спите. Сегодня вечером у меня нет времени вами заниматься. К счастью, рыбак принес мне отличную щуку, а то наш отец настоятель в порыве гнева повелел бы мне три часа читать покаянную молитву, лежа на кресте. А я уже слишком стар для таких занятий…

Как только Анжелика, лежа на душистом сене, поняла, что ее маленькие приятели заснули, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Николя, — шепнула она, — мне кажется, нам не добраться до Америк. Я думала. Нам нужен компас.

— Не волнуйся, — ответил подросток, зевая, — на этот раз у нас ничего не вышло, но зато от души повеселились.

— Да уж, конечно! — с яростью прошипела Анжелика. — Ты словно белка. Ничего не можешь довести до конца. Тебе даже наплевать, что мы вернемся в Монтелу, словно жалкие неудачники. Отец тебя не взгреет, ведь он умер, но представь, что будет со всеми остальными!

— Не беспокойся так за них, — повторил Николя в полудреме, — у них толстая кожа.

Через несколько мгновений он уже громко храпел.

Анжелика подумала, что волнение не даст ей заснуть, однако мало-помалу далекий голос монаха Ансельма, отчитывающего послушников, смолк, и девочка погрузилась в сон.

Она проснулась оттого, что в сене ей стало жарко. Дети по-прежнему спали, и в риге раздавалось их размеренное посапывание.

«Пойду подышу свежим воздухом», — решила она.

Анжелика на ощупь отыскала дверь в маленький коридор, ведущий в кухню. Стоило ее приоткрыть, как до ушей девушки донеслись громкий шум голосов и взрывы дружного смеха. Огонь в камине продолжал свой танец. Похоже, в вотчине брата Ансельма собралась целая компания.

Анжелика замерла на пороге.

За столом, заставленным тарелками и оловянными кувшинами, она разглядела десять монахов. На блюдах громоздились обглоданные куриные кости. Запах вина и жареного мяса смешивался с приятным ароматом наливки из открытой бутыли, стоявшей на столе, которой были наполнены все стаканы. Три свеженькие крестьяночки, одетые как горничные, пировали вместе со всеми. Две из них весело смеялись и казались совершенно пьяными. Третья, более скромная, отбивалась от шаловливых рук брата Тома, который пытался ее обнять.

— Идем, идем, милашка, — говорил толстый монах, — не надо строить из себя недотрогу, как твоя знатная хозяйка. Можешь быть уверена, что в этот час она уж точно перестала обсуждать греческую философию с отцом настоятелем. Так ты рискуешь остаться единственной в аббатстве, кто не будет развлекаться.