Анжелика заметила, что дедушка стал таким же белым, как набалдашник его трости из слоновой кости, и оперся на дверной косяк. Ее охватила жалость. Ей хотелось остановить слова, которые должны были быть произнесены, но пастор уже продолжал:

— Мессир Антуан де Ридуэ де Сансе, ваш сын, с которым я имел счастье познакомиться в Виржинии, попросил меня заехать в замок, где он родился, узнать новости о его семье, чтобы я смог передать их ему по возвращении. Вот, мое задание выполнено…

Старый дворянин приблизился к нему маленькими шагами.

— Вон отсюда, — произнес он глухим, срывающимся голосом. — Никогда, пока я жив, имя моего сына, отрекшегося от своего Бога, своего короля и своего отечества, не будет произнесено под этой крышей. Вон отсюда, говорю вам. Никаких гугенотов у меня дома!

— Я ухожу, — очень спокойно сказал пастор.

— Нет!

Это снова вмешался Раймон.

— Не уходите, месье пастор. Вы не можете ночевать на улице такой дождливой ночью. Ни один житель Монтелу не приютит вас, а ближайшая протестантская деревня слишком далеко. Я вас прошу принять приглашение и переночевать в моей комнате.

— Останьтесь, — сказал Жослен своим хриплым голосом, — вы мне еще расскажете об Америках и о море.

Борода старого барона задрожала.

— Арман! — воскликнул он с отчаянием, которое разрывало Анжелике сердце. — Вот где притаился мятежный дух вашего брата Антуана. В этих двух мальчиках, которых я любил. Господь меня не щадит. Поистине, я слишком задержался на белом свете.

Старик пошатнулся, и Гийом поспешил его поддержать. Он вышел, опираясь на старого солдата лютеранина и повторяя дрожащим голосом:

— Антуан… Антуан…

* * *

Через несколько дней старый барон скончался. От какой болезни, так и не узнали. На самом деле, он скорее угас, несмотря на то, что все сочли, будто он оправился от волнений, вызванных визитом пастора.

Ему не пришлось пережить разочарование из-за отъезда Жослена.

Однажды утром, вскоре после похорон, Анжелика услышала сквозь сон чей-то тихий голос:

— Анжелика! Анжелика!

Открыв глаза, она с удивлением обнаружила у изголовья кровати Жослена. Она знаком показала, чтобы он не разбудил сестер, и последовала за ним в коридор.

— Я уезжаю, — прошептал брат. — Ты должна заставить их меня понять.

— Куда ты едешь?

— Сначала в Ла-Рошель, затем найду судно до Америк. Пастор Рошфор рассказал мне обо всех этих странах: об Антильских островах, о колониях — Вирджинии, Мэриленде, Каролине, о Новом Амстердаме[60]. В конце концов, я останусь там, где буду нужен.

— Здесь ты тоже нужен, — сказала она жалобно.

Анжелика дрожала от холода в тонкой изношенной ночной рубашке.

— Нет, — ответил он, — в старом мире мне нет места. Я, увы, принадлежу к сословию, обладающему привилегиями, но бесполезному. Богатые или бедные, дворяне больше не знают в чем заключается их предназначение. Посмотри на отца. Он в замешательстве. Он опустился до разведения мулов, но не решается пойти в своем унизительном решении до конца, чтобы заработать денег и вернуть былое величие нашему дворянскому титулу. В итоге он всюду оказывается не у дел. На него показывают пальцем, потому что он работает как торгаш, а на нас, потому что мы так и остаемся нищими дворянами. К счастью, дядя Антуан де Сансе указал мне путь. Это был старший брат отца. Он стал гугенотом и покинул континент.

— Но ты ведь не отречешься от веры? — испуганно взмолилась Анжелика.

— Нет. Я тебе уже говорил, что ханжество меня не интересует. Я хочу просто жить.

Он порывисто обнял ее, спустился на несколько ступенек, обернулся и окинул свою юную полураздетую сестру взглядом искушенного мужчины.

— Ты становишься красивой и сильной, Анжелика. Будь осторожна. Ты тоже должна будешь уехать. Иначе однажды ты либо окажешься в стоге сена с одним из конюхов, либо станешь собственностью одного из неотесанных дворянчиков, наших соседей.

И он добавил с внезапной нежностью:

— Поверь моему опыту, дорогая. Для тебя такая участь будет ужасна. Спасайся, беги из этих старых стен. Что касается меня, я ухожу в море.

И перепрыгивая через ступеньки, молодой человек скрылся из виду.

Глава 8

Смерть деда, отъезд Жослена и слова, которые он бросил ей на прощание «Ты тоже должна будешь уехать», глубоко задели Анжелику, а ведь она была в том возрасте, когда излишняя впечатлительность толкает на любые безрассудства… Потрясение, вызванное визитом пастора Рошфора, оказалось еще разрушительнее, а оставленные им следы день ото дня увеличивавались, словно круги, расходящиеся на водной глади пруда от брошенного туда камня. Они ширятся и становятся все ровнее, пока не столкнутся с берегом и не разобьются о преграду из грязи и травы, под ногами людей, которые топчут все, что встречается им на пути.

На этот раз у нее не было намерения просить помощи у всепонимающей подруги. Мелюзина не могла ей помочь. Мир сошел с ума. Уже давно, гонимая людской злобой, колдунья отправилась в края, может быть еще более далекие и неизведанные, чем те, в которые устремился Жослен.

Неподвижно застыв на краю сонных заводей и каналов, черную блестящую гладь которых, скрытую под скатертью из ряски, тревожили лишь брошенные камни, Анжелика смотрела, как слабеют и теряются в лабиринте береговой линии прекрасные безупречные волны, у которых была только одна судьба: разбиться и исчезнуть.

Выйдя из состояния болезненной созерцательности, Анжелика отвернулась от болот и обратилась к лесу. Несомненно, именно этой дорогой уехал Жослен. Говорили, что за лесом, стоял порт Ла-Рошель, о стены которого бились волны необъятного океана, простиравшегося до самого Нового света. Море… Анжелику переполняло желание увидеть море, настоящее море. Ведь там, за бескрайним неподвижным зеленым пространством, находилось такое же безграничное, но живое море, несшее суда в неведомые страны.

Она не могла думать ни о чем другом. Из-за дедушки, из-за дяди Антуана. Или потому, что так велела судьба, могла бы сказать себе Анжелика, если бы задумалась над причинами своего порыва. Но она была всего лишь ребенком, не привыкшим размышлять и не знакомым с наукой логикой.

Как бы там ни было, в один из прекрасных первых летних дней Анжелика де Сансе де Монтелу вместе с ватагой завербованных ею крестьянских ребятишек, которых манил дух бродяжничества, отправилась в Америки. Этот поступок потом долго обсуждали по всей округе и многие сочли его еще одним доказательством ее родства с феями.

Хотя, по правде говоря, экспедиция не преодолела даже Ньельского леса.

Разум вернулся к Анжелике под вечер, когда красные лучи солнца озарили огромные стволы векового леса. Последние несколько дней прошли словно в бреду. Она уже видела как добирается до Ла-Рошели, нанимается юнгой на корабль, готовый к отплытию, высаживается на неведомые земли, где ее встречают приветливые местные жители с гроздьями винограда в руках. Николя сразу же загорелся этой идеей: «Быть матросом — лучше, чем пасти коз и овец. Я всегда хотел увидеть другие страны». Еще несколько шалопаев, которых больше привлекала идея бегать по лесам, чем работать в поле, увязались за ними. Всего собралось восемь ребят, и среди них Анжелика была единственной девочкой и главарем. Исполненные доверия к ней, они нимало не встревожились, когда стемнело. Они шли с цветами в руках и с носами, вымазанными ежевикой, находя первый этап их путешествия более чем приятным. Дети отправились в поход еще утром, но днем сделали привал у ручья, чтобы съесть припасённый хлеб и сыр.

Между тем Анжелика почувствовала, что ее охватывает дрожь. Девочка с такой ясностью осознала, какую глупость совершила, что у нее пересохло во рту.

«Нельзя ночевать в лесу, — подумала она. — Здесь волки».

— Николя, — начала Анжелика бодрым голосом, — тебе не кажется странным, что мы все еще не дошли до деревни Нейи?

Мальчик остановился и задумался.

— Думаю, что, скорее всего, мы заблудились. Когда отец был жив, мы как-то ходили туда, и, помнится, дошли гораздо быстрее.

Анжелика почувствовала, как чья-то маленькая грязная ладошка скользнула в ее руку. Это был самый младший из ребят, которому исполнилось только шесть.

— Уже ночь, — захныкал он. — Мы, наверное, потерялись.

— А может быть, мы, наоборот, совсем близко, — успокоила его Анжелика. — Пройдем еще немного.

Они молча двинулись дальше. Сквозь ветви деревьев виднелось бледнеющее небо.

— Если вдруг к ночи мы не дойдем до деревни, нам нечего бояться, — сказала Анжелика.

«Мы заберемся на дубы, чтобы поспать, и тогда волки нас не увидят», — подумала она.

За спокойным тоном ее голоса пряталась тревога. Внезапно она услышала серебристый звон колокола и облегченно вздохнула.

— Это деревня! Колокол звонит на вечернюю молитву! — воскликнула она.

Дети бросились бежать. Тропинка спускалась вниз, деревья редели. Внезапно они очутились на лесной опушке, на самом краю обрыва, и в изумлении остановились, завороженные видением, возникшим перед их глазами.

Там, в глубине зеленого ущелья, стояло оно, молчаливое чудо посреди леса, Ньельское аббатство. Заходящее солнце золотило розовую черепицу его многочисленных колоколен, белых стен, испещренных окошками и переходами, просторные пустые дворы. Звонил колокол. Монах с ведрами шел к колодцу.

Охваченные религиозным волнением, дети молча спустились к главному входу. Сквозь приоткрытую деревянную дверь, они вошли внутрь. Старый монах в коричневой рясе спал, сидя на скамейке. Его седые волосы напоминали снежно-белую корону, тщательно прикрепленную к абсолютно гладкому черепу.