Маркиз посмотрел на Армана де Сансе изумленным взглядом, затем, откинувшись на спинку стула, тихо рассмеялся.

— Никогда не слышал ничего забавнее! Нужно будет написать об этом мадам де Бофор. Так значит, чтобы изгнать крыс, их кропят святой водой?

— Что смешного? — запротестовал барон Арман. — Все беды происходят, когда злые духи проникают в бессловесных тварей, чтобы вредить людям. В прошлом году, когда одно из моих полей заполонили гусеницы, я велел изгнать их именно таким способом.

— И гусеницы ушли?

— Да. Не прошло и двух-трех дней, как они пропали.

— Видимо им больше нечего стало есть.

Мадам де Сансе, которая обычно придерживалась правила, что удел женщины — смиренное молчание, не смогла удержаться от речи в защиту веры, которая, как ей казалось, была под угрозой.

— Дорогой кузен, мне непонятно, почему вы подвергаете сомнению влияние священных таинств на зловредных тварей. Разве в Евангелии не говорится, как сам Иисус Христос заставил бесов войти в стадо свиней? Наш кюре считает полезными такие молитвы.

— И сколько вы платите ему за изгнание бесов?

— Он берет немного, и всегда готов бросить свои дела и прийти по первому зову.

На этот раз Анжелика заметила, как маркиз дю Плесси и его сын обменялись взглядами заговорщиков: эти бедняги, казалось, говорили они, действительно наивны до глупости.

— Надо будет рассказать господину Венсану[54] об этих сельских обычаях, — продолжил маркиз. — Бедняга придет в ужас. Он основал орден специально для того, чтобы проповедовать Евангелие среди сельских священников. Мессионеры его ордена получили имя в честь святого Лазаря. Их называют лазаристами. Они ходят по трое, читают проповеди и учат деревенских кюре не начинать мессу с «Отче наш» и не спать со служанками. Довольно неожиданное начинание, но господин Венсан ярый приверженец церковной реформы руками самой церкви.

— Как я не люблю это слово! — воскликнул старый барон. — Реформа! Всегда реформа! От ваших слов несет гугенотами, кузен. Еще немного, и, я боюсь, вы будете готовы предать самого короля. Что касается вашего господина Венсана, как бы прилежно он ни служил церкви, из ваших слов я понял, что у него замашки еретика, и Рим несомненно должен отнестись с недоверием к его делам.

— Тем не менее Его Величество Людовик XIII перед смертью пожелал, чтобы именно он возглавил Совет совести.

— Что такое Совет совести?

Легким жестом маркиз дю Плесси расправил манжеты своей рубашки из тончайшего полотна.

— Как вам объяснить? Совесть королевства — всеобъемлющая вещь. Господин Венсан де Поль — совесть королевства и этим все сказано. Он видит королеву почти каждый день и вхож в дома к принцам. Но остается очень простым и светлым человеком. Он не сомневается, что нищета излечима и что сильные мира сего должны помочь ему искоренить ее.

— Утопия! — раздраженно отрезала тетушка Жанна. — Нищета и война, как вы говорили, — это наказание, ниспосланное нам Богом за первородный грех. Пытаться возвыситься над данным свыше долгом равно мятежу против божественного порядка!

— Господин Венсан вам сказал бы, моя милая мадемуазель, что люди сами в ответе за все свои беды. И послал бы вас без дальнейших разговоров носить лекарства и еду беднейшим из ваших крестьян, отметив, что если вы находите их, как говорят, слишком «грубыми и лишенными возвышенных чувств», нужно просто посмотреть на медаль с другой стороны, и вы увидите в их лицах лик страдающего Христа. Своими руками, сеющими милосердие, этот «дьявольский человек» привлек в свои ряды почти всех дворян королевства. Не кто иной, как я, — жалобно добавил маркиз, — живя в Париже, случалось, дважды в неделю разливал и подавал суп больным в городской больнице.

— Вы не перестаете меня поражать! — взволнованно воскликнул старик. — Решительно, дворяне, подобные вам, просто не знают, что еще придумать, чтобы опозорить свой герб. Должен признать, весь мир встал с ног на голову. Священники проповедуют среди священников, а такой бесстыдный и распутный человек, как вы, читает мораль в такой честной и непорочной семье, как наша. Я не могу больше это выносить!

Взбешенный, он встал из-за стола, и, так как ужин уже подошел к концу, остальные последовали его примеру. Чтобы заслужить прощение, маркиз припал к руке старого барона и стал всячески оправдываться.

Во всем виновата Фронда, то есть война, говорил он. Господин Венсан был в Сен-Жермене вместе с королевским двором, принцы разъехались на поиски армий, а ведь кто-то должен был накормить супом бедняков, которые из-за царивших беспорядков как никогда прежде нуждались в этом.

Все возвратились в большую гостиную.

Анжелика, которая так ничего и не съела, тайком выбралась из комнаты и спряталась в свое убежище, башенную лестницу; в ее закоулках и многочисленных площадках с амбразурами было легко затеряться.

Она почему-то мерзла и ее знобило. После моментов восхищения и восторга, вызванных рассказами маркиза — а особенно рассказом о Фронде, воодушевление исчезло, оставив ее совершенно опустошенной. Все услышанное перемешалось в ее голове: король, спящий на соломе, мятежный парламент, вельможи, подающие суп бедным, Париж, такой притягательный и полный жизни мир. По сравнению с этой неистовой суетой, она, Анжелика, казалась себе заживо погребенной в склепе. Ее мысли то и дело возвращались к Филиппу.

Завтра он уедет, завтра маркиз с сыном уже будут в Плесси, своей вотчине. По приказу услужливого управляющего Молина многочисленная челядь, готовясь к приезду сеньора, распахнет двери замка и зажжет камины. Там, в волшебном сказочном замке, к которому ведет каштановая аллея, Филипп будет у себя дома… А затем он вернется в Париж, гарцуя во главе собственного полка, красивой игрушки, полученной в дар от родителей. Им будут восхищаться, с ним начнут заигрывать «фрондерки» — безумные и воинственные женщины, одна другой красивее, с цветками и зелеными колосками на шляпах и корсажах. Они будут праздновать триумф. Вся слава будет у его ног, у ног этих женщин в чудесных нарядах, превозносимых всеми, и Филипп позволит им порхать вокруг, словно рой гигантских бабочек, пока голова не пойдет кругом…

Он будет жить рядом с ними!.. Он испробует все… войну, славу, лесть.

Анжелика спешно спряталась в лестничной нише. Кузен Филипп прошел мимо, не заметив ее. Она слышала, как он поднялся по ступеням и стал кричать на слуг, которые, при свете нескольких подсвечников, готовили комнаты для своих хозяев.

В голосе юноши слышался гнев.

— Неслыханно! Никто из вас даже не подумал запастись свечами на последней остановке. Можно было догадаться, что в этой глуши так называемые дворяне ничем не лучше собственных крестьян. Кто-нибудь распорядился, по крайней мере, нагреть воду для моей ванны?

Слуга ответил что-то, но Анжелика не расслышала слов. Филипп вновь раздраженно закричал:

— Нет и не надо! Я вымоюсь в чане! К счастью, отец говорил, что в замке дю Плесси есть две флорентийские ванны. Не могу дождаться, когда окажусь там. У меня такое чувство, что вонь выводка де Сансе никогда не выветрится у меня из носа.

«Он заплатит мне за это», — подумала Анжелика.

Филипп начал спускаться вниз при свете фонаря, висящего у входа. Когда он подошел совсем близко, она вышла из тени винтовой лестницы.

— Как вы смеете так нахально отзываться о нас при лакеях? — раздался под сводами замка ее звонкий голос. — Неужели у вас нет никакого представления о дворянской чести? Без сомнения, это потому, что ваш предок был королевским бастардом. А вот наша кровь чиста.

— Ваша кровь не чище вашей грязной физиономии, — холодно возразил юноша.

Анжелика мгновенно ринулась вперед, собираясь впиться ногтями в его лицо. Но мальчик с недетской силой схватил ее за запястья и яростно оттолкнул к стене. Затем удалился той же неспешной походкой.

Оглушенная, Анжелика слышала только гулкие удары собственного сердца. Какое-то незнакомое чувство — смесь стыда и отчаяния — душило ее. «Я ненавижу его, — думала она, — и однажды я отомщу. Он будет стоять на коленях и просить у меня прощения».

Но сейчас она была всего лишь несчастной маленькой девочкой, спрятавшейся во тьме старого сырого замка.

Дверь скрипнула, и Анжелика узнала силуэт старого Гийома, который вошел, неся ведра с горячей водой для ванны молодого сеньора. Он заметил ее и остановился.

— Кто здесь?

— Это я, — ответила Анжелика по-немецки.

Наедине со старым солдатом, она всегда говорила на языке, которому он ее научил.

— Что вы здесь делаете? — спросил Гийом тоже по-немецки. — Холодно. Ступайте в гостиную слушать истории вашего дяди маркиза. Будет развлечение на целый год вперед.

— Я ненавижу этих людей, — мрачно произнесла Анжелика, забыв о том, в какой восторг ее поначалу привел приезд гостей и их рассказы. — Они наглые и совсем не похожи на нас. Они разрушают все, к чему прикасаются, потом уезжают в свои прекрасные замки, полные чудесных вещей, а мы остаемся ни с чем…

— Что случилось, деточка? — неспешно спросил старый Лютцен. — Ты не смогла пережить пары насмешек?

Анжелике становилось все хуже. Холодный пот струился по ее вискам.

— Гийом, ты, который ни разу не бывал при дворах всех этих принцев, скажи мне: когда встречаешь одновременно злого человека и труса, что нужно делать?

— Странный вопрос для ребенка! Ну, раз уж вы мне его задали, я отвечу, что злого человека нужно убить, а трусу дать убежать.

Он добавил после секундного раздумья, снова взявшись за ведра:

— Но ваш кузен Филипп не злобен и не труслив. Он просто слишком молод, вот и все…

— И ты, ты тоже его защищаешь! — пронзительно закричала Анжелика. — Ты тоже! Потому что он красив… потому что он богат…