Анна Голон - Анжелика. Королевские празднества

«Всегда любезный король Франции рано утром отправил де Берингена, первого конюшего королевской конюшни, вознести хвалу августейшим гостям Фонтарабии: королю Испании и… королеве Франции. Вечером туда же отбыл герцог де Ноай с поздравлениями и выражениями глубочайшей признательности…»

Тем временем от Филиппа IV к Людовику XIV приехал самый опытный конюший испанского монарха дон Кристобаль де Габино, за которым следовали конюхи, ведущие под уздцы двенадцать великолепных лошадей, покрытых попонами, украшенными золотом и бахромой, на которых шелковой и золотой нитью был вышит герб Его Христианнейшего Величества, короля Франции.

Брат французского монарха, которого испанский король продолжал величать герцогом Анжуйским, получил восемь лошадей в не менее роскошных попонах.

Пятого июня каждый испытывал то же волнение, что и накануне. Тем не менее день прошел спокойно. Все считали часы, готовясь к завтрашнему дню, шестому июня, когда оба правителя должны будут встретиться и приветствовать друг друга, когда зачитают дополнения к брачному договору и все бесконечные статьи мирного соглашения и когда, наконец, короли обнимут друг друга.

Никто не мог избавиться от ощущения невероятности благополучного исхода, никто не мог поверить, что после стольких лет вражды, передававшейся из поколения в поколение, возможен мир.

Опасались не столько импульсивности молодого Людовика XIV, сколько непредсказуемости испанского монарха, от которого требовали слишком много жертв.

Королева Анна Австрийская рассказала придворным дамам, что ей удалось перекинуться парой слов с доньей Марией Молиной из свиты инфанты. От нее она узнала, что еще до заключения брака король Испании приказал зачитать ему и придворным грандам брачный договор, заключаемый между французским монархом и Марией-Терезией, после чего воскликнул, осуждая сам себя за статью об отречении от испанского престола: «Вот оно, слабое место! Если мой сын умрет, моя дочь унаследует все мои королевства».

Торжественный день, который все ждали с таким нетерпением, наконец наступил.

Великий день встречи королей.

День, когда будет принесена клятва на Библии и Распятии, клятва о сохранении мира.

Сегодня, шестого июня, в воскресенье, яркий солнечный свет струился на живописную деревню, расположенную между Сен-Жан-де-Люзом и Бидассоа. Вдоль дороги, ведущей к Фазаньему острову, пели и танцевали в своих лучших нарядах местные крестьяне.

Мимо них то и дело проезжали всадники и кареты.

Ранним утром король Испании отправил приветствовать Анну Австрийскую и Людовика XIV дона Амьеле де Гаймара-и-Каррафа, сына герцога Лукара, который, спеша выполнить приказ, направлялся в Сен-Жан-де-Люз с необыкновенной пышностью, в окружении дворян, разместившихся в семи каретах, и с сотней слуг.

Давка на дороге стала невыносимой. Кареты, запряженные шестерками лошадей, с трудом прокладывали себе путь.

На испанском берегу Бидассоа, у подножия высокого мыса, выстроился каталонский полк королевской охраны из шестисот пехотинцев под командованием полковника герцога де Верагуа. А кроме того, пятьсот всадников во главе с доном Балтазаром де Урбина.

Испанский хроникер, кропотливо записывавший все, что происходило в тот день, шестого июня, с оттенком сожаления отмечал, что из-за холмистой местности солдатам Филиппа IV пришлось тесниться в строю друг к другу. Испанский берег реки Бидассоа был гористым.

Французский берег был, напротив, равнинным, и это позволило «выстроить армию в одну длинную линию, что выглядело необыкновенно красиво». Щепетильный хроникер указал, что французов было больше, так как помимо охраны Людовика («которая равнялась по численности испанской») здесь находились гвардейцы королевы-матери, Месье и кардинала, причем только последних насчитывалось около трехсот человек.

Французский берег был усеян плюмажами военных, и солнце, отражаясь в кирасах, слепило глаза. Взор улавливал только их, со всех сторон спешащих к реке, передавая и выполняя приказы, словно они готовились к предстоящей битве. Каждую минуту одни кареты и скромные экипажи подъезжали к Бидассоа, другие уезжали, но на их месте тотчас появлялись новые.

Трубачи и литаврщики ходили взад-вперед, то и дело принимаясь наигрывать марши, производя столько шума и переполоха, что казалось, будто вот-вот что-то произойдет. Потом они внезапно замолкали и на короткое время воцарялась тишина, столь же внезапно взрывающаяся новым «концертом».

Рано утром весь цвет французского дворянства отправился на Фазаний остров, постепенно заполняя отведенные для них залы. На этот раз Анжелика ехала в карете семейства де Грамон. Сегодня она не стала надевать золотое платье. Ведь они с мужем — не более чем одна из многочисленных пар французских придворных, которых представят королю Испании.

Церемония представления знатнейших дворян двух королевств монархам должна была состояться после принесения клятвы.

На берегу толпились дамы и кавалеры, и множество лодок перевозило их на остров.

Заполненные роскошно одетыми пассажирами, они легко скользили по речной глади.

Судно, в котором сидела Анжелика, причалило к берегу. И, пока она ждала своей очереди, чтобы сойти, один из придворных поставил ногу на скамью, где она сидела, едва не раздавив ей пальцы массивным деревянным каблуком. От боли Анжелика с трудом сдержала крик. Подняв глаза, она увидела того самого дворянина, что так жестоко и грубо вел себя с ней в день представления королю.

— Это маркиз де Вард, — произнесла юная принцесса Генриетта, сидевшая рядом с ней. — Он это сделал нарочно, можете мне поверить.

— Да он просто животное! — возмутилась Анжелика. — И как только такого грубияна терпят в окружении короля?

— Он забавляет короля своей наглостью, кроме того, в присутствии Его Величества Вард втягивает когти. Но при дворе у него плохая репутация. О нем даже сложили песенку.

И она напела:

— Замолчите, Генриетта! — вскричал кто-то. — Если вас услышит мадам де Суассон, то она придет в бешенство и пожалуется Его Величеству, что вы оскорбляете его фаворита.

— Подумаешь! Мадам де Суассон давно уже не пользуется расположением короля. Теперь, когда он женат…

— А почему вы так уверены, мадам, что жена, пусть она даже инфанта, имеет больше влияния на супруга, чем его бывшая любовница? — спросил Лозен.

— Дамы, господа, прошу вас, перестаньте! Будьте же милосердны! Строить подобные предположения в такой момент?! — запричитала мадам де Моттвиль, камер-дама королевы-матери.

Тут Анжелика увидела среди толпы, собравшейся на французском берегу, Жоффрея, и ее сердце радостно забилось. Он ждал, как и она. Молодая женщина тут же подошла к мужу, но он только рассеянно взглянул на нее.

— А! Вот и вы.

— Жоффрей, мы ведь не виделись два дня. Я ужасно скучала. Неужели и вы поддались всеобщему предубеждению, будто супружеская любовь нелепа и выказывать свои чувства прилюдно недопустимо? Быть может, вы стыдитесь меня?

Он непринужденно рассмеялся и обнял ее за талию.

— Нет, любовь моя. Но я увидел вас в столь приятной компании царственных особ…

— Приятной! Скажите на милость! — поморщилась Анжелика, украдкой потирая палец на пораненной руке. — Я едва уцелела в этой компании. А вы, Жоффрей, что делали вчера? А позавчера?

— Я собирал друзей по просьбе кардинала, беседовал то с одним, то с другим.

С реки послышались звуки музыки. Поднимаясь вверх по Бидассоа, к острову приближалась флотилия испанского короля.

Невероятное событие, которое нельзя не отметить, — сегодня Филипп IV и его дочь прибыли первыми.

Вдоволь полюбовавшись стройными рядами блистательной испанской армии — и неважно, что войска стояли теснее, чем обычно, так они выглядели еще более внушительно, — король и Мария-Терезия отправились в один из маленьких залов на испанской стороне. Возможно, в тот самый, что был обтянут золотым сукном и драгоценными гобеленами под названием «Сферы», привезенными из Португалии.

А в это время в Сен-Жан-де-Люзе король, королева-мать, Месье, Мадемуазель с сестрами, мадам де Навай[189] и принц де Конти садились в карету.

Королева Анна надела обычное для нее черное платье, а из украшений жемчужный крест и очень красивые серьги. Шляпы короля и его брата украшали бриллианты. В этот день все без исключения признали, что молодой король выглядит счастливым.

Во второй карете ехали принцессы де Кариньян и де Бад, дочь одной из них — принцесса Палатин, известная красавица Анна де Гонзаг[190], герцогини д'Узе, де Грамон и де Ноай.

За ними тянулся кортеж кардинала. Его составили герцоги и те, кто должен был помогать его преосвященству во время различных церемоний, как религиозных, так и светских, где каждый шаг должен быть выверен и учтена каждая мелочь.

По прибытии на остров их взору открылось чудесное зрелище.

Поскольку погода была ясной и сухой, на испанском берегу без труда можно было разглядеть войско, выстроенное в образцовом порядке, — кавалерию и пехотинцев в желто-красной форме.

«На французской стороне стояли стройные шеренги французских и швейцарских гвардейцев, королевской стражи и мушкетеров».

Сын герцога Медины де лас Торрес[191] вышел вперед и произнес приветственную речь от имени Его Католического Величества в честь Людовика XIV и королевы-матери.

Давно кануло в Лету высокомерное молчание первых дней, когда о новостях узнавали только благодаря баскским пастухам и голубиной почте!