* * *

— Поторопитесь, мадам!

Что действительно впечатлило Марго, так это то, что приглашение принес паж из королевского дворца.

* * *

Анжелика любила танцевать.

Случалось, что, выйдя из игрального зала, не желавшая спать молодежь брала с собой скрипачей и лютнистов и отправлялась на поиски помещения — зачастую обычной конюшни или сарая, — чтобы немного потанцевать. Однажды вечером вместе с душой компании Филиппом де Курсильоном, у которого был дар веселиться и устраивать развлечения, Анжелика научила всех провансальской вольте[176], исполнив танец под ритм тамбурина.

— Скорее, мадам!

Маргарита приготовила для госпожи красное платье того светлого оттенка, который буквально загорался, когда на него падал свет. На этот раз служанка немного волновалась.

Она выведала у пажей некоторые подробности о предстоящем празднике. Не сумев заполучить для танцев достаточно просторный зал у риколлетов, бал решили провести в помещении театра, где ставили испанские комедии. У одной из стен установят помост для музыкантов, а на подмостках в центре разместятся те, кто не пожелает танцевать.

Узнав, что бал состоится в театре, Анжелика недовольно поморщилась, но потом смирилась.

Действительно, только театральный зал был единственно подходящим по размеру помещением.

Время шло, а портшеза, обещанного принцессой, все не было.

Нарядная Анжелика покорно ждала.

* * *

Ночь давно опустилась на землю, и король, должно быть, уже открыл бал.

Анжелика ужасно расстроилась. Она так хотела увидеть, как танцует король. Все признавали, что делал он это бесподобно.

Ближе к полуночи она попросила Марго помочь ей снять платье, корсаж, воротничок, манжеты и распустить прическу. Ей хотелось спать. Она выпила холодной воды и собралась ложиться. В воздухе витало что-то необычное. Это был вечер знаменательного дня, когда случилось невероятное: дочь короля Испании вышла замуж за французского монарха.

Маргарита отлично «чувствовала», отчего Мадемуазель не прислала за мадам де Пейрак портшез. Анжелика же не «чувствовала» этого и попросила служанку объясниться.

По мнению Марго, весь высший свет сегодня вечером наблюдал, как король Людовик XIV в двадцать один год прощался с юностью, и поэтому ни к чему, чтобы взгляд короля привлекла новая красавица, тем более что его бывшие любовницы и так ссорились из-за расположения монарха.

— Ты преувеличиваешь, — пожала плечами Анжелика.

Она не могла себе представить, что Мадемуазель может сыграть с ней такую дурную шутку. Принцесса выглядела искренней, когда приглашала ее на бал.

— Но, — возразила Марго, — принцесса не может замечать все, особенно в такой день, как сегодня. Не первый и не последний раз приказы Мадемуазель не выполняются! Или их истолковывают по-своему. Слуги сильных мира сего славятся умением угадывать намерения хозяев лучше их самих.

Анжелика велела служанке замолчать, потому что сейчас она напоминала ей кормилицу…

Об истинной причине Маргарита догадалась чуть позже, когда домой вернулся граф де Пейрак. Анжелика все еще спорила с Марго, но появился Жоффрей, и все разочарования вмиг исчезли. Никакой бал не сравнится с возможностью быть рядом с ним. Она бросилась мужу на шею.

Марго сделала реверанс и ушла.

А супруги удалились наверх, в свою комнату, где ощущалось свежее дыхание ночи и куда время от времени доносился легкий шепот волн.

Жоффрей не стал скрывать, что известие о королевском бале в Сен-Жан-де-Люзе заставило его покинуть иностранных гостей, с которыми он встречался по просьбе кардинала. Граф хотел как можно быстрее прибыть на великолепный праздник, чтобы опередить поклонников жены и самому пригласить прекрасную графиню де Пейрак на танец, если только он не испортит его своей неуклюжестью. Как и Анжелика, Жоффрей любил танцы! А она знала, что некоторые из них для него не сложнее ловких выпадов стремительной дуэли.

— Да вы ревнуете, — снова с наслаждением упрекнула Анжелика графа, — надеюсь, вы не из тех мужей, которые мечтают запереть супругу дома, чтобы скрыть ее от посторонних взглядов?

— Кто знает? — отвечал он, напустив на себя злодейский вид. — Особенно если супруга — самая красивая, самая изысканная и самая обворожительная? Кто знает?..

Они игриво спорили.

Они теряли себя в объятиях друг друга.

Они любили друг друга.

Они были счастливейшими из смертных и умели смаковать отпущенные им мгновения счастья, когда окружающий мир вдруг исчезал и во всей Вселенной они оставались одни.

Глава 11

Королевский бал

ПРИДВОРНЫЕ кружились в танце на той же сцене, на которой ставили испанскую комедию, рассказывает испанский хроникер. Королева-мать и те дамы и господа, которые не желали танцевать, входили через огромную дверь и поднимались на помост посреди зала. Четверть часа спустя король и его придворные вошли в театр через другой вход. Музыканты расположились вдоль стены.

Хроникер увлеченно называет имена танцоров, которые, преисполнившись оживления и нетерпения, забывали в танцевальных па и сложных движениях о серьезности церемонии, на которой присутствовали, — к слову, без приглашения! — по другую сторону границы, в Фонтарабии.

Среди всеобщего ликования по случаю королевской свадьбы особенно выделялась глубокая печаль испанцев, которые прощались со своей инфантой, но это была далеко не единственная причина их уныния.

И хотя это казалось довольно странным — видеть, как король Франции открывает бал, чтобы отпраздновать свадьбу с женщиной, которую он еще даже не видел, — самыми радостными на балу выглядели именно французы. Собравшись вокруг своего молодого короля, их неизменного спутника в сражениях и празднествах, они дарили себе и друг другу этот бал в память о минувших годах, прожитых в непрерывной череде развлечений и битв, где среди размеренной непринужденности приемов и танцев они вкусили опьянение юности, стоя на пороге великих свершений, предначертанных им и их монарху.

Помимо короля, Месье и Мадемуазель в Фонтарабию приехали мадемуазель де Шемро и мессир д'Арманьяк[177], принцесса де Бад и герцог де Креки[178], а также герцогиня де Валентинуа[179] и, конечно, принцесса Генриетта Английская[180]. Хроникер писал о ней как о даме, которая «необычайно грациозна во всем, что было особенно заметно, когда она танцевала. А праздничный наряд делал ее еще более прекрасной. Одним словом, она была великолепна!».

Здесь роль хроникера была отведена французу, и каждый с легкостью распознает в описании стиль аббата де Монтрея. Граф де Суассон, мессир де Тюренн, герцог Бульонский, герцог де Валентинуа и еще несколько дам не танцевали, то ли оттого, что не любили танцы, то ли потому, что полагали, будто танцы в театре не слишком приличествуют их рангу.

Кроме того, на бал явились пять или шесть испанских сеньоров.

Среди дам, даривших наслаждение взору своей красотой, грацией и изяществом движений, выделялась герцогиня де Валентинуа, хотя ей было далеко до прекрасной мадемуазель де Менвиль[181]. И несмотря на то что последнюю все единогласно признали самой обворожительной женщиной, герцогиня танцевала гораздо лучше. Первой же красавицей объявили мадемуазель де Ламотт[182], к тому же в искусстве танца она превзошла остальных. Возможно, секрет скрывался в партнерах, от которых многое зависит во время наиболее сложных танцевальных фигур.

Все поддались очарованию вечера, чуть тронутого ноткой грусти и волнения. Увлеченные царящим вокруг весельем и задором музыканты непревзойденно сплетали ударные ритмы сельских танцев с более медленными мотивами, требующими при исполнении известного изящества.

Среди мужчин хроникер выделил господ де Вилькье[183], де Сан-кура и де Гонтери.

«Не осмеливаюсь говорить о короле, — пишет аббат де Монтрей, — который привлекательностью и изысканностью превзошел всех, а кроме того, прекрасно танцевал…»

Были такие, кто в упоении от блистательного бала сожалели об отсутствии дона Хуана Хосе Австрийского, сына короля Испании, необыкновенно привлекательного мужчины и прекрасного танцора.

Но настойчивые призывы к молчанию заставили болтунов прикусить языки. Неужели они позабыли о скандале, виновником которого стало ужасное чудовище Капитор, шут дона Хосе?

Дон Хуан Хосе повсюду возил с собой шута, дабы тот постоянно развлекал его, как это было принято у испанских грандов и в старину при дворах. Во время поездки в Лувр шут также был при нем. Вернее, это была женщина по имени Капитор, переодетая мужчиной — на боку у нее даже висела шпага. Капитор открыто обсуждал Марию Манчини и жестоко ее высмеивал, изображая, будто Манчини, худая смуглая итальянка — королева. Вот почему весь двор догадался о страсти короля, до этого момента тщательно от всех скрываемой. Перепуганная Мария потребовала немедленно убрать карлицу, которая, возможно, лишь исполняла чью-то волю — извечная роль шутов, вестников любовных признаний или приказов и зачастую разоблачителей многих тайн. Действительно, этот скандал вынудил Людовика XIV просить руки племянницы Мазарини, и тут пришел черед пугаться кардиналу.

Мирные переговоры с Испанией вот-вот завершатся подписанием соглашения и свадьбой инфанты с Людовиком XIV, а тут последний собирается пойти на поводу у своей страсти. Да какой!

Как известно, за этим последовали ожесточенные споры, и чем они закончились, ясно всем, ибо король женился на инфанте. Кардинал победил.

Не давая веселью потухнуть, Филипп де Курсильон, всегда полный разнообразных идей и острот, тут же загладил в памяти гостей воспоминание о скандале, построив всех для сарабанды[184], такой длинной, что танцорам пришлось выйти на улицу и танцевать под луной.