Габриэль Берн не смог удержаться, чтобы не заглянуть в открытые сундуки.
Жоффрей де Пейрак наблюдал за выражением его лица.
— Ножевой товар из Шеффилда, самый лучший, — заметил он.
— Знаю, — подтвердил Берн.
Впервые за много дней напряженное выражение сошло с его лица, взгляд оживился. Он как бы забыл, что разговаривает с ненавистным соперником.
— Не слишком ли это хорошо для дикарей? Они бы удовольствовались и меньшим.
— Индейцам нелегко угодить в том, что касается оружия и инструментов. Обманув их, я бы свел к нулю преимущества сделки. Подарки, которые вы видите, должны обеспечить нам мир на территории более обширной, чем все французское королевство. Их также можно обменять на меха или продать за золото и драгоценные камни, которые остались у индейцев с незапамятных времен от их таинственных городов. Драгоценности и благородный металл по-прежнему ценятся на побережье, причем необязательно в форме золотых монет европейской чеканки.
Берн в задумчивости вернулся к своим друзьям. Они по-прежнему держались все вместе и хранили молчание. Их подавляла огромная территория, которая вдруг досталась им, лишившимся всего. Они без конца смотрели на море, скалы, их взгляд поднимался к холмам с гигантскими деревьями, и каждый раз все вокруг выглядело иначе из-за блуждающего тумана, придававшего пейзажу то приветливую мягкость, то бесчеловечную дикость.
Граф следил за ними, положив руки на пояс. Глаз его, чуть растянутый шрамом на щеке, сощурился в усмешке и принял сардоническое выражение, но Анжелика уже знала, что скрывается за этой видимой черствостью. Сердце ее рвалось к нему в пылком восхищении.
Вдруг он произнес вполголоса, не оборачиваясь к ней:
— Не смотрите на меня так, прекрасная дама, вы внушаете мне праздные мысли. Сейчас не время.
И, обращаясь к Маниго:
— Каков будет ваш ответ?
Судовладелец провел рукой по лбу.
— Возможно ли в самом деле жить здесь?.. Все так чуждо для нас. Созданы ли мы для этого края?
— Почему же нет? Разве человек создан не для всей земли? Зачем тогда вы принадлежите к высшему роду животного мира, роду, наделенному той самой душой, которая одухотворяет смертное тело, той верой, которая, как говорится, движет горами, если боитесь взяться за дело с тем мужеством и умом, которые проявляют даже муравьи или слепые термиты?
Кто сказал, будто человек может жить, дышать и думать лишь на одном месте, как раковина на берегу? Если ум принижает его, вместо того чтобы возвышать, пусть лучше человечество исчезнет с лица земли, уступив место бесчисленным насекомым, в тысячу раз более многочисленным и активным, чем человеческое население земного шара, и пусть они заселят его в грядущие века своими микроскопическими племенами, подобно тому, как это было в начале творения, когда мир, еще не обретший форму, был населен одними гигантскими породами чудовищных ящериц.
Протестанты, непривычные к столь пространным речам и к подобным блужданиям мысли, взирали на него в великом изумлении, а ребятишки жадно ловили каждое слово. Пастор Бокер прижимал к груди свою Библию.
— Я понимаю, — произнес он, задыхаясь от волнения, — понимаю, что вы имеете в виду. Если человек не способен повсюду продолжать дело созидания, стоит ли ему в таком случае быть человеком? И зачем тогда нужны люди на земле? Теперь я понял Божий наказ Аврааму: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего в землю, которую я укажу тебе».
Маниго простер свои могучие руки, требуя слова:
— Не стоит заблуждаться. Разумеется, у нас есть душа, у нас есть вера, но нас всего пятнадцать человек, а перед нами огромная задача.
— Вы не правильно считаете, господин Маниго. А ваши жены и дети? Вы всегда говорите о них, как о безответственном стаде блеющих овец. Между тем они доказали: в том, что касается здравого смысла, выдержки и мужества, они стоят вас всех. Даже ваш маленький Рафаэль, который сумел не умереть, несмотря на лишения и тяготы пути, какие редко переносят младенцы его возраста. Ведь он даже не заболел… А тот ребенок, которого носит под сердцем ваша дочь? Только благодаря ее выносливости в нем сохранилась жизнь, еще не успевшая начаться. Он родится здесь, на американской земле, и сделает вашим этот край, потому что, не зная другого, полюбит его, как свою родную землю. У вас храброе потомство, господа ларошельцы, и мужественные жены. Вас не просто пятнадцать человек. Вы уже целый народ.
Кушанья, которые без конца готовили и приносили, распространяли смешанные запахи, незнакомые и аппетитные. Протестантов вдруг окружили со всех сторон и принялись угощать. Индианки, такие же гордые, как их мужья, но улыбающиеся, притрагивались к одеждам европеек, болтали, издавали громкие восклицания. Женщинам они клали руку на живот, затем, отпрыгнув в сторону, поднимали эту руку и задерживали ее на разной высоте с вопросительным видом.
— Они хотят знать, сколько у вас детей и какого возраста, — объяснил Никола Перро.
Установленный таким образом рост всего семейства Каррер, начиная с маленького Рафаэля, вызвал небывалый восторг. Вокруг мадам Каррер завелся настоящий хоровод с хлопаньем в ладоши и радостным улюлюканьем.
Этот разговор вернул их к привычной заботе:
— Где же наши дети?
На этот раз они действительно исчезли. Только нескольких удалось обнаружить. Никола Перро пошел разузнать, в чем дело.
— Их всех увел Кроули в лагерь Шамплена.
— Кто такой этот Кроули? И где лагерь Шамплена?
В этот день, которому суждено было попасть в анналы территории Мэн, произошло столько событий, что за ними невозможно было уследить.
Анжелика оказалась на лошади, скачущей по узкой тропинке, устланной сухим мхом, под тенью деревьев, достойных Версаля, вдоль берега, усеянного скалами, на которые, как разъяренный зверь, бросалось море. Завывания моря и ветра, свет, просеянный сквозь листья, ощущение то населенного, то пустынного пространства придавали особое очарование этому месту.
Лесные охотники вызвались сопровождать встревоженных матерей. Для тех, кто не умел ездить верхом, нашлись повозки с соломой. В последнюю минуту к ним присоединилась часть мужчин.
— Вы думаете, я вас отпущу с этими бородатыми распутниками? — заявил жене адвокат Каррер. — То, что эти черномазые устроили вам триумф, потому что у вас одиннадцать детей, которые отчасти и мои, еще не повод, чтобы вести себя, как в голову взбредет. Я еду с вами.
Хотя тропинка была узкая и по пути им пришлось переправиться через реку, дорога заняла меньше часа. Это была хорошая прогулка для детей, они с удовольствием размяли себе ноги. Показались разрушенные хижины. Они были построены около пятидесяти лет тому назад несчастными поселенцами Шамплена. Заброшенные хижины частично сохранились на опушке леса, на просторной лужайке, полого спускавшейся к песчаной отмели красновато-кораллового оттенка. Но в отличие от их бухты, расположенной в нескольких милях отсюда, эта не могла служить убежищем. Отмель была загромождена отвесными скалами, которые штурмовали яростные волны.
Ребятишки резвились и гонялись друг за дружкой между хижинами.
— Мама, — крикнула Онорина, покатившись навстречу матери, как маленький шарик. — Я нашла нам с тобой дом. Самый красивый, там всюду розы. И месье Кро отдает его нам одним, тебе и мне.
— И нам тоже! — крикнул разгневанный Лорье.
— Тише, тише, крикливые маленькие койоты, — произнес странный человек, стоявший в начале тропинки, как хозяин, встречающий уважаемых посетительниц.
Свою меховую шапку он держал в руках, обнажив ярко-рыжую шевелюру. Он был гладко выбрит, если не считать бакенбард, — но не на висках, а на скулах — которые образовывали нечто вроде щетинистой маски огненного цвета, производившей сильное впечатление на людей, не знакомых с этой особенностью шотландского племени.
Он объяснялся наполовину по-французски, наполовину по-английски и с помощью мимики, как индейцы. Понять его было нелегко.
— Девочка права, mylady. My inn is for you.note 34 Меня зовут Кроули, Джордж Кроули, и в my storenote 35 вы найдете every furniture for houshold…note 36 Взгляните на мои дикие розы.
Но уже ничего не было видно, так как выпал густой туман, струящийся вокруг мириадами блестящих капелек.
— Ох, — простонала мадам Каррер, — никогда я не привыкну к этому туману.
— Дети, где вы?
— Мы здесь! — крикнули невидимые дети.
— Бог знает, что они будут творить со мной в этой стране!
— Come in!.. Come in!..note 37 — говорил шотландец.
Пришлось пойти за ним на слух.
— Nonote 38 туман, — говорил он снисходительно. — Нет тумана to daynote 39. Он то появляется, то исчезает. Зимой, yesnote 40, здесь самый густой туман в мире.
Как он и обещал, туман рассеялся, унесенный ветром.
Анжелика очутилась перед деревянным домиком с соломенной крышей, увитым цветущими розами нежных оттенков и с чудесным запахом.
— Вот мой дом, — объявила Онорина.
И она дважды обежала вокруг, крича, как ласточка.
Внутри был разожжен добрый огонь. В доме было целых две комнаты, обставленных мебелью, сделанной из бревен или же грубо вырезанной из древесных стволов. Они были немало удивлены, обнаружив стол черного дерева с витыми ножками, который подошел бы и для гостиной.
— Подарок месье де Пейрака, — заметил шотландец с удовлетворением.
Он показал также оконные стекла, роскошь, совершенно не известную в других хижинах. Там на окнах были только рыбьи пузыри, пропускавшие слабый свет.
— Раньше и я довольствовался этим.
Это «раньше» было довольно давно. Кроули был помощником капитана на корабле, разбившемся тридцать лет назад о непреодолимые скалы у берегов Мэна. Единственный оставшийся в живых, он добрался, весь в ранах, до негостеприимного берега. Ему так здесь понравилось, что он решил остаться.
Считая себя господином этих мест, он встречал меткими стрелами, выпущенными с верхушки деревьев, всех пиратов, пытавшихся укрыться в бухте. Индейцы ему не помогали. Они были миролюбивы и никогда не начинали боевые действия. Кроули сам прогонял незваных гостей.
"Анжелика и её любовь" отзывы
Отзывы читателей о книге "Анжелика и её любовь". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Анжелика и её любовь" друзьям в соцсетях.