— Так что же он хотел?

— Да ничего особенного, — ответил Кловис, покачав головой.

— Но все-таки?

— Он хотел, чтобы я сделал так, чтобы вы, госпожа графиня, отправились к англичанам и чтобы господин граф об этом не знал. Говорили, что нужно отвезти маленькую англичанку на другой берег Кеннебека. Мне казалось это очень простым делом. Я сказал Мопертюи и его сыну, что господин граф поручил им сопровождать вас вместе с вашим сыном до английской деревни и что он будет ждать вас в устье реки. Они не увидели в этом подвоха. Канадцы, те всегда согласны идти в лес, не задавая лишних вопросов. Они сказали об этом молодому господину, — Кловис показал подбородком на Кантора, — и тот ничего не заподозрил. Молодые тоже всегда готовы идти куда угодно, не ломая себе особенно голову…

— Ну уж спасибо, — сказал Кантор, поняв, что воспользовались его юношеской импульсивностью, чтобы ввести в заблуждение отца и завлечь в западню мать.

В Хоусноке он подошел к Анжелике и сказал ей от имени отца, что она должна отправиться одна в Невееваник, и она Так и сделала, не усомнившись в источнике отданного распоряжения.

План был составлен столь хитроумным способом и с таким знанием личных особенностей каждого, что Анжелика сильно усомнилась в том, будто все это было задумано самим Кловисом.

— Как выглядел человек, который подошел к вам в Хоусноке?

Она спросила, уже заранее зная ответ. И стала говорить вместо замолчавшего овернского углекопа.

— Бледный мужчина, с леденящим взглядом, не правда ли?

— — Да, первый раз был он, — сказал Кловис. — Но я видел и других. Их было много. Все они моряки. Думаю, что у них два корабля. Они подчиняются какому-то человеку, который сам не показывается и только отдает им приказы. Лишь иногда они с ним встречаются. Они называют его Велиалит. Это все, что я знаю.

И он протянул руку, чтобы взять с земли свой почти пустой мешок, из которого состояла вся его поклажа, как бы давая этим понять, что это все, что он хотел им сказать.

— Вы не можете не знать, Кловис, что в английской деревне мы попали в западню и чуть не потеряли свою свободу, а может быть, и жизнь…

— Да, я узнал об этом, поэтому я и удрал. А кроме того, они меня обманули. Никакого изумруда я не получил. Пират, у которого были эти изумруды, вступил в союз с господином графом. Я должен был сообразить, что если господин граф там окажется, то это он будет таскать каштаны из огня. Я поступил правильно в тот день, когда пошел к нему служить, и должен был там и оставаться.

— Да, — строго сказала Анжелика. — Но у вас всегда голова плохо варила, Кловис. Вместо того, чтобы сохранить верность хозяину, доброту, а также силу которого вы знаете, вы предпочли следовать вашим дурным наклонностям, завидовать и вредить другим людям, в частности, мне. Вы были бы очень довольны, если бы со мной что-нибудь случилось, не так ли? Ну что ж, можете радоваться. У меня действительно были неприятности, и они еще не кончились. Но я не уверена, что вы извлекли какую-нибудь пользу из своего сговора со злом.

Кловис с виноватым видом опустил голову.

Несмотря на все его дурные проступки, Анжелика испытывала жалость к этому затравленному одинокому человеку. Это был ограниченный, хотя и не глупый парень, имевший кое-какие способности в своей профессии кузнеца, но слишком примитивный, чтобы в одиночку бороться с превратностями судьбы в этом сложном и жестоком к простым людям мире. Она знала его тайну: страсть человека, которому в пляшущих языках пламени кузнечного горна мерещится богатство, его любовь к драгоценным камням, из которых он мечтал в один прекрасный день соорудить пышный алтарь в маленькой церкви Сент-Фуа города Конк в провинции Руэрг, откуда он был родом.

Она сказала ему:

— А почему, когда вы поняли, что поступили дурно, вы не пошли и не поговорили откровенно с господином графом?

Он посмотрел на нее, не скрывая возмущения…

— Вы что, принимаете меня совсем за кретина… Это после всего, что я сделал! Я, можно сказать, послал вас на смерть, вас, госпожа графиня! И вы хотите, чтобы я обо всем этом ему рассказал… Вы думаете, что он сжалится над тем, кто хотел вам навредить? Сразу видно, что вы женщина и воображаете, что мужчины могут просто таять от жалости, как это делаете вы, женщины… Я его знаю, знаю лучше, чем вы. Он бы меня убил.., или еще хуже! Он на меня бы так посмотрел, что я бы подох от страха… Нет уж, я предпочел убежать… Потому что вы для него все.., дороже вас у него ничего нет… А когда обладаешь самым для тебя дорогим, то у тебя вот здесь жжет, — сказал он, положив руку себе на грудь. — Никто не смеет к этому прикоснуться и попытаться у вас его отнять… Я знаю, что это такое… У меня тоже есть самое для меня дорогое, это моя жизнь.., и я не хочу ее потерять, и поэтому я убежал… Потому что «они» идут за мной по пятам. «Они» так опасны, — продолжил он тихим голосом, — что только взглянешь на них, и кровь у тебя застывает в жилах. Среди них есть такие типы, как Зверюга, Одноглазый, Хмурый, Невидимка (это тот, кого они посылают первым, потому что никто его не заметит, так он похож на кого-то, кого ты уже видел). Все они — отродье Сатаны. Может быть, они захотят узнать, где я прячу самое дорогое, что у меня есть, но дудки, я им не дамся.

Он забросил мешок за спину и направился к выходу из пещеры.

Кантор одним прыжком преградил ему дорогу.

— Не так быстро, Кловис! Ты нам еще не все сказал.

— Как это не все? — ответил углекоп.

— Не все! Ты что-то от нас скрываешь. Я это чувствую.

— Ты похож на своего отца, — выдавил Кловис, посмотрев на него с ненавистью. — Ну ладно, дай мне пройти, пацан. Я вам сказал, что не хочу оставить в этом деле свою шкуру. Хватит и того, что я попытался спасти ваши две шкуры…

— Что ты хочешь сказать? — перебил его Кантор. — От какой опасности ты хотел нас спасти?

— Да, говорите! — настойчиво попросила Анжелика, поняв из слов Кловиса, что Кантор угадал правильно. — Кловис, мы всегда были добрыми друзьями, и вы жили вместе с нами в Вапассу. Будьте настоящим товарищем и окажите нам свою помощь до конца.

— Нет! Нет! — упрямо повторял Кловис, оглядываясь с затравленным видом. — Если я сорву их план, То «они» меня убьют.

— Какой «план»? — вскричал Кантор. — Кловис! Ты не можешь позволить им одержать над нами верх. Ты же один из наших…

— Я вам сказал, что я оставлю в этом деле свою шкуру, — повторил Кловис с отчаянием. — «Они» убьют меня. «Они» не отступят ни перед чем. Это демоны.., они следят за мной, я всегда их чувствую у себя за спиной…

— Кловис, ты ведь один из наших, — повторил Кантор, посмотрев на него своими зелеными глазами, как змея, которая хочет загипнотизировать свою добычу. — Говори.., или иначе, от них, может быть, тебе удастся уйти, но ты не уйдешь от божьей кары, от проклятья твоей овернской святой.

Углекоп, прислонившись к стене пещеры, напоминал загнанное животное. Он пробормотал:

— Вы мне как-то сказали, мадам, что я должен покаяться. Как вы об этом узнали?

— По вашим глазам, Кловис. Вы человек, который не может никак решить, находится ли он на стороне добра или на стороне зла. Этот момент наступил.

— Они взорвут корабль!

— Какой корабль?

— Корабль губернатора, который стоит на якоре недалеко отсюда.

— «Асмодей»?

— Может быть, он так называется.

— И когда?

— Откуда я знаю? Сейчас, через час.., или через два. Но это произойдет этой ночью во время праздника, который там устроили…

Лица Анжелики и Кантора застыли от ужаса.

— Поэтому я и сделал так, чтобы вы оба пришли сюда.., когда я узнал, что вы будете присутствовать на этом празднике. Я не хотел, чтобы вы взлетели в воздух вместе со всеми… Вот, я все сказал… Теперь дайте мне уйти…

Он резко отстранил их и выбежал из часовни. Они услышали, как, продираясь сквозь кустарник, словно дикий кабан, он спустился в овраг.

Слава создателю, который сделал индейцев столь же быстрыми в беге, как олень!

Пиксарет устремился вперед по дороге, которая вела к владениям Марселины, перепрыгивая через препятствия, почти не касаясь земли, иногда буквально летя по воздуху, пересекая ночную тьму, как молния, как ветер. Глядя на него, боги должны были испытывать гордость за род человеческий.

Будучи предупрежденным Анжеликой об опасности, которая нависла над гостями губернатора на борту «Асмодея», он бросился вперед, быстро обогнав Кантора. Кантор бежал очень быстро, но Пиксарет летел, как на крыльях.

Анжелика следовала за ними столь быстро, насколько ей это позволяла больная нога. Ужас подгонял ее, и она, задыхаясь, добежала до фактории братьев Дефур. Оставалось пробежать еще полмили.

Она остановилась. Незадолго перед этим она крикнула Кантору, чтобы его задержать. Храбрый мальчик бросился спасать других, вовремя предупредить их, рискуя, как и благородный индеец, своей жизнью.

А если корабль взлетит на воздух в тот момент, когда они оба будут на его борту, раньше чем им удастся убедить всех участников праздника покинуть его?

Эта мысль повергла Анжелику в такой ужас, что она не могла ни думать о чем-либо другом, ни даже обратиться с молитвами к небу.

«Это невозможно, — повторяла она себе, — это было бы слишком ужасно. Это не должно случиться».

Каждая секунда решала судьбу многих людей и, может быть, судьбу ее сына, рискующего жизнью ради спасения других. В трюмах «Асмодея» некий смертельный груз пожирал время и приближал мгновение катастрофы. В какой момент пересекутся неотвратимый взрыв и бешеный бег Пиксарета и Кантора? Произойдет ли это до их прибытия? Или тогда, когда они будут на борту корабля? Или потом, когда все будут спасены?

Анжелика бежать уже не могла и пошла шагом. Когда она находилась на полпути к берегу, в глубине леса возник ослепительный сноп света, и гром взрыва отозвался эхом в скалах.

Как она дошла до дома Марселины? Она об этом никогда не узнает…