Кроткая Мария обернулась назад, поглядев внутрь комнаты.

— Она спокойно почивает, слава тебе Господи!

— Тогда закройте ставни и тоже ложитесь отдыхать. Возможно, какой-то зверь в лесу попал в ловушку. В любом случае, Мария, вам не следовало быть на ногах. Достаточно волнений на сегодня. Быстро ложитесь спать, милая, если вы хотите сделать мне приятное.

— Да, сударыня. Вы очень добры, сударыня, — ответила девушка, чей голос внезапно дрогнул.

— Спокойной ночи, сударыня, — ласково пожелала Дельфина.

Они удалились и заперли тяжелую деревянную дверь.

..Какое-то мгновение, стоя в темноте, Анжелика пыталась вновь услышать отголосок жуткого крика. Ей чудилось, что он еще звенит вокруг нее.

«Кто так страдает в ночи? — спросил ее тайный внутренний голос, — какой демон, какой блуждающий суккуб»? note 9 Ах, я теряю рассудок. «Они» меня с ума сведут своим вздором… Жоффрей!

Она обнаружила, что вновь осталась одна, и внезапный ужас овладел ею.

Теперь уже она закричала:

— Жоффрей, Жоффрей, Жоффрей! Где вы?

— Я здесь, — отвечал голос графа, поднимавшегося ей навстречу. — Что там еще случилось, сердце мое! Что за паника! Боже мой, как вы измучены!

Она бросилась к нему и судорожно сжала его в своих объятиях.

— Ах, как же я вдруг испугалась! Не будем больше разлучаться сегодня вечером, не будем больше разлучаться, иначе я умру.

Глава 7

Пришло утро, белое утро, пропитанное туманом; ничего не было видно. Но все же стало достаточно светло и ясно, чтобы ночное колдовство рассеялось при наступлении дня.

Анжелика и Жоффрей, опершись о бортовые поручни «Голдсборо», ждали лодку, которая должна была доставить их обратно на берег.

Им совсем не хотелось, чтобы она пришла быстро. Они чувствовали себя покойно рядом друг с другом, окутанные одиночеством и таинственностью, которые создавал вокруг них туман. С невидимой земли до них долетал шум работающего не покладая рук поселка. Вскоре им надо будет прибыть туда и вновь нести груз обязанностей, ими самими возложенных на свои плечи. Но сегодня их усталость рассеялась. Они ощущали себя сильными и счастливыми, напряженная жизнь, чье эхо докатывалось до них сквозь полупрозрачную, ватную завесу тумана, радостно отзывалась в них. Перекликались рыбаки, возвращавшиеся на берег, гулко стучали плотники, прибивая доски, балки, дранку; не отрываясь от своих дел, женщины звали детей…

Крики морских птиц и отдаленное воркование горлинок в лесу витали над этой симфонией звуков; запахи жизни проникали сквозь туман — запахи костров, копчения, табака, рома, свежеспиленного дерева — типичные для форта, расположенного на побережье, с привкусом морского йода и опьяняющего дыхания смолистых лесов.

— Я помирюсь с дамами Голдсборо, — сказала Анжелика. — Они не очень-то покладистые… Впрочем, и я тоже. Конечно, мы с ними по-прежнему ссоримся. Но, в сущности, мы питаем симпатию друг к другу, а наши стычки побуждают нас стремиться к лучшему. Эти женщины умны и понимают, что я привношу в их жизнь нечто непривычное, что позволяет им стать лучше. Я всегда ценила у гугеноток как раз то, что, в отличие от многих католичек, особенно крестьянок и простых горожан, они не принижены в своей женской доле, у них нет нерассуждающей покорности перед мужем или кюре.

— Да, — хмыкнул Пейрак, — сразу видно, что вам удалось стряхнуть с себя папистское влияние.

— Я стряхнула с себя все влияния, — засмеялась Анжелика, — кроме вашей любви.

И она бросила на него исполненный страсти взгляд. Часы, которые только что промчались, эта волшебная ночь навсегда останутся для нее бесценным даром; никогда не забудет она слова, сказанные ими во время драматичной попытки первого примирения, или же позже, в ослепляющем порыве любовных объятий, или же еще позже, в ласковом полусне, в блаженстве ночных часов, в то время как тела их, умиротворенные, но все еще трепещущие, были словно зачарованы изведанными наслаждениями, а свободный дух их отбросил земные заботы, и они могли говорить обо всем без стыда, открыв друг другу сердце. Все эти слова навсегда пребудут ее сокровищем, которым она не устанет наслаждаться, перебирая каждое из них, дабы вкусить еще раз их нежность, их силу.

Уже близок был тот день, когда в этих воспоминаниях она станет черпать силы, необходимые ей, чтобы пережить ужасное испытание. Но тогда, спокойным утром, пронизанным светом и теплом, она еще не знала об этом.

И лишь завораживающая песня Потерянной башки, где-то вдали, не давала затихнуть чуть слышной, но настойчивой тревоге. Но Анжелика не хотела обращать на нее внимание. Она чувствовала себя обновленной и, улыбаясь, смотрела в глаза человеку, которого она так любила. Все в нем волновало ее, даровало ей счастье.

Мерный плеск воды подсказал им, что приближается шлюпка. Они подошли к выходу на трап, створку которого уже убрал один из матросов. Стоя на коленях, он разматывал веревочную лестницу.

— Я совсем позабыла о котенке, — вспомнила Анжелика. — Надеюсь, кто-нибудь напоил его… И что герцогиня де Модрибур не скончалась. Кроме того, теперь, когда все слегка успокоилось, мне надо будет навестить Абигель. Она уже скоро родит…

Они сели в лодку, и матросы взялись за тяжелые весла, чтобы преодолеть несколько саженей, отделяющих их от берега.

— Я также расспрошу госпожу Каррер — пусть она найдет приличествующее герцогине помещение, чтобы мы вновь смогли поселиться в наших апартаментах в форте. Ведь вы же не уезжаете? Я не в силах более переносить, когда вы покидаете меня, душой или телом… Часы делаются столь длинными и столь долгими, когда я не знаю, где вы. Я хочу принадлежать Голдсборо всем своим существом, но только рядом с вами… Что за корабль вошел вчера вечером в порт?..

Пейрак покачал головой.

— Я сильно опасаюсь, что эти люди прибыли сюда, дабы вырвать меня из ваших объятий и принудить вновь странствовать по Французскому заливу для поддержания порядка.

— Англичане?

— Нет, французы. Губернатор Акадии собственной персоной, господин Виль д'Авре. Мне объявили о его прибытии еще вчера вечером, но я поручил Колену и д'Урвиллю принять его, ибо хотел посвятить себя вам, и только вам.

Шлюпка причалила. Анжелика, идя по берегу, почти сразу же наткнулась на что-то крошечное, живое, что билось, злосчастное, в водорослях.

— Что там такое? Краб! О боже, это мой котенок, — вскричала она, — что он здесь делает? Он и без того совсем больной.

Она наклонилась и взяла его на руки. Весь в пене прибоя и песке, с шерстью, прилипшей к хрупкому тельцу, он, казалось, опять был при последнем издыхании. Но как и накануне, он обращал к ней взгляд своих золотых глаз — требовательный и признательный.

— Можно подумать, он поджидал меня здесь, на берегу, зная, что я должна появиться именно отсюда…

— Я тоже поджидал вас здесь вместе с этой зверушкой, — раздался хныкающий голос Адемара, появившегося из тумана. — Тут вот какое дело-то… Этот губернатор Акадии, ну, что прибыл вчера вечером.., он говорит, будто мы дезертиры, и я, и другие солдаты, которые раньше в форте Сент-Мари были. Он говорит, что военным судом судить нас будет. Он хотел палкой поколотить того толстяка, который нас привез.

— А, и Дефур тоже здесь, — отметил Пейрак, — это обещают бурю, братья Дефур не любят чиновников из Квебека. Кто там еще?

Из тумана вышли три или четыре фигуры — Колен, помощник де Пейрака, Ванно, д'Урвилль, Габриэль Берн. По их словам, они хотели бы обратиться к господину и госпоже де Пейрак с некоторыми вопросами, которые надобно срочно обсудить, прежде чем французский губернатор, ставший их гостем накануне вечером, — человек, судя по всему, весьма беспокойный, — завладеет вниманием графа, осыпая его настояниями и требованиями.

Колен тем временем уже приступил к своим обязанностям. Здравый смысл, с каким он действовал на благо Голдсборо, понемногу снискал ему уважение гугенотов.

Он сказал, что у него есть два замысла, и оба встречены в поселке благосклонно — и гугенотами, и католиками. Прежде всего, строительство небольшого форта с четырьмя башенками по углам — на реке Каюга, на полдороге между лагерем Шамплен и портом Голдсборо. Именно по этой реке легко могли проскользнуть враждебно настроенные индейцы и нанести урон живущим в окрестностях белым.

Здесь в прошлом году на графа де Пейрака было совершено нападение, как раз ирокезами Каюга, чье имя так и осталось в названии местности. Несколько позже, осенью, другое племя, занимавшееся грабежом, похитило женщину и тяжело ранило мужчину; были зверски перебиты индейцы из маленькой соседней деревушки, а оставшиеся в живых бросили свои хижины.

Построить там сторожевой и защитный форт, который бы охранял жителей, передвигающихся по своим делам между лагерем Шамплен и портом, становилось насущной необходимостью, особенно в это время года, когда можно было ждать скорого появления военных отрядов ирокезов, рыскающих повсюду.

Другой замысел касался постройки католической часовни. Ее собирались возвести по ту сторону холма, там, где пожелали обустроиться будущие колонисты с «Сердца Марии».

— Хорошо! — сказал граф, — приступим же к разрешению сих щекотливых вопросов, а для начала давайте подкрепимся у госпожи Каррер, отведаем ее суп из ракушек и горячего вина с корицей.

Он увлек Анжелику к трактиру, откуда доносился добрый запах очага; за ними последовали остальные, а также солдаты-испанцы; последним, как всегда, тащился Адемар с видом человека, идущего за похоронными дрогами.

Анжелика спрятала котенка себе под накидку и почувствовала, как он дрожит.

Габриэль Берн подошел к ней и отвлек ее немного в сторону.

— Позвольте мне, сударыня, сказать вам несколько слов. Я предвижу, что господин де Пейрак вынужден будет отбыть на несколько дней в экспедицию на реку Святого Иоанна и вы, я полагаю, желали бы его сопровождать… Так вот, я хотел бы попросить вас… Моей дорогой жене подходит время родить… Я чрезвычайно обеспокоен. Только ваше присутствие здесь может утвердить нас в уверенности счастливого исхода…