— Нет, — несколько устало ответил Финбар, — никакого отношения к театру. Преподает в школе и любит поэзию, как и я.

— Преподает в школе? — И ведущий, и зрители были шокированы.

— Джоан, похоже, это о тебе, — сказала мама. — Он ведь говорил, что ты хорошо разбираешься в поэзии. А твой Робин знает?

Но я не могла вымолвить ни слова, меня поразила та же догадка, которую высказала мама. Он мог говорить обо мне. Сразу вспомнилась встреча Нового года, театр «Олдуич»… Я начала грызть ногти.

— Дорогая, не делай этого, — попросила мама.

Расследование на экране продолжалось.

— И чему преподаватель школы может научить такого яркого человека, как вы, мистер Флинн?

Мистер Флинн угодил в расставленную ловушку. Он признался:

— Вас это удивит…

— Хо-хо, — развеселился охотник, — возможно, помогает учить роль? Такие уроки, или… — Он уже не скрывал хитрости во взгляде.

— Нет, помощь с текстом мне никогда не требуется. Я всегда учу роль один, когда все остальные крепко спят! — Было заметно, что Финбар испытывает облегчение, решив, что удалось перевести разговор с жизни любовной на безопасную почву профессиональных приемов.

Но журналиста не так-то легко было сбить со следа.

— Понятно. Однако существует мнение — не правда ли? — что за каждым великим мужчиной стоит… — Ведущий пожал плечами и улыбнулся, выдерживая паузу. Фразу можно было не заканчивать. — Значит, она принимает активное участие в твоей нынешней подготовке к… — он сверился с записями, — пьесе «Кориолан».

— Вовсе нет, — спокойно ответил Финбар.

— Но она будет на премьере?

— Естественно.

Финбар начал открыто проявлять признаки напряжения. Ведущий как профессионал понял это и немного ослабил натиск. После небольшой победы он прислонился к спинке стула, — теперь он мог позволить себе быть любезным.

— Надеюсь, мы увидим вас вдвоем, позирующих фотографам после премьеры, и тогда любопытство зрителей будет удовлетворено. Правильно?

Мне казалось, что Финбар кивнет с облегчением после этой фразы, но, похоже, у того открылось второе дыхание.

— Надеюсь, что нет, — серьезно ответил он. — Я считаю, что частная жизнь людей должна быть закрыта для посторонних. Не вижу причин, по которым мои друзья должны становиться общественной собственностью. И они… — В его голосе послышалась горечь. — Не следует изучать их так же внимательно, как меня.

Ведущий почувствовал, что Финбар говорит все серьезнее, а поскольку ток-шоу было развлекательным, он рассмеялся. Напряжение спало.

— Считаешь, что ее стали бы преследовать, как принцессу Диану?

Финбар понял намек.

— Но я же не принц Чарльз, ха-ха! — произнес он, снова расслабившись.

— Хотя некоторые могут утверждать, что для них ты Прекрасный принц, хо-хо!

Последнее слово все же осталось за ведущим.

— Неужели, — проворчал отец, — в наши дни обязательно по любому поводу вспоминать королевскую семью?

— Тихо, — сказала мама с благоговением. — Он говорил про нашу Джоан. Ничего удивительного, что мы не видели здесь Робина. Он, должно быть, страшно ревнует. Еще в театре я почувствовала, что здесь все не так просто.

Я продолжала внимательно смотреть на экран. В руинах лежал весь мой мир, моя крепость, мое ледяное королевство. Маленький язычок пламени превратился в адский огонь. Я горела, и справиться с пламенем было невозможно.

— Средства массовой информации не очень-то щепетильны, — тем временем говорил Финбар. — Сегодня утром я спустился вниз, выбросить мусор, и обнаружил репортера, копающегося в моем мусорном баке.

— Он что-нибудь нашел?

Пауза для смеха в студии.

— Только подгоревший тост…

Смех усилился.

— Тебе следует купить тостер.

— Так и сделаю. — Мальчишеская ухмылка, взгляд искоса.

— Или попросить твоего школьного преподавателя научить тебя их готовить.

Бурные аплодисменты.

— Итак, благодарю Финбара Флинна за то, что он нашел время прийти в эту студию сегодня вечером и пообщаться с нами. Мы все с нетерпением ждем твоего возвращения на английскую сцену…

— Третьего марта, — сказал Финбар. — Я тоже жду этого дня. И спасибо всем большое. — Прощаясь, он помахал рукой на камеру. Актер до кончиков ногтей… Я внезапно почувствовала боль от предательства, кто кого предал, понять я не могла, а потом сквозь заключительные аплодисменты прозвучал голос моего отца:

— Джоан, как насчет кофе?

Я воспользовалась моментом и удрала.

Вперед по коридору, через неубранную кухню, из дома, на улицу — в прохладу темной ночи. Я мечтала только о том, чтобы меня оставили в покое и не мешали быть одной. И вот что случилось.

Горячие слезы на холодных щеках и священная бархатная тишина.

Я поклялась себе не сдаваться и погрозила кулаком ночному небу. Оно, усыпанное огромными бриллиантами, осталось равнодушным. Я опустила глаза и посмотрела на землю в саду — темное скучное отражение неба, грязь и тлен.

«Тебя, как обычно, ничего не волнует! — презрительно усмехнулась я. — Берегись, или я сровняю тебя бульдозерами».

Я была когда-то так счастлива в этом дрейфующем мире…

Я сильно топнула ногой, чтобы мои слова дошли до земли, и зацепила камешек. Он подскочил, угодил в невысокие кусты и рикошетом ударил по строгому забору Монтгомери. Я с вызовом завопила — долго и громко, и стояла, дрожа от ярости из-за того, что ледяной век моего самообладания остался в прошлом. А потом, как в кукольном театре призраков, освещенном лишь лунным светом, над забором возникли две головы, и у каждой из них был рот.

— О, привет, — узнала я любезные нотки и высокий голос Мод. — Это ты. Мы забеспокоились, что это за звук…

Черт возьми! Есть ли на этой перенаселенной планете место, где я могу побыть одна?

— Это был всего лишь камешек, — пояснила я.

— А мы подумали о другом, — ответила соседка. Она произнесла слово «другой» с таким мрачным видом, что я даже почувствовала зарождающееся любопытство.

— О чем же?

— Боюсь, — хмуро, как будто стыдясь, произнес Реджинальд, — что у нас крысы…

Интерес исчез.

— Но ведь крысы не бросают камни?

Я сошла с ума или они? По внешним признакам, определенно, они. На Мод был маленький красный вязаный шлем с ушками и острым кончиком — в холодную погоду такие очень любят носить состоятельные дамы, — завязки свисали по бокам, и шапка больше напоминала детский чепчик, чем модный этой зимой головной убор. Реджинальд натянул твидовую кепку на уши, и она почти соприкасалась с клетчатым шарфом, который закрывал все его лицо: только из ноздрей — как у дракона — с короткими промежутками шел пар, и это замечательно гармонировало с его внешним видом.

Мод издала смешок.

— Мы ставим ловушки.

Вот почему они так нарядились.

Мод направила фонарь в сторону сада Дарреллов, и луч прорезал мой унылый заброшенный сад. В этот момент я вспомнила о другой ночи, когда наблюдала ту же самую картину. Луч выхватил круглый белый стол, одиноко стоящий в патио. До этого момента я чувствовала себя отлично. А потом он, как указка, замер на участке земли возле платана в саду Фреда и Джерри.

— Вот кто виноват, — сказала Мод, — твои соседи и их отвратительная компостная куча!

— Несомненно, — произнес Реджинальд в перерыве между яростным фырканьем.

— И все же, — сказала Мод, — мы в итоге с ними расправимся.

Я не была уверена, кого она имеет в виду: Дарреллов или крыс.

— Я ничего не замечала, совсем ничего…

— Думаю, еще заметишь. Тогда скажи нам, и Реджи поставит ловушки и в твоем саду!

— Спокойной ночи. — Я повернулась, собираясь уходить.

— Спокойной ночи, — попрощались они, но головы тут же опять появились над забором.

— Между прочим, Джоан, вчера утром мы видели на дорожке твоих родителей, — сказала Мод. — Так мило. Я подумала, может быть, вы зайдете, к примеру, завтра вечером? Ты давно не была у нас.

Предатели, ловко маскирующиеся под моих родителей. Крепость не просто лежала в руинах, — уже готовились планы по ее захвату. Я была вынуждена немедленно заново возводить стены.

— Завтра они возвращаются домой, — сказала я. — А у меня, к сожалению, намечено важное дело.

— Очень жаль, — и Реджи снова исчез.

Мод осталась.

— Да, жаль. — Она вежливо улыбнулась. — Что это за новое дело, которым ты будешь так занята?

— Можно сказать, я собираюсь кое-что построить.

Я заметила, как побелели ее пальцы, сжимавшие колья забора, а драконья голова Реджинальда в облаке пара тотчас появилась вновь.

— Здесь? — одновременно в ужасе спросили соседи.

— Конечно.

— Я надеюсь, ты получила разрешение на перепланировку? — Вежливость Мод можно было сравнить с твердостью алмаза.

— В этом не было необходимости, — рассмеялась я. — Вы не заметите ничего. Никто не увидит.

— Значит, в доме? — спокойно уточнил Реджинальд.

— Фактически вокруг меня. — Я подтолкнула ногой еще один камень.

— Джоан, Джоан! — Они продолжали звать меня, но я уже направлялась к дому.


Когда я отвозила родителей на станцию, снега уже не было. И родители тоже оттаяли. Они хорошо провели время. Я была идеальной дочерью. Отец собирался позвонить Джеку, как только доберется домой, и предложить ему, как нежелательному партнеру по игре, попытать свои силы в другом месте. Я была готова ко многому, главное — больше не видеть бывшего мужа.

Поезд уже давно ушел, а я все посылала поцелуи и махала на прощание. Родители наконец уехали, и теперь я чувствовала себя легкой, как воздух. Кружась, я спустилась по лестнице, сделала несколько пируэтов по направлению к машине и поехала в сторону моего тихого, пустого дома, где из крана вода будет капать, только если я забуду его закрыть, и ни одна вещь не сдвинется с места без моего разрешения. А как же Финбар Флинн? А собственно, кто это такой? Просто глупая фантазия. Момент слабости, случившийся в моей жизни по воле других людей. У меня слишком много корней. Я вспомнила засохшую рождественскую ель — это было больше года назад. Вот какой мне следовало оставаться: ствол без корней, одинаково чувствующий себя в любой обстановке, не имеющий обязательств и ничего не получающий взамен. Теперь я могла вернуться в то счастливое состояние.