Так было до того момента, пока я не открыла дверь.
Он стоял, прислонившись к дверному косяку и склонив голову набок: спокойный, расслабленный, руки в карманах — солнце за спиной выгодно освещало фигуру. Я замерла, распахнув дверь, не в силах вымолвить ни слова. Он наклонился и, вытянув руку, прикоснулся к моим волосам.
— Ты подстриглась. Можно войти?
Не в состоянии пошевелиться, я позволила ему пройти мимо меня и закрыла дверь. Потрясение сменилось гневом, а за гневом пришло самообладание. К тому моменту, как я повернулась к гостю, я фактически обратилась в соляной столб. Широко улыбнулась — подобные улыбки обычно приберегают для молочников.
— Привет, Джек, — поздоровалась я. — Что тебе нужно?
В холле было очень темно. Я не мигая уставилась на него, он робко поглядывал на меня, наши глаза встретились, но я не собиралась первой отводить взгляд. В итоге это сделал он. Джек стоял, опершись о стеллаж, держа в руках обломки щетки, и механически крутил их — мне казалось, что до боли знакомые пальцы играют на моих нервах. Я ждала молча, боясь, что голос подведет меня. Джек не мог знать, как на меня подействовали эти два куска пластиковой щетки. Потом снова потянулся ко мне, положил руки на мои обнаженные плечи и медленно, будто стараясь запомнить, осмотрел меня с головы до ног, как кусок мяса на рынке. Я же застыла, как мясная туша. Он опустил руки и слегка прикоснулся к моей груди, но, снова посмотрев на меня, не увидел ничего нового, кроме прежнего довольного и ничего не выражающего лица. Я не двигалась — просто ждала. Покрасневшие влажные глаза Джека были полны вопросов. Он — одну за другой — убрал руки с моей груди и взъерошил мне челку.
— О, Джоани, — произнес он страдальческим тоном.
— Джек, — невозмутимо отозвалась я, — какой сюрприз.
Он несколько раз всхлипнул и погладил мои волосы.
— Ты выпил? — спросила я безжалостно.
— Немного, — пробормотал он. Я чувствовала резкий запах спиртного, исходящий от него. — Я боялся…
— Боялся? — Я усмехнулась. — И чего же?
— Ты подстриглась, — повторил он.
— Мне нравятся короткие волосы.
Он наклонился, так что мы соприкоснулись лбами.
— Я любил смотреть, как они струились по твоей спине…
— Ты действительно пьян, — сказала я, сдвинувшись наконец с места. — Тебе лучше присесть.
Он прошел за мной в комнату.
— Извини. Мне нужно было набраться храбрости.
— Не беспокойся. — Я шлепнулась на стул. — Я пила «Уолбангер», мы квиты.
— Уол — что? — Он сел напротив меня.
— Не важно.
Джек сел на стул, наклонившись вперед и положив локти на колени, и внимательно рассматривал меня. В его волосах прибавилось седины, а возможно, мне так показалось. Он был подстрижен очень коротко, кудри образовывали на голове плотную шапочку, и это делало его похожим на римского патриция. Джек загорел и выглядел бы замечательно, если бы не покрасневшие глаза, — но он все равно излучал обаяние. Даже в горестный час ему удалось отлично одеться: розовая футболка, явно не с полки обычного магазина; слаксы цвета карамели, несомненно итальянские, великолепно облегавшие его длинные ноги; белый ремень, белые туфли — роскошный мужчина. Как я его ненавидела!
Джек сидел в напряженной позе, я же откинулась па спинку стула и посмотрела на него, прикрыв глаза.
— Как Лиззи? — поинтересовалась я и сама удивилась, непритворно зевнув при упоминании ее имени, хотя, учитывая солнце, алкоголь и жару, это было вполне естественно.
Он широко открыл глаза, удивившись моему сонному состоянию. Джек достаточно разбирался в актерской игре, чтобы распознать ее, и понял, что зевок был натуральным. «Милый, — подумала я, — я могу читать тебя как книгу».
— М-м-м? — промычал он.
— Как Лиззи?
— Она в Марокко.
— Правда? — Я закрыла рот и слегка потянулась. — Это состояние души или тела?
Он поступил благоразумно, проигнорировав мой вопрос.
— Я только что вернулся…
— Я заметила, ты загорел.
Он посмотрел на свои руки, как будто оценивая их.
— Была хорошая погода?
— Неплохая… — начал Джек, а потом замолчал. В его взгляде можно было без труда прочесть: «Что происходит, черт возьми?» Но он придал лицу другое, более подобающее случаю выражение — страдальческое. — Мы расстались, — вяло произнес он.
Мне нечего было сказать в ответ, поэтому я ждала.
Он тоже ждал. А потом, когда понял, что ничего не услышит, поднял глаза и продолжил:
— Джоани, я совершил ужасную ошибку… Джоани? Джоани? Кто это? Кто-то, кого давно уже нет.
— Какую именно, Джек? — вежливо поинтересовалась я.
— Оставил тебя ради нее.
Я, как хорошо воспитанная особа, едва не брякнула «о, не стоит» или «ничего страшного». Но продолжала молчать, чувствуя шипение и пульсацию крови, приливавшую к голове откуда-то из глубин тела. Пока мы молчали, Джек заламывал руки — прямо как в театре.
— Джоани?
— Да?
— Я хочу вернуть тебя. — Он всхлипнул один раз. — Хочу, чтобы ты была со мной.
— Этот номер не пройдет. — Просторечие, видимо, удвоило болезненный эффект от моих слов, потому что он заметно вздрогнул.
— Я не виню тебя, — сказал он.
— Отлично. — Я уже собиралась продолжить с тем же едким сарказмом, — кровь в голове пульсировала все сильнее, — однако сдержалась. Я хотела вести себя максимально сдержанно — он не получит ожидаемой вспышки гнева и взаимных обвинений и не сможет потом сказать, что я вела себя, как неисправимая невротичка.
— Тебе было очень больно, — сказал он.
— Это правда. — Камень и лед во мне боролись с потоком лавы. — Но все уже в прошлом.
— Да?
— Я с этим справилась.
Он принял позу, в которой читались поистине адские муки: плечи сгорблены, голова низко опущена, руки на коленях, ладони крепко сжаты.
— Я, должно быть, потерял рассудок, когда оставил тебя ради нее.
Не знаю, что я ощутила, услышав эти слова. Изменять ледяному спокойствию я не собиралась. Но, думаю, в душе пережила «чувство полного удовлетворения». И осознавала, что выстрадала это. Джек продолжал:
— Я много думал о тебе в последние несколько недель. В Марокко мы только и делали, что лежали у бассейна, я сходил с ума от скуки. Все мои мысли были только о том, что, если бы со мной была Джоан, мы бы изучили всю округу, а не валялись бы, тратя время попусту. Понимаешь, Лиззи так молода, она думает только об удовольствии.
Он потер руками скулы, взглянул на меня и внезапно упал на колени, уткнувшись лицом в мои сомкнутые бедра. Его дыхание было горячим и очень влажным, а мое платье — очень тонким, и чувство внутреннего удовлетворения начало — понемногу — уменьшаться. Я не прикасалась к Джеку, он же зарывался лицом все глубже и глубже. Потом снова начал говорить, и мое тело заглушало его голос.
— Она была сексуальна, красива, но она совсем не похожа на тебя…
Ворота замка захлопнулись. Вспоминая этот момент, я разглядела даже кое-что смешное, но тогда мне было не до веселья. Желание Джека вновь дать клятву верности нанесло мне сразу несколько оскорблений. Во-первых, я в его глазах оказалась ужасным «синим чулком», готовым бродить по марокканским горам; и к тому же — стареющей пуританкой, которая считает удовольствие по-детски безответственным чувством, а в итоге — в самом конце — несексуальной и некрасивой! И хотя я могла бы простить ему последнее, сексуальной я все-таки была. Человек передо мной, преисполненный жалости к себе, даже не представлял, что сам поставил крест на своих надеждах. Я никогда не узнаю, готова ли я была полюбить его снова, но в тот конкретный момент я презирала его. Вся моя решимость иссякла. Крепость, соляной столб, снежная королева — какую бы аналогию вы ни выбрали, — все рухнуло, растаяло. Моя боль поднялась на поверхность и выплеснулась через край.
— У тебя есть кто-то другой? — пробормотал он. — Джоан, скажи, что это не так. Скажи, что нет другого мужчины.
— Нет другого мужчины…
Он выдохнул: долго, не торопясь, с жаром.
— А был?
Я собиралась ответить утвердительно. Готова была сказать, что сменила несколько любовников, и у каждого последующего орган наслаждения был больше, сильнее и лучше. Голос выдал Джека: он воспринял бы это очень болезненно. Но рана была бы недостаточно глубокой. И поэтому Бона Деа[11] вложила свои слова в мои уста, и я услышала собственный голос:
— Нет, не мужчина.
Он расслабился.
— Значит, никого?
— Не совсем так, — сказала я.
Джек озадаченно посмотрел на меня, пьяные слезы портили красивое лицо; он упивался своими печалями.
— Но не мужчина, Джек. Я не могу снова так рисковать. — Я прижала ладони к его щекам. — Понимаешь, я полюбила женщин так же, как их любишь ты.
Откинувшись на стуле и закрыв глаза, я смаковала каждый миг его потрясения. Почувствовала, как он сжал челюсти, затем резко поднял голову, будто рядом оказалась Саломея, готовая обезглавить его.
Джек встал, я слышала шорох его одежды; он сжимал и разжимал кулаки, хрустели суставы. Хотел сказать что-то, но из горла вырвался лишь сдавленный звук. Сглотнув, он попытался снова. На этот раз ему удалось заговорить, но это был лишь хриплый, как будто театральный, шепот.
— Ты не можешь серьезно говорить такое, — прошептал он.
— Какое самолюбие!
— Ты хорошенькая, сексуальная женщина. Ты не могла так измениться, не могла стать лесбиянкой.
— Считаешь, лесбиянка не может обладать этими качествами? Спасибо тебе, между прочим, за добрые слова…
— Это… из-за меня?
Я открыла глаза. Джек, глубоко потрясенный, стоял напротив. Я поднялась.
"Антракт" отзывы
Отзывы читателей о книге "Антракт". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Антракт" друзьям в соцсетях.