Илья молча дернул плечом, отметая нелепые претензии.

— Вопрос не по адресу. Я ведь не директор.

— Конечно, не у всех же папочки крутые, как у Королевой.

Вмешалась Марья Ивановна, любящая справедливость и считавшая, что каждой сестре надо непременно выдать по серьге.

— Да если бы Лизонька плохо работала, никто бы ей хороший компьютер не дал.

Зная прямоту Марьи Ивановны, Любовь Николаевна не стала продолжать скользкую тему, чреватую ненужными подробностями. Быстро перевела разговор, не давая собеседнице продолжить:

— А вы где отдыхали, Илья Викторович?

Он вкратце поведал о своих приключениях, потом, воспитанно поддерживая разговор, спросил о том же у собеседниц.

Марья Ивановна провела отпуск на своей даче под городом, что делала из года в год, уверенная, что лучше отдыха не бывает. Когда она закончила живописать запахи свежесорванных укропа и петрушки и божественный вкус собственных огурчиков, Любовь Николаевна с чувством собственного превосходства начала рассказывать о своем круизе по Дунаю, в который ездила с мужем. Но ей там не особенно понравилось.

— Сервис потрясающий, конечно, но скучновато. На теплоходе главным образом немцы были, а они знаете, какие чопорные!

Зайцев рассудил, что проблема была явно не в немцах, а в ревнивом муже, который не позволил красивой жене развернуться во всю ивановскую.

— А где ваши коллеги? — он небрежно кивнул в сторону пустующих столов и с замиранием сердца стал ждать ответа. Марья Ивановна тут же с удовольствием подхватила:

— Катя, как обычно, отдыхает у родственников в Волгограде, а Лиза в этом году уехала на Таити. С мамой.

Любовь Николаевна заговорщицки подмигнула Зайцеву, фривольно толкнув его коленкой.

— Я думаю, что маму эту зовут Шурик, или Макс, или Вася.

Марья Ивановна гостеприимно отрезала кусок рулета и подвинула его запечалившемуся гостю, который его тут же сжевал и не заметил. После этого возразила:

— А я думаю, мама — настоящая. Лиза никогда своих ухажеров от нас не скрывала, чего ей и тут-то врать? Мы ведь осуждать ее не собираемся. И сами не без греха. — И она с прозрачным намеком покосилась в сторону собеседницы.

Та немедленно надулась и оттолкнула от себя тарелочку с рулетом.

— Ну, не знаю, не знаю… И что вы ее постоянно защищаете?

Немолодая женщина твердо ответила, глядя гостю прямо в глаза, как будто говоря ему одному:

— Да потому что она хорошая девочка. Умная, добрая, отзывчивая. А что красивая, так это просто каприз природы. И ничего в этом страшного нет!

В этих словах Зайцеву почудился тайный намек, и на душе стало почему-то так легко, как будто в его жизни уже случилось что-то удивительно хорошее.

Он допил кофе, поблагодарил дам за гостеприимство и ушел, отказавшись от настойчивой просьбы Любови Николаевны посидеть еще немного.

Стоило ему войти в отдел, как обеспокоенный его долгим отсутствием Игорь удивленно воскликнул:

— Что там с тобой делали, Зайцев? С чего ты засиял, как свежевычищенная сковорода?! Ты поосторожнее давай! А то ведь неприятностей будет выше головы! Это не тот случай, когда можно голову терять!

Илья безмятежно одарил его легкомысленной улыбкой, повергнув этим приятеля чуть ли не в шок:

— Так ведь смотря как к этому относиться. Ежели как к маленькому развлечению в скучной жизни, то совсем другой коленкор получится.

Не веря своим глазам и тем более ушам, Петухов напрямик сказал, взмахивая отверткой, как кинжалом:

— Ну-ну, лезь в пасть к тигрице, не стесняйся! Ей давно кушать хочется! Только потом, когда от тебя обглоданные косточки останутся, не жалуйся, что тебя не предупреждали.

Зайцев, понимая, что говорят они совершенно о разных людях, не стал разубеждать друга в ошибочности его выводов. Зачем? Так спокойнее.

Живя дома в «приятной» компании с хулиганистым попугаем, страдающим манией величия котом, черепашкой с наркотической зависимостью и прожорливыми рыбами, к тому же вынужденный готовить себе пищу самостоятельно, Илья даже заскучал по привычным нотациям матери. Теперь он относился к ним как к побочному продукту довольно приятных жизненных отношений. Во всяком случае, при наличии родичей ему никогда не приходилось задумываться, откуда берется корм для животных. Когда у попугая в его пакетике ничего больше не осталось, пришлось обежать несколько магазинов, чтобы добыть точно такой же. Правда, в соседнем магазинчике ему предлагали другой птичий корм и даже обещали, что он гораздо лучше, но купить его Илья не решился, кто знает, как на него отреагирует Кешка? Вдруг у него живот заболит, сдохнет птичка, что тогда делать? Заменить попугая проблемно, подмену сразу раскусят, это тебе не одинаковые рыбешки, над которыми он особо и не трясся. Если и пропадет какая-нибудь из них, вполне можно прикупить таких же в ближайшем зоомагазине.

С Мурзякиным вообще хлопот не было, тот покорно доедал остатки сваренных хозяином безвкусных супов. Правда, после работы приходилось терпеливо наглаживать его минут двадцать, когда наскучавший в одиночестве кот, сладострастно мурлыкая, неистово терся об его ноги. Лучше всех себя вела черепашка, гулявшая себе по балкону и жевавшая все цветы, до которых могла дотянуться. Каждый из животных по отдельности был бы вполне терпим, но в общей массе они утомляли.

Но к концу лета дома снова царил обычный кавардак: приехавший с юга вместе с бабушкой и дедушкой Костя без перерыва хвастался перед дядькой своим умением плавать и нырять, собранными классными ракушками и потрясающим загаром; Ольга с Валерием тоже вернулись из санатория и с новыми силами без передышки ссорились; мать привычно учила сына жить, а отец сердито бурчал, всегда чем-нибудь недовольный. В общем, семейная жизнь вошла в привычную колею.

На работе из отпуска вышел отдохнувший и загоревший Владимир Иванович, рассказавший пару-тройку анекдотических случаев из своего вояжа по Крыму и общения с братьями — украинцами. Еще через пару недель появился изнемогший от безделья Лешик, ушедший в отпуск сразу после сессии.

После его прихода в отделе стало шумно и безалаберно. Для начала они отметили успешную сдачу Лешиком сессии, терпеливо выслушав за парой бутылок водки его побасенки из студенческой жизни. Потом стукнул день рождения Генриха, который угощал сослуживцев очень вкусными салатами, мастерски приготовленными женой и, к их удивлению, бутылкой хорошего марочного коньяка. Обычно после отпуска денег у него не было, и они экономно обходились парой полуторалитровых бутылок светлого пивка.

К середине сентября, без перерыва мотаясь по вызовам, сыпавшемся непрерывным потоком, Зайцев уже чувствовал себя так, будто и не бывал ни в каком отпуске. Очередным утром его внимание привлекла незнакомая красивая иномарка, подъезжающая к зданию. Хотя тонированные окна не позволяли увидеть, кто же там внутри, но замершие посередине тротуара ноги четко подсказали, кто приехал. Он с минуту подождал, пока авто поравняется с входом и из него не выпорхнет Лизонька, наряженная в блестящую пеструю юбочку и обтягивающую черную кофточку. Не глядя по сторонам, она звонко крикнула, чуть наклонившись к салону:

— Спасибо, папочка! — захлопнула за собой дверцу и быстро побежала по вестибюлю к лифту, звонко стуча каблучками по покрытому керамической плиткой полу.

Тщетно сопротивляясь самому себе, Илья, как сомнамбула, пошел следом. Лизонька нажала на кнопку вызова лифта и повернулась, почувствовав, что кто-то стоит рядом. Увидев его, тихо проговорила странно дрогнувшим голоском:

— А, это вы, Илья Викторович! — Зайцев мог поклясться, что сейчас она видит именно его, а не абстрактную человеческую особь. — Здравствуйте!

Он церемонно поклонился и промолчал, не доверяя своей выдержке.

— Давненько мы с вами не виделись. Месяца три…

Ему послышалась в ее словах какая-то щемящая нота, и он пристальнее посмотрел на нее. Но тут двери лифта раскрылись, и она спряталась в него, как в убежище. Он коварно шагнул следом. Лизонька, замешкавшись, рассматривала табло, как будто увидела его впервые. Зайцев любезно нажал кнопки нужных этажей. Она смущенно поблагодарила:

— Знаете, так давно всего этого не видела, что всё как будто чужое.

Лифт качнулся и поехал. Илья, пользуясь тем, что спутница упорно рассматривала серо-зеленый линолеум под ногами, окинул ее жадным взглядом с головы до ног. Она очень загорела — понятно, поотдыхай-ка в тропиках! Роскошные волосы, видно, от жгучего солнца и морской воды торчали в разные стороны жесткими соломенными пучками, что, как ни странно, ей всё равно шло.

Дверцы раскрылись на пятом этаже, ему пора было выходить, но он замешкался, не в силах так сразу оторваться от девушки.

Лизонька подняла голову и тихо подсказала:

— Ваш этаж.

Он кивнул головой и вытолкнул себя из лифта, коротко бросив на прощанье:

— Увидимся!

Она встрепенулась и в недоумении смотрела ему вслед, гадая, что могут означать эти слова, пока не закрылись дверцы и лифт не поплыл выше.

Илья прошел в отдел и сел за стол, положив перед собой сжатые в кулаки руки, не понимая, что это на него нашло. Висевшее перед ним выполнившее свою сдерживающую функцию зеркало и на этот раз добросовестно отразило его заурядную озабоченную физиономию. Чтобы взбодриться, залихватски себе подмигнул, но тут же мысли вернулись к путешествию в лифте.

И что будет дальше? Доколе он будет вытворять такое, чему потом сам будет непритворно удивляться? Хотя это неосторожно оброненное им словечко — «увидимся» — и не означало ничего особенного, но при желании в него можно вложить всё, что душа пожелает — обещание встречи, свидания, да чего угодно.

Вопрос в том, что решит Лизонька? И не станет ли хвастать перед коллегами еще одной победой? Он помнил, с какой легкостью она болтала об этих своих Стасах, Максах, Шуриках да и дюжине прочих, исчезавших с ее горизонта с легкостью тополиного пуха. И с чего он это брякнул? Честно ответил себе: да с того же, с чего заскочил за ней в этот дурацкий лифт, вместо того, чтобы по обыкновению подняться по лестнице. Да, с этим давно пора уже что-то делать. Но вот только что?