Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви». Том 5

Нет, не уйдешь… Сперва открой всю правду.

Ну, говори… ведь ты молчать не любишь.

Про пленницу, что ты сюда привел…

Ты понял?..

Понял. Но к чему вопрос?

Не говорил ли ты – и скрыл потом, —

Что ты ведешь Еврита дочь, Иолу?

Кому я говорил? Кто подтвердит,

Что от меня такие речи слышал?

Да многим говорил… Толпою целой

Народ трахинский слушал твой рассказ.

Я говорил: есть слух. Предположена

И верное известье – не одно.

Чего предполагать! Не клялся ль ты,

Что к нам ведешь ее – женой Геракла?

Женой? Нет, ради всех богов, царица

Достойная, – что это за чудак?

Чудак слыхал: из-за любви к Иоле

Весь город был спален, что не Омфала

Тому виной, а вспыхнувшая страсть.

Владычица, вели, чтоб он отстал, —

Разумному ли говорить с безумным?

Вестник уходит.

Нет, заклинаю Этою дубравной,

Вершиной Громовержца, – мне не лги!

Ведь речь ведешь ты с женщиной не слабой,

Но знающей мужей. Я понимаю:

Не может быть любовь их постоянной.

Кто Эросу в борьбе противостанет,

Как на бою кулачном, – тот погиб!

Бессмертными, и теми правит Эрос,

И мною, как и всякою другой.

Поистине была бы я безумной,

Виня супруга, впавшего в недуг,

Или ее, участницу несчастья…

В беде еще не вижу я позора.

Но если лгать учил тебя Геракл, —

Ты у него худому научился.

А если ты учитель сам себе, —

Стремясь к добру, не окажись злодеем.

Скажи всю правду. Заклеймен свободный

Позором, если уличен во лжи.

Да и не скроешь правды, не удастся.

Те, с кем ты говорил, расскажут мне.

Быть может, ты боишься? Не робей!

Мне не узнать всей правды – вот что горько.

А разве страшно знать? Других – и многих! —

Не приводил ли раньше мой Геракл?

И ни одна ни разу от меня

Не слышала попрека… Если ж эта

Истаяла от страсти, – все равно,

Я первая о ней ведь сокрушаюсь.

Всю жизнь ее сгубила красота,

И родину свою она невольно

Повергла в рабство. Если что случилось,

Роптать уж поздно. Нет, хитри с другими,

Прошу тебя, – со мной же будь правдив.

Она сказала дельно. Не придется

Тебе жалеть. С царицей мы согласны.

О, если, госпожа, как человек,

Ты понимаешь все и не ревнуешь, —

Я истину открою, не таясь.

Все было так, как этот рассказал:

Безмерной страстью к ней Геракл охвачен.

Эхалия, ее несчастный город,

Из-за нее копья добычей стала.

Что ж до него – он не велел скрывать

Иль отрицать пред кем-нибудь. Я сам,

Владычица, боясь печальной вестью

Обидеть сердце женское твое,

Так провинился – ежели виновен.

Теперь, рассказ прослушав до конца,

Прими ее, и пусть твои слова,

К ней обращенные, пребудут крепки.

Ведь он, чьих рук необорима сила,

Любовью к ней всецело побежден.

Согласна. Так и надо. Мы не станем

Усиливать постигшее несчастье,

Вотще борясь с бессмертными. Войдем!

Тебе скажу, что передать Гераклу,

И дар ему свезешь дарам в ответ.

Не отпущу с пустыми я руками

Приведшего мне целую толпу.

(Уходит.)

Что ни бой, всегда с победой

Многомощная Киприда.

О бессмертных промолчу:

И Кронида она обольстила,

И Аида пленила, властителя ночи,

И Посейдона, земли колебателя.

Чтобы ложе делить с Деянирой,

Сколь могучие в бой

Выходили соперники

Под удары свирепые,

Под слепящую пыль!

Бог речной – четвероногий,

Круторогий, бык могучий —

Ойниадский[62] Ахелой

И из Фив появившийся Вакховых,[63]

С луком изогнутым, копьями, палицей

Сын Алкмены, – тут ринулись оба,

Бились ради прекрасной невесты,

Но отчаянным боем

Браков добрых богиня,

Золотая Киприда,

Управляла одна.

В кулаки бросался мощный,

Тетива звенела. Слышно:

Бычий рог трещит. Объятий

Не разжать. Сулит погибель

Лоб наставленный. Сшибаясь,

Оба – грозные! – кричат.

А она вдали – красавица —

На холме одна сидела,

Ожидая мужа милого.

Долго длилась эта битва.

Двум желанная невеста

Молча в ужасе глядела, —

И, как телочка от матки,

Вдруг от матери ушла.

Пока, подруги, с пленницами гость

Прощается, сбираясь в путь обратный,

К вам, милые, я выйти поспешила,

Поведать вам, что я предприняла,

Печалью поделиться и поплакать.

Ведь деву ту – нет, верно, уж не деву! —

Я приняла, как корабельщик груз,

Погибельный для сердца своего.

Теперь мы обе на одной постели

Ждем тех же ласк. Вот дар мне от Геракла

За то, что я очаг блюла так долго,

Считая мужа преданным и честным.

Я на него сердиться не могу:

Необоримым болен он недугом.

Но с нею вместе жить… О, кто бы мог

Делить с другой единого супруга?

Я вижу все: краса ее в расцвете,

Моя же – увядает. Взор мужчин

Рвет первый цвет, иного им не надо.

Боюсь, Геракл, зовясь моим супругом,

На деле другом будет этой, новой.

Но я сказала: гнев не подобает

Разумным женам. Я открою вам,

Чем думаю помочь своей невзгоде:

Есть у меня от чудища подарок, —

Хранится много лет в сосуде медном, —

От Несса[64] космогрудого; когда

Он умирал, дар этот, юной девой,

Я получила. Чрез Евен[65] глубокий

Кентавр людей переправлял за плату,

Без паруса и весел, на руках.

Когда я молодой женой Геракла

Уехала, покинув дом отцовский, —

Меня он нес. Вдруг посредине брода

Бесстыдною рукой меня схватил.

Я вскрикнула. Геракл мой в тот же миг

Крылатую пустил стрелу, и в грудь

Она со свистом чудищу вонзилась.

И Несс сказал, кончаясь: «Дочь Ойнея,

Поверь моим словам – себе на пользу:

Ведь я тебя последней перенес.

Коль ты мою запекшуюся кровь

Сберешь руками, там, где черным ядом

Окрашена она Лернейской Гидры,

В ней обретешь ты приворот надежный

Для мужниного сердца: никогда

Он женщину другую не полюбит».

Все это мне припомнилось, подруги.

Я бережно хранила сгусток в доме.

И вот, хитон я смазала той кровью,

Как Несс велел перед кончиной. Дело

Совершено. Я колдовства не знаю

И не терплю причастных колдовству, —

Но, может быть, приворожу Геракла

И одолею чары этой девы.

Так поступить решилась я. Но если

Мой шаг безумен, отступлюсь сама.

Нет, если ты уверена в успехе,

Поступок твой, нам кажется, не плох.

Да, в средстве я уверена, хоть раньше

Его мне не случалось испытать.

Предпринимая, надо знать наверно, —

А у тебя есть вера, знанья – нет.

Узнаем скоро. Вижу, он выходит

Из двери: в путь обратный собрался.

Но сохраняйте тайну! Если скрыт

Проступок наш, то не позорен он.

Что приказать изволишь, дочь Ойнея?

Я слишком долго задержался здесь.

Вот что успела я надумать, Лихас,

Пока ты пленниц в доме занимал.

Снеси одежду праздничную эту,

Мной сотканную, мужу моему;

Но накажи, чтоб до него никто

В нее другой не вздумал облачаться;

Чтоб солнца луч ее не увидал,

Ни пламя очага, ни огнь алтарный,

Доколь ее Геракл в виду у всех

Богам не явит в день закланья жертв.

Вот мой обет: увижу иль услышу,

Что он спасен и дома, в сей хитон

Его одену, и богам предстанет

Он в блеске новом, в новом облаченье.

Предъявишь знак ему, и тотчас он

Печать от перстня моего признает.

Теперь иди и помни, что посол

Своей не руководствуется волей.

И будем мы тебя благодарить,

И он и я, признательные оба.

Примерно соблюдая долг Гермеса,

Я порученья выполню твои.

Ларец с подарком отвезу и точно

Все передам, что ты мне наказала.

Теперь ты можешь отправляться в путь:

Ты знаешь все, что происходит в доме.

Да, и скажу, что все благополучно.

Про чужестранку тоже: ты свидетель,

Как я радушно встретила ее.

От радости затрепетало сердце.

Что ж передать еще? Боюсь, не рано ль

Рассказывать ему, как я тоскую,

Не зная, сам тоскует он иль нет.

(Уходит.)