Вправе над Троею быстро парящий. Они лишь узрели,

В радость пришли, расцвело упованием каждого сердце.

С живостью старец взошел в колесницу свою и немедля

Коней погнал от преддверья и гулких навесов крылечных.

Мески пошли впереди под повозкой четыреколесной

(Ими Идей управлял, благомысленный вестник); а сзади

Борзые кони, которых бичом Дарданид престарелый

Гнал через город; его провожали все близкие сердцу,

Плача по нем неутешно, как будто на смерть отходящем.

Скоро, из замка спустяся, они очутилися в поле;

Все провожавшие их возвратились печальные в Трою,

Дети и сродники. Сами ж они не сокрылись от Зевса:

В поле увидел он их и исполнился милости к старцу;

И к любезному сыну, к Гермесу, так возгласил он:

«Сын мой, Гермес! Тебе от богов наипаче приятно

В дружбу вступать с человеком; ты внемлешь, кому пожелаешь.

Шествуй и Трои царя к кораблям быстролетным ахеян

Так проводи, да никто не узрит и никто не узнает

Старца в ахейских дружинах, доколе к Пелиду не придет».

Так произнес, – и ему повинуется Гермес посланник:

Под ноги вяжет прекрасную обувь, плесницы златые,

Вечные; бога они и над влажною носят водою,

И над землей беспредельною, быстро, с дыханием ветра;

Жезл берет он, которым у смертных, по воле всесильной,

Сном смыкает он очи или отверзает у спящих;

Жезл сей прияв, устремляется аргоубийца могучий.

Скоро он к граду троян и к зыбям Геллеспонта принесся;

Полем пошел, благородному юноше видом подобный,

Первой брадой опушенному, коего младость прелестна.

Путники вскоре, проехав великую Ила могилу,

Коней и месков своих удержали, чтобы напоить их

В светлой реке; тогда уже сумрак спускался на землю.

Тут, оглянувшися, Гермеса вестник Идей прозорливый

Близко увидел, и так возгласил к Дарданиду владыке:

«Взглянь, Дарданид! осторожного разума требует дело:

Мужа я вижу; и мнится мне, нас он убить умышляет!

Должно бежать; на конях мы ускачем; или, подошедши,

Ноги ему мы обнимем и будем молить о пощаде!»

Рек он, – и старцево сердце смутилося; он ужаснулся;

Дыбом власы у него поднялися на сгорбленном теле;

Он цепенея стоял. Эриуний приближился к старцу,

Ласково за руку взял и вещал, вопрошая Приама:

«Близко ль, далеко ль, отец, направляешь ты коней и месков,

В час усладительной ночи, как смертные все почивают?

Иль не страшишься убийствами дышащих, гордых данаев,

Кои так близко стоят, неприязненны вам и свирепы?

Если тебя кто увидит под быстрыми мраками ночи,

Столько сокровищ везущего, что твое мужество будет?

Сам ты не молод, и старец такой же тебя провожает.

Как защитишься от первого, кто лишь обидеть захочет?

Я ж не тебя оскорблю, но готов от тебя и другого

Сам отразить; моему ты родителю, старец, подобен!»

Гермесу бодро ответствовал старец Приам боговидный:

«Все справедливо, любезнейший сын мой, что ты говоришь мне;

Но еще и меня хранит покровительной дланью

Бог, который дает мне такого сопутника встретить,

Счастья примету, тебя, красотою и образом дивный,

Редким умом одаренный; блаженных родителей сын ты!»

Вновь Дарданиду вещал благодетельный Гермес посланник:

«Истинно все и разумно ты, старец почтенный, вещаешь.

Но скажи мне еще, и сущую правду поведай:

Ты высылаешь куда-либо столько богатств драгоценных

К чуждым народам, дабы хоть они у тебя уцелели?

Верно, объятые страхом, уже покидаете все вы Трою святую?

Таков знаменитый защитник погибнул,

Сын твой! В сражениях был он не ниже героев ахейских!»

Гермесу быстро воскликнул старец Приам боговидный:

«Кто ты таков, от кого происходишь ты, юноша добрый,

Так мне прекрасно напомнивший смерть злополучного сына?»

Старцу ответствовал вновь благодетельный Гермес посланник:

«Ты испытуешь меня, вопрошая о Гекторе дивном.

Часто, часто я сам на боях, прославляющих мужа,

Гектора видел, и даже в тот день, как, к судам отразивши,

Он побеждал аргивян, истребляя крушительной медью.

Стоя вдали, удивлялись мы Гектору; с вами сражаться.

Нам Ахиллес запрещал, на царя Агамемнона гневный.

Я Ахиллесов служитель, в одном корабле с ним приплывший;

Родом и я мирмидонец; родитель мой храбрый Поликтор;

Муж и богатый и старец, как ты, совершенно маститый.

Шесть у Поликтора в доме сынов, а седьмой пред тобою;

Жребий меж братьев упал на меня, чтоб идти с Ахиллесом.

Ныне осматривать поле пришел от судов я: заутра

Боем на город пойдут быстроокие мужи ахейцы.

Все негодуют они на долгую праздность; не могут

Бранного пыла мужей обуздать воеводы ахеян».

Гермесу паки ответствовал старец Приам боговидный:

«Ежели подлинно ты Ахиллеса Пелида служитель,

Друг, не сокрой от меня, умоляю, поведай мне правду:

Сын мой еще ль при судах иль уже Ахиллес быстроногий

Тело его рассеченное псам разметал мирмидонским?»

Cтарцу ответствовал вновь благодетельный Гермес посланник:

«Старец, ни псы не терзали, ни птицы его не касались;

Он и поныне лежит у судов Ахиллеса, под кущей,

Все, как и был, невредимый: двенадцатый день, как лежит он

Мертвый, – но тело не тлеет, к нему не касаются червя,

Быстрые черви, которые падших в бою пожирают.

Правда, его ежедневно, с восходом Денницы священной,

Он беспощадно волочит вкруг гроба любезного друга;

Но мертвец невредим; изумишься ты сам, как увидишь:

Свеж он лежит, как росою умытый; нет следа от крови,

Члена не видно нечистого; язвы кругом затворились,

Сколько их ни было: много суровая медь нанесла их.

Так милосердуют боги о сыне твоем знаменитом,

Даже и мертвом: любезен он сердцу богов олимпийских».

Рек он, – и старец, исполняся радости, быстро воскликнул:

«Благо, мой сын, приносить небожителям должные дани!

Гектор, – о если бы жил он! – всегда в благоденственном доме

Помнил бессмертных богов, на великом Олимпе живущих;

Боги за то и по смертной кончине его помянули.

Но преклонися, прими от меня ты прекрасный сей кубок

И, охраняя меня, проводи, под покровом бессмертных,

В стан мирмидонский, пока не приду к Ахиллесовой куще».

Вновь Дарданиду ответствовал Гермес, посланник Зевеса:

«Младость мою соблазняешь ты, старец, но я не склонюся

Дара, какой предлагаешь мне, тайно принять от Пелида.

Я уважаю Пелида и сердцем страшусь от героя

Дар похищать, чтобы после меня беда не постигла;

Но с тобою сопутствовать рад я землею и морем;

Рад я тебя проводить и до славного Аргоса града;

И с таким путеводцем к тебе не приблизится смертный».

Рек, и на царских коней в колесницу вскочил Эриуний;

Быстро и бич и бразды захватил в могучие руки;

Коням и мескам вдохнул необычную рьяность и силу,

И когда принеслися ко рву и стене корабельной,

Где незадолго над вечерей стражи ахеян трудились, —

Всех их в сон погрузил благодетельный аргоубийца;

Башни запор отодвинул, врата растворил и Приама

Ввез внутрь стены и за ним с дорогими дарами повозку.

Но лишь предстали они к Ахиллесовой куще великой

(Кущу царю своему мирмидонцы построили в стане

Крепко из бревен еловых и сверху искусно покрыли

Мшистым, густым камышом, по влажному лугу набравши;

Около кущи устроили двор властелину широкий,

Весь оградя частоколом; ворота его запирались

Толстым засовом еловым; трое ахеян вдвигали,

Трое с трудом отымали огромный замок сей воротный

Сильных мужей; но Пелид и один отымал его быстро) —

Те благодетельный Гермес отверз перед старцем ворота,

Ввез дары знаменитые славному сыну Пелея,

Спрянул на дол с колесницы и так провещал к Дарданиду:

«Бог пред тобою, о старец, бессмертный, с Олимпа нисшедший,

Гермес: отец мой меня тебе ниспослал путеводцем.

Я совершил и к Олимпу обратно иду; всенародно

Я не явлюсь Ахиллеса очам: не достойно бы было

Богу бессмертному видимо чествовать смертного мужа.

Ты же иди и, вошед, обыми Ахиллесу колена;

Именем старца родителя, матери многопочтенной,

Именем сына моли, чтобы тронуть высокую душу».

Так возгласивши, к Олимпу великому быстро вознесся

Гермес. Приам, с колесницы стремительно прянув на землю,

Там оставляет Идея, дабы он стоял, охраняя

Коней и месков; а сам устремляется прямо в обитель,

Где Ахиллес находился божественный. Там Пелейона

Старец увидел; друзья в отдаленье сидели; но двое,

Отрасль Арея Алким и смиритель коней Автомедон,

Близко стоя, служили; недавно он вечерю кончил,

Пищи вкусив и питья, и пред ним еще стол оставался.

Старец, никем не примеченный, входит в покой и, Пелиду

В ноги упав, обымает колена и руки целует, —

Страшные руки, детей у него погубившие многих!

Так, если муж, преступлением тяжким покрытый в отчизне,

Мужа убивший, бежит и к другому народу приходит,

К сильному в дом, – с изумлением все на пришельца взирают, —

Так изумился Пелид, боговидного старца увидев;

Так изумилися все, и один на другого смотрели.

Старец же речи такие вещал, умоляя героя:

«Вспомни отца своего, Ахиллес, бессмертным подобный,

Старца, такого ж, как я, на пороге старости скорбной!

Может быть, в самый сей миг и его, окруживши, соседи

Ратью теснят, и некому старца от горя избавить.

Но, по крайней он мере, что жив ты, и зная и слыша,

Сердце тобой веселит и вседневно льстится надеждой

Милого сына узреть, возвратившегось в дом из-под Трои.

Я же, несчастнейший смертный, сынов возрастил браноносных

В Трое святой, и из них ни единого мне не осталось!

Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской: