Столп деревянный стоит, от земли, как сажень маховая,

Сосна сухая иль дуб, под дождями не скоро гниющий;

Справа и слева при цели той врыты два белые камня,

В самой теснине дороги; кругом же ристалище гладко.

То – иль надгробный столп давно погребенного мужа,

Или подобная ж цель у старинных была человеков;

Столп сей и ныне метою избрал Ахиллес быстроногий.

К оной ты близко примчась, на бегу заворачивай коней;

Сам же, крепко держась в колеснице красивоплетеной,

Влево легко наклонись, а коня, что под правой рукою,

Криком гони и бичом и бразды попусти совершенно,

Левый же конь твой пускай подле самой меты обогнется

Так, чтоб, казалось, поверхность ее колесо очертило

Cтупицей жаркою. Но берегись, не ударься о камень:

Можешь коней изувечить или раздробить колесницу,

В радость ристателям всем, а тебе одному в посрамленье!

Будь, мой сын, рассудителен, будь осторожен, любезный!

Если уже близ меты возьмешь ты перед и погонишь,

Верь – ни один из возниц ни догонит тебя, ни обскачет,

Даже хоть следом бы он на ужасном летел Арейоне,

Бурном Адраста коне, порождении крови бессмертной,

Иль на конях Лаомедона, славных Троады питомцах!»

Так произнесши, Нелид, знаменитый конник геренский,

Cел на месте, важнейшее все изъяснив Антилоху.

Пятый – герой Мерион снарядил коней пышногривых.

Все в колесницы взошли и бросили жребии; в шлем их

Принял Пелид и сотряс; и вылетел вдруг Антилоху,

Нестора сыну; второй выпадает Эвмелу владыке;

Третий Атрееву сыну, царю аргивян Менелаю;

Выпал за ним Мериону вождю; но последнему жребий

Сыну Тидееву храброму гнать колесницы достался.

Стали порядком; мету им далекую на поле чистом

Царь Ахиллес указал; но вперед повелел, да при оной

Cтарец божественный Феникс, отеческий оруженосец,

Сядет и бег наблюдает, и после им истину скажет.

Разом возницы на коней бичи занесли для ударов;

Разом браздами хлестнули и голосом крикнули грозным,

Полные рвенья; и разом помчалися по полю кони

Вдаль от судов с быстротою ужасною: пыль из-под стоп их

Стала, взвиваясь на воздух, как туча, как сумрачный вихорь.

Длинные гривы коней развеваются веяньем ветра;

Их колесницы летящие то до земли прикоснутся,

То высоко, отраженные, взбросятся; гордо возницы

В пышных стоят колесницах; трепещет у каждого сердце,

Жадное славы; каждый коней ободрительным криком

Гонит; и кони летят, по ристалищу пыль подымая.

Но, когда уже кони в последний конец обратились,

К морю седому, тогда-то ристателя каждого доблесть

Вдруг обнаружилась; конская прыть ускорилась, и быстро

Легкие вымчались вдаль кобылицы Эвмела героя.

Вслед кобылиц выносились вперед жеребцы Диомеда,

Тросские кони, и, чуть лишь отставшие, мчалися близко,

Так что, казалось, хотят на Эвмела вскочить колесницу;

Жарким дыханьем широкий хребет нагревали герою

И, на плечах Адметида лежа головами, летели.

Он, Диомед, обскакал бы иль равною б сделал победу,

Если б Тидееву сыну не Феб враждовал раздраженный;

Феб из руки побеждавшего бич блистательный вышиб.

Слезы из глаз Диомедовых брызнули, слезы от гнева:

Видел он – боле еще уходили вперед кобылицы;

Кони ж его отставали, ударов бича не бояся.

Но от Афины очей Аполлон не укрылся, вредящий

Сыну Тидея: настигла богиня царя Диомеда,

Бич подала и новую рьяность коням вдохнула;

К сыну ж Адмета она устремившися, полная гнева,

Конский разбила ярем, и его кобылицы лихие

Бросились дико с дороги, и выпало дышло на землю;

Сам, с колесницы сорвавшись, чрез обод он грянулся оземь,

До крови локти осаднил, изранил и губы и ноздри,

Сильно разбил над бровями чело; у него от удара

Брызнули слезы из глаз и поднявшийся голос прервался.

Мимо его Диомед проскакал на конях звуконогих

И далеко впереди заблистал перед всеми: Афина

Крепость вдохнула коням и ему торжество даровала.

После Тидида скакал Атрейон, Менелай светлокудрый.

Но Антилох настигал и кричал на отеческих коней:

«О, выноситесь вперед, расстилайтеся, кони, быстрее!

Я не насилую вас быстротой состязаться с конями

Сына Тидеева храброго, коим Паллада богиня

Легкость сама даровала и славой возницу покрыла.

Нет, лишь коней Менелая догоним, друзья, не отстанем!

Быстро вперед! чтобы вас всенародно стыдом не покрыла

Эфа: она кобылица, а вы, дорогие, отстали!

Вам говорю я, и слово мое совершится сегодня:

Более неги себе от владыки народов Нелида

Дома не ждите: убьет вас сегодня же острою медью,

Если по лености вашей награду последнюю снищем.

О, настигайте скорее, как можно скорее скачите!

Я ж постараюся сам и искусно выгадывать буду,

Как обскакать нам на узкой дороге; в обман я не вдамся».

Так говорил Антилох, – и, страшася угроз властелина,

Кони резвее скакали, но время не долгое: скоро

Тесной дороги ухаб Антилох, бранолюбец, приметил:

Рытвина там пролегала; вода, накопляясь зимою,

Там чрез дорогу прорвалась и место кругом углубила.

Правил туда Менелай, колесниц опасаяся сшибки.

Но Антилох, своротивши, направил коней звуконогих

Мимо дороги и, близко держась, догонял Менелая.

Царь Менелай устрашился и к Нестора сыну воскликнул:

«Правишь без разума, Несторов сын! Удержи колесницу!

Видишь, дорога тесна; впереди обгоняй, по широкой;

Здесь лишь и мне и себе повредишь: колесницы сшибутся!»

Так говорил он; но Несторов сын обскакать горячился;

Коней стрекалом колол, Менелая как будто не слыша.

Сколько пространства, с плеча повергаемый, диск пробегает,

Брошенный мужем младым, испытующим юную силу, —

Столько вперед ускакал Антилох; кобылицы отстали

Сына Атреева; их запускать и сам перестал он

В страхе, что узкой дорогой бегущие кони столкнутся,

Их колесницы, сшибясь, опрокинутся, и среди поля

Сами слетят на прах, за победой риставшие оба.

Гневный меж тем Несторида ругал Менелай светлокудрый:

«Нет, Антилох, человека вреднее тебя зломышленьем!

Мчись! недостойно тебя называют разумным ахейцы!

Средством, однако ж, таким не получишь ты мзды без присяги!»

Так произнес он и громким голосом крикнул на коней:

«Что у меня отстаете и что унываете, кони?

Прежде пилосских коней истомятся колена и силы,

Нежели ваши: давно их обоих покинула младость!»

Так восклицал, – и они, устрашася угроз властелина,

Прытче пустились бежать и скоро передних догнали.

Тою порою ахейцы, на площади сидя, смотрели

Коней, которые по полю, пыль подымая, летели.

Первый Идоменей распознал приближавшихся коней;

Ибо сидел не в кругу, но высоко, на холме подзорном;

Крик на коней колесничника он и далекий услышав,

Мужа узнал и приметил коня в обгоняющей паре,

Сильно отличного: весь багряногнедый, на челе лишь

Признак имел он родимый, как месяц, и светлый и круглый.

Идоменей приподнялся и так говорил к аргивянам:

«Други любезные, ратей ахейских вожди и владыки!

Я ли один примечаю коней, или видите все вы?

Чьи-то другие, мне кажется, скачут передними кони?

Кто-то другой и возница? Но те, кобылицы Эвмела,

Чем-то задержаны в поле; а прежде они отличались;

Первые, видел я сам, кобылицы мету обогнули;

Ныне же видеть нигде не могу их, куда ни бросаю

Вкруг по троянскому полю моих испытательных взоров.

Верно, из рук Адметида бразды убежали; не мог он

Бега сдержать у меты и коней повернул неудачно:

Там он, быть может, упал, колесница его сокрушилась,

И умчались с дороги его обуялые кони.

Но подымитесь, друзья, и всмотритесь вы сами: быть может,

Вижу не ясно, но кажется мне, что ристатель передний —

Муж этолийский, воинственный царь ополчений аргосских,

Сын конеборца Тидея, герой Диомед благородный».

Грубо ему отвечал быстроногий Аякс Оилеев:

«Что наперед, Девкалион, болтаешь ты? Те ж кобылицы

Всех впереди, звуконогие, по полю чистому скачут!

Ты между нами, ахейцами, вовсе не младший годами!

Очи твоей головы не острее других проницают!

Но и всегда ты лишь праздно болтаешь! Тебе неприлично

Здесь пустословить: и лучше тебя здесь присутствуют мужи!

Те ж впереди кобылицы, которые были и прежде,

Сына Адметова; сам он и едет и правит браздами».

Вспыхнувши гневом, Аяксу ответствовал Крита властитель:

«Спорщик первейший, Аякс злоречивый! но в прочем последний

Между ахейских мужей: человек необузданно грубый!

Спорь, и положим в заклад умывальницу или треножник;

Спора свидетелем мы изберем Агамемнона оба:

Кони чьи впереди, ты узнаешь, заклад заплатив мне!»

Так говорил он, – и быстро поднялся Аякс Оилеев,

Пышущий гневом, готовый ответствовать речью суровой.

И зашла бы далеко меж ними обидная распря,

Если бы сам Ахиллес не восстал, говоря воеводам:

«Идоменей, Оилид, говорить перестаньте в народе

Злые, обидные речи: вас недостойное дело!

Сами осудите вы и других, начинающих то же.

Сядьте, друзья, и на месте спокойно смотрите на коней;

Скоро и сами они, распаленные жаждой победы,

К нам принесутся; тогда вы без спора узнаете каждый,

Чьи впереди и чьи позади между коней ахейских».

Он говорил, – как летящий к концу Диомед показался.

Хлещет сплеча он бичом по коням: а дымящиесь кони

Скачут высоко и с скоростью дивной летят по дороге;

Брызги песка от копыт беспрерывные прыщут в возницу;

Пышная оловом, златом нарядная вкруг колесница

Быстро за бурными конями катится; след за собою

Шины колесные, тяжкие медью, по тонкому праху

Чуть оставляют: с такою горячностью кони летели!