Трои краснейших сынов, за убийство тебя отомщая!

Ты ж до того, Менетид, у меня пред судами покойся!

Окрест тебя полногрудые жены троян и дарданцев,

Коих с тобой мы добыли копьем и могучестью нашей,

Грады руша цветущие бранолюбивых народов,

Пусть рыдают, и ночи и дни обливаясь слезами».

Так говорил, – и друзьям повелел Ахиллес благородный

Медный великий треножник поставить на огнь и скорее

Тело Патрокла омыть от запекшейся крови и праха.

Мужи сосуд омовений, поставив на светлое пламя,

Налили полный водою и дров на огонь подложили;

Дно у тренога огонь обхватил, согревалася влага.

И когда закипевшая в звонкой меди зашумела, —

Тело омыли водой, умастили светлым елеем,

Язвы наполнили мастью драгой, девятигодовою;

После, на одр положив, полотном его тонким покрыли

С ног до главы и сверху одели покровом блестящим.

Целую ночь потом вкруг Пелида царя мирмидонцы,

Стоя толпой, о Патрокле крушились, стеня и рыдая.

Зевс на Олимпе воззвал к златотронной сестре и супруге:

«Сделала ты, что могла, волоокая, гордая Гера!

В брань подняла быстроногого сына Пелеева. Верно,

Родоначальница ты кудреглавых народов Эллады».

Быстро воззвала к нему волоокая Гера царица:

«Мрачный Кронион! какие слова ты, могучий, вещаешь?

Как? человек человеку свободно злодействовать может,

Тот, который и смертен и столько советами скуден.

Я ж, которая здесь почитаюсь богиней верховной,

Славой сугубой горжусь, что меня и сестрой и супругой

Ты нарицаешь, – ты, над бессмертными всеми царящий, —

Я не должна, на троян раздраженная, бед устроять им?»

Так божества олимпийские между собою вещали.

Тою порою Фетида достигла Гефестова дома,

Звездных, нетленных чертогов, прекраснейших среди Олимпа,

Кои из меди блистательной создал себе хромоногий.

Бога, покрытого потом, находит в трудах, пред мехами

Быстро вращавшегось: двадцать треножников вдруг он работал,

В утварь поставить к стене своего благолепного дома.

Он под подножием их золотые колеса устроил,

Сами б собою они приближалися к сонму бессмертных,

Сами б собою и в дом возвращалися, взорам на диво.

В сем они виде окончены были; одних не приделал

Хитроизмышленных ручек: готовил, и гвозди ковал к ним.

Тою порою, как их он по замыслам творческим делал,

В дом его тихо вошла среброногая мать Ахиллеса.

Вышла, увидев ее, под покровом блестящим Харита,

Прелестей полная, бога хромого супруга младая;

За руку с лаской взяла, говорила и так вопрошала:

«Что ты, Фетида, покровом закрытая, в дом наш приходишь,

Милая нам и почтенная? редко ты нас посещаешь.

Но войди ты в чертог, да тебя угощу я, богиню».

Так произнесши, Харита во внутренность вводит Фетиду.

Там сажает богиню на троне серебряногвоздном,

Пышном, изящно украшенном, с легкой подножной скамьею.

После голосом громким Гефеста художника кличет:

«Выди, Гефест, до тебя у Фетиды Нереевой просьба».

Ей немедля ответствовал славный Гефест хромоногий:

«Мощная в доме моем и почтенная вечно богиня!

Ею мне жизнь спасена, как страдал я, заброшенный с неба

Волею матери Геры: бесстыдная скрыть захотела

Сына хромого. Тогда потерпел бы я горе на сердце,

Если б Фетида меня с Эвриномой не приняли в недра,

Дщери младые катящегось вкруг Океана седого.

Там украшения разные девять годов я ковал им,

Кольца витые, застежки, уборы волос, ожерелья,

В мрачной глубокой пещере; кругом Океан предо мною

Пенный, ревущий бежал, неизмеримый; там ни единый

Житель меня олимпийский, ни муж земнородный не ведал;

Только Фетида с сестрой Эвриномою, спасшие жизнь мне.

Ныне мой дом посетила бессмертная; должен отдать я

Долг за спасение жизни прекрасноволосой Фетиде.

Чествуй, супруга моя, угощением пышным Фетиду;

Я не замедлю, меха соберу и другие снаряды».

Рек – и от наковальни великан закоптелый поднялся

И, хромоногий, медлительно двигал увечные ноги:

Снял от горна меха и снаряды, какими работал,

Собрал все и вложил в красивый ларец среброковный;

Губкою влажною вытер лицо и могучие руки,

Выю дебелую, жилистый тыл и косматые перси;

Ризой оделся и, толстым жезлом подпираяся, в двери

Вышел хромая; прислужницы, под руки взявши владыку,

Шли золотые, живым подобные девам прекрасным,

Кои исполнены разумом, силу имеют и голос,

И которых бессмертные знанию дел изучили.

Сбоку владыки они поспешали, а он, колыхаясь,

К месту прибрел, где Фетида сидела на троне блестящем;

За руку взялся рукой, называл и так говорил ей:

«Что ты, Фетида, покровом закрытая, в дом наш приходишь,

Милая нам и почтенная редко ты нас посещаешь.

Молви, чего ты желаешь? исполнить же сердце велит мне,

Если исполнить могу я и если оно исполнимо».

И Гефесту Фетида, залившись слезами, вещала:

«Есть ли, Гефест, хоть одна из богинь на пространном Олимпе,

Cтолько на сердце своем перенесшая горестей тяжких,

Сколько мне, злополучной, послал сокрушений Кронион!

Нимфу морскую, меня покорил человеку земному,

Сыну Эака; и я испытала объятия мужа,

Как ни противилось сердце: уже тяжелая старость

В доме его изнуряет. Но скорбь у меня и другая!

Зевс даровал мне родить и взлелеять единого сына,

Первого между героев! Возрос он, как пышная отрасль;

Я воспитала его, как прекраснейший цвет в вертограде;

Юного в быстрых судах отпустила на брань к Илиону

Ратовать храбрых троян; и его никогда я не встречу

В доме отеческом, в светлых чертогах супруга Пелея!

Ныне, хотя и живет он, и солнца сияние видит,

Должен страдать; и ему я помочь не могу и пришедши!

Деву, которую сыну избрали в награду ахейцы,

Снова из рук у него исторг властелин Агамемнон.

Грустный по ней, сокрушал он печалию сердце; ахеян

Сила троян до судов отразила и в стан заключенным

Им выходить не давала. Старейшины воинств ахейских

Сына молили и множество славных даров предлагали.

Cам он, правда, от воинств беду отразить отказался,

Но героя Патрокла своим он доспехом одеял;

Друга на битву послал и великое воинство вверил.

Билися целый день перед крепкою башнею Скейской.

Был бы в тот день Илион завоеван, когда бы могучий

Феб разносившего гибель Менетия храброго сына

В первых рядах не повергнул и славы Гектору не дал.

Вот для чего прихожу и к коленам твоим припадаю;

Может быть, сжалишься ты над моим краткожизненным сыном;

Может быть, дашь ты Пелиду и щит, и шелом, и поножи,

Также и латы: свои потерял он, как друг его верный

Пал от троян; и теперь – по земле он простертый тоскует!»

Ей немедля ответствовал Амфигией знаменитый:

«Будь спокойна и более сердцем о том не крушися.

О! да могу Ахиллеса от смерти ужасной далеко

Столь же легко я укрыть, когда рок его мощный постигнет,

Сколь мне легко для него изготовить доспехи, которым

Каждый от смертных бесчисленных будет дивиться, узревший!»

Так произнесши, оставил ее и к мехам приступил он.

Все на огонь обратил их и действовать дал повеленье.

Разом в отверстья горнильные двадцать мехов задыхали,

Разным из дул их дыша раздувающим пламень дыханьем,

Или порывным, служа поспешавшему, или спокойным,

Смотря на волю творца и на нужду творимого дела.

Сам он в огонь распыхавшийся медь некрушимую ввергнул,

Олово бросил, сребро, драгоценное злато; и после

Тяжкую наковальню насадил на столп, а в десницу

Молот огромнейший взял, и клещи захватил он другою.

И вначале работал он щит и огромный и крепкий,

Весь украшая изящно; кругом его вывел он обод

Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый.

Щит из пяти составил листов и на круге обширном

Множество дивного бог по замыслам творческим сделал.

Там представил он землю, представил и небо, и море,

Солнце, в пути неистомное, полный серебряный месяц,

Все прекрасные звезды, какими венчается небо:

Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона,

Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый;

Там он всегда обращается, вечно блюдет Ориона

И единый чуждается мыться в волнах Океана.

Там же два града представил он ясноречивых народов:

В первом, прекрасно устроенном, браки и пиршества зрелись.

Там невест из чертогов, светильников ярких при блеске,

Брачных песней при кликах, по стогнам градским провожают.

Юноши хорами в плясках кружатся; меж них раздаются

Лир и свирелей веселые звуки; почтенные жены

Смотрят на них и дивуются, стоя на крыльцах воротных.

Далее много народа толпится на торжище; шумный

Спор там поднялся; спорили два человека о пене,

Мзде за убийство; и клялся един, объявляя народу,

Будто он все заплатил; а другой отрекался в приеме.

Оба решились, представив свидетелей, тяжбу их кончить.

Граждане вкруг их кричат, своему доброхотствуя каждый;

Вестники шумный их крик укрощают; а старцы градские

Молча на тесаных камнях сидят средь священного круга;

Скипетры в руки приемлют от вестников звонкоголосых;

С ними встают, и один за другим свой суд произносят.

В круге пред ними лежат два таланта чистого злата,

Мзда для того, кто из них справедливее право докажет.

Город другой облежали две сильные рати народов,

Страшно сверкая оружием. Рати двояко грозили:

Или разрушить, иль граждане с ними должны разделиться

Всеми богатствами, сколько цветущий их град заключает.

Те не склонялись еще и готовились к тайной засаде.

Стену стеречь по забралам супруг поставив любезных,

Иных сынов и мужей, которых постигнула старость,