Тысячу мер, как подарок, напитка прислал Язонион.

Прочие мужи ахейские меной вино покупали:

Те за звенящую медь, за седое железо меняли,

Те за воловые кожи или за волов круторогих,

Те за своих полоненных. И пир уготовлен веселый.

Целую ночь кудреглавые мужи ахейцы по стану

Вкруг пировали, а Трои сыны и союзники – в граде.

Целую ночь им беды совещал олимпийский провидец,

Грозно гремящий, – и страх находил на пирующих бледный:

Мужи вино проливали из кубков; не смел ни единый

Пить, не возлив наперед всемогущему Кронову сыну.

Все наконец возлегли и дарами сна насладились.

Песнь восьмая

СОБРАНИЕ БОГОВ. ПРЕРВАННАЯ БИТВА

В ризе златистой Заря простиралась над всею землею,

Как богов на собор призвал молнелюбец Кронион;

И, на высшей главе многохолмного сидя Олимпа,

Сам он вещал; а бессмертные окрест безмолвно внимали.

«Слушайте слово мое, и боги небес, и богини:

Я вам поведаю, что мне в персях сердце внушает;

И никто от богинь, и никто от богов да не мыслит

Слово мое ниспровергнуть; покорные все совокупно

Мне споспешайте, да я беспрепятственно дело исполню!

Кто ж из бессмертных мятежно захочет, и я то узнаю,

С неба сойти, пособлять илионянам или данаям,

Тот, пораженный позорно, страдать на Олимп возвратится!

Или восхичу его и низвергну я в сумрачный Тартар,

В пропасть далекую, где под землей глубочайшая бездна:

Где и медяный помост, и ворота железные. Тартар,

Столько далекий от ада, как светлое небо от дола!

Там он почувствует, сколько могучее всех я бессмертных!

Или дерзайте, изведайте, боги, да все убедитесь:

Цепь золотую теперь же спустив от высокого неба,

Все до последнего бога и все до последней богини

Свесьтесь по ней; но совлечь не возможете с неба на землю

Зевса, строителя вышнего, сколько бы вы ни трудились!

Если же я, рассудивши за благо, повлечь возжелаю, —

С самой землею и с самым морем ее повлеку я

И моею десницею окрест вершины Олимпа

Цепь обовью; и вселенная вся на высоких повиснет —

Столько превыше богов и столько превыше я смертных!»

Так он вещал, – и молчанье глубокое боги хранили,

Все пораженные речью: ужасно грозен вещал он;

Но наконец светлоокая так возгласила Афина:

«О всемогущий отец наш, Кронион, верховный владыко!

Ведаем мы совершенно, что сила твоя необорна;

Но милосердуем мы об ахеянах, доблестных воях,

Кои, судьбу их жестокую скоро исполнив, погибнут.

Все мы, однако, от брани воздержимся, если велишь ты;

Мы лишь советы внушим аргивянам, да храбрые мужи

В Трое погибнут не все под твоим сокрушительным гневом».

Ей, улыбаясь, ответствовал тучегонитель Кронион:

«Бодрствуй, Тритония, милая дочь! не с намереньем в сердце

Я говорю, и с тобою милостив быть я желаю».

Так произнес он – и впряг в колесницу коней медноногих,

Бурно летающих, гривы волнующих вкруг золотые;

Золотом сам он оделся; в руку художеством дивный

Бич захватил золотой и на блещущей стал колеснице;

Коней погнал, – и послушные быстро они полетели,

Между землею паря и звездами усеянным небом.

Он устремлял их на Иду, зверей многоводную матерь,

К Гаргару холму, где роща его и алтарь благовонный.

Там коней удержал повелитель бессмертных и смертных

И, от ярма отрешив, окружил их мраком великим.

Сам на вершине Идейской воссел, величаяся славой,

Град созерцая троян и суда меднобронных данаев.

Тою порой укрепилися снедью ахейские мужи,

Быстро по кущам и в битву оружием все покрывались.

Трои сыны на другой стороне ополчались но граду,

В меньшем числе, но и так готовые крепко сражаться,

Нуждой влекомые кровной, сражаться за жен и детей их.

Все растворились ворота; из оных зареяли рати

Конные, пешие; шум между толп их воздвигся ужасный.

Рати, на место одно устремляйся, быстро сошлися;

Разом сразилися кожи, сразилися копья и силы

Воинов, медью одеянных; выпуклобляшные разом

Сшиблись щиты со щитами; гром поднялся ужасный.

Вместе смешались победные крики и смертные стоны

Воев губящих и гибнущих; кровью земля заструилась.

Долго, как длилося утро и день возрастал светоносный,

Стрелы и тех и других поражали – и падали вои.

Но лишь сияющий Гелиос стад на средине небесной,

Зевс распростер, промыслитель, весы золотые; на них он

Бросил два жребия Смерти, в сон погружающей долгий:

Жребий троян конеборных и меднооружных данаев;

Взял посредине и поднял: данайских сынов преклонился

День роковой, данайских сынов до земли многоплодной

Жребий спустился, троян же до эвеэдного неба вознесся.

Страшно грянул от Иды Кронид и перун, по лазури,

Пламенный бросил в ахейские рати; ахейцы, увидя,

Все изумились, покрылися лица их ужасом бледным.

Идоменей оставаться не смел, ни Атрид Агамемнон;

Ни Аяксы вожди не остались, клевреты Арея.

Нестор один средь побоища, страж аргивян, оставался

Волей недоброю: конь пострадал, пораженный стрелою.

Ранил его Александр, супруг лепокудрой Елены,

В голову, в самое темя, где первые волосы коней

Идут от черепа к вые: опасное место; от боли

Конь заскакал на дыбы: пернатая в мозг погрузилась.

Коней смутил и других он, крутяся вкруг пагубной меди.

Тою порою, как старец, к коню пораженному бросясь,

Припряжь отсечь напрягается, Гектора быстрые кони

Скачут сквозь волны бегущих, отважного мча властелина,

Гектора! Тут бы старец жизнь погубил неизбежно,

Если б его не узрел Диомед, воеватель могучий.

Страшно воскликнул герой, призывая царя Одиссея:

«Сын благородный Лаэрта, герой Одиссей многоумный!

Что ты бежишь, обращая хребет, как в толпе малодушный?

Пику тебе, берется, вонзят бегущему в плечи.

Стань, Одиссей, отразим мы от старца свирепого мужа».

Рек; не услышал его Одиссей, благородный страдалец;

Мимо промчался, бежа к кораблям многоместным ахейским,

Но Диомед, и один оставаясь, вперед устремился;

Cтал перед конским ярмом геренского старца Нелида

И к нему взговорил, устремляя крылатые речи:

«Старец, жестоко тебя ратоборцы младые стесняют!

Сила оставила, старость тебя удручила лихая;

Немощен твой и возница, и кони твои не проворны.

Шествуй ко мне, взойди на мою колесницу; увидишь,

Троса, кони каковы, несказанно искусные в поле

Быстро летать и туда и сюда, и в погоне и в бегстве.

Я их вчера у Энея отбил, разносителя бегства.

Вверь ты своих попеченью сподвижников, сих же с тобою

Мы устремим на троян конеборных, да ныне и Гектор

Узрит, в руке и моей способна ль свирепствовать пика!»

Так произнес; не преслушался Нестор, конник геренский;

Старца приняв кобылиц, озаботились ими клевреты,

Сильные двое, Сфенел с Эвримедонон славолюбивым.

Сами вожди совокупно вошли в колесницу Тидида;

Нестор немедленно в руки приял блестящие вожжи,

Коней стегнул, и пред Гектором быстро они очутились.

В Гектора, прямо летящего, дрот Диомед устремляет;

И в него не попал; по его браздодержца-клеврета,

Cына Фебея почтенного, Смелого Эниопоя,

Коней браздами гонящего, в грудь поражает у сердца:

В прах с колесницы он пал, и отпрянули в сторону кони

Бурные; там сокрушилась его и душа и могучесть.

Гектору сердце стеснила жестокая скорбь о вознице;

Но его наконец, невзирая на жалость о друге,

Бросил и смелого окрест возницы искал; и не долго

Кони нуждались в правителе; скоро достойный явился:

Архептолем, Ифитид бесстрашный; ему он на коней

Быстрых взойти повелел и бразды к управлению вверил.

Cеча была б, совершилось бы невозвратимое дело,

В граде своем заключились бы, словно как овцы, трояне;

Но увидел то быстро отец и бессмертных и смертных.

Он, загремевши ужасно, перун сребропламенный бросил

И на землю его, пред конями Тидида, повергнул:

Страшным пламенем вверх воспаленная пыхнула сера;

Кони от ужаса, прянув назад, под ярмом задрожали;

Пышные коней бразды убежали из старцевых дланей;

С сердцем трепещущим он провещал к Диомеду герою:

«Друг Диомед, оборачивай к бегству коней быстроногих.

Или не чувствуешь ты, не тебе от Кронида победа!

Ныне его на бою громомещущий Зевс прославляет,

Гектора; после, быть может, когда возжелает, дарует

Славу и нам. Человек не преложит советов Зевеса,

Сколько бы ни был он силен: могучее он, громовержец!»

Но ему отвечал Диомед, знаменитый воитель:

«Всё справедливо и всё ты разумно, старец, вещаешь;

Но болезнь мне жестокая сердце и душу проходит!

Гектор некогда скажет, пред сонмом троян велереча:

– Вождь Диомед от меня к кораблям убежал, устрашенный. —

Cкажет хвалясь, и тогда расступися, земля, подо мною!»

Вновь Диомеду ответствовал Нестор, конник геренский:

«Сын браноносца Тидея, бестрепетный, что ты вещаешь?

Если бы Гектор тебя и робким назвал и бессильным,

Веры ему не дадут ни дардане, ни граждане Трои;

Веры ему не дадут и супруги троян щитоносцев,

Коих супругов цветущих толпы распростер ты по праху».

Так говоря, обратил он на бегство коней звуконогих

Рати бегущей в толпу; и на них и трояне и Гектор,

Страшные крики подняв, задождили свистящие стрелы.

Голосом звучным кричал ему вслед шлемоблещущий Гектор:

«О Диомед! перед всеми тебя почитали данаи

Местом, и брашном, и полными кубками в пиршествах общих;

Впредь не почтут: пред всех их женщиной ты оказался!

Сгибни, презренная дева! скорей, чем меня отразивши,

На стены наши взойдешь или наших супруг похищенных