Славнейшее она оставит имя…

Адмет знаком отклоняет дары. В это время из ворот показывается процессия с высоко поднятыми носилками, где лежит мертвая Алькеста. Слышатся рыдания. Хоревты и слуги простирают руки навстречу Алькесте, Ферет делает несколько шагов по направлению навстречу телу, но по знаку Адмета слуги ставят тело Алькесты в отдалении от старика.

Ферет

(издали обращаясь к телу)

О спасшая Адмета и его

Родителей подъявшая из праха,

Привет тебе! Да благо снизойдет

На дивную в Аидовом чертоге.

(Склоняется глубоко и рукою касается земли; потом, поднявшись, к хору.)

Сокровище – в подобных: на иной,

Поверьте мне, не стоит и жениться…

Адмет

(заступая тело Алькесты)

Незваный гость на скорбном торжестве,

Среди друзей считать тебя не смею,

Возьми назад убор свой. Никогда

С покойницей он не сойдет в могилу.

С сочувствием ты опоздал. Когда

Над головой висела смерть моею,

Ты не пришел, старик, ты пожалел

Остатком дней пожертвовать.

Зачем же

Над юностью, загубленной тобою,

Теперь приходишь плакать? Обличен

Перед людьми достаточно, едва ли

Ты даже был моим отцом, старик.[1]

О, средь мужей запятнан ты навеки

Бездушием отныне. Осушить

Свой кубок и жалеть последней капли,

Чтобы спасти родного сына… Да,

Вы с матерью дозволили спокойно

Чужой жене вас заменить. Так пусть

Отца и мать в ней хороню сегодня.

Пауза.

Твой век так мал уж был. Какой бы мог

Ты совершить своею жертвой подвиг,

Приобрести какую славу…

Здесь

Ты испытал все счастье человека:

От молодых ногтей ты был царем,

Наследника имел ты. За тобою

Все не пошло бы прахом. Не дерзнешь

Ты утверждать, конечно, чтобы старость

Я оскорблял твою, что не был я

Почтителен. О, за мои заботы

Вы с матерью мне заплатили щедро…

Поторопись, пожалуйста, родить

Еще детей, старик, не то кто будет

Тебя кормить и, если наконец

Умрешь, твой труп кто уберет, кто вынос

Устроит твой? Не я же, не Адмет…

Он для тебя давно в земле. И если

Еще он видит солнце, то кормильцем

И сыном быть обязан не тебе…

О, старики так часто смерти просят,

А стоит ей приблизиться – никто

Уж умирать не хочет. Старость тотчас

Становится отрадною для них.

Корифей

Ну, будет же. Как будто мало горя

Того, что есть, – не раздражай отца!

Ферет

(после некоторого промедления, когда он, по-видимому, борется сам с охватившим его волнением)

Но что за тон, мой сын! Себе лидийца

Иль ты раба фригийского купил?

Советую припомнить: фессалиец,

Свободный сын свободного отца

Перед тобой. Слова ж твои ребячьи

Меня задеть не могут. Я родил

И воспитал тебя, чтоб дом отцовский

Тебе отдать, а вовсе не затем,

Чтоб выкупать тебя у смерти жизнью.

Обычая между отцовских я

Такого не припомню и как эллин

Всегда считал, что, счастлив кто иль нет,

Таков удел его.

Мой долг исполнен:

Над многими ты царь, твои поля

Умножились. Отцовское оставлю

Я полностью Адмету. Чем, скажи,

Обижен ты? Чего лишил тебя я?

Просил ли я, чтоб ты заменой был

Мне в доме том бессолнечном? Нимало.

И ты меня о том же не проси.

Сам любишь жизнь ты, кажется. В отце

Зачем признать любви не хочешь той же?

Пауза.

А право, как подумаешь, что век

В земле лежать, так этот промежуток

Короткий здесь еще дороже станет…

Тебя ль учить мне, впрочем? За него

В борьбе с судьбой Адмет, ожесточившись,

Не пощадил жены… Но как же он

Клянет мою, своей не видя, трусость,

Во цвете лет женою побежден.

Придумано отлично… хоть и вовсе

Не умирай, сменяя верных жен…

И у тебя других хватает духа

За то, в чем сам виновен, упрекать.

Молчи, дитя: жизнелюбивы все мы…

На брань твою – вот строгий мой ответ.

Корифей

Отец и сын, вы перешли границу.

Но перестань, старик, его бранить.

Адмет

Пусть говорит; отвечу я: коль правдой

Затронут он, зачем топтал ее?

Ферет

Я б растоптал ее, коль точно б жизнью

Своей купил тебе я жизнь, Адмет.

Адмет

Смерть старика и юноши равны ли?

Ферет

Жить всем нам раз приходится, не дважды.

Адмет

Переживи ж хоть Зевса, коли так…

Ферет

Но клясть отца за что же, не пойму я.

Адмет

В тебе желанье жизни – это все.

Ферет

(указывая на носилки, строго)

А там кого ж Алькеста заменила?

Адмет

Ты видишь там свою вину, старик.

Ферет

Иль за меня ее хоронят, скажешь?

Адмет

Увы! Увы!

(в сторону)

Когда б нужда ему во мне пришла.

Ферет

Почаще жен меняй, целее будешь.

Адмет

Тебе ж стыдней. Зачем себя щадил?

Ферет

О, этот факел бога так прекрасен.

Адмет

И это муж? Позор среди мужей…

Ферет

Ты в гроб меня насмешкой не уложишь.

Адмет

Но славы смерть тебе не принесет.

Ферет

До мертвого бесславье не доходит.

Адмет

Такой старик… И хоть бы тень стыда…

Ферет

(указывая на труп Алькесты)

Вот в этой был и стыд, да без рассудка.

Адмет

Уйди, молю. Дай схоронить ее.

Ферет

Не задержусь. А ты, женоубийца,

Алькестиной поплатишься семье:

Среди мужей Акаста хоть не числи,

Коль за сестру тебе не отомстит.

(Уходит со свитой и дарами.)

ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Без Ферета и свиты.

Адмет

(вослед уходящему)

Проклятье вам – тебе и сень с тобою

Делящей; пусть при сыне вы живом

Бездетными на старости слывете.

А мой чертог – отныне вам закрыт.

И если б чрез глашатаев пришлось мне

Порвать навек с отцовским очагом,

Не откажусь. Но горе нас торопит.

Почившую святить огнем пора.

Тело поднимают. Плач.

Корифей

Преступная дерзость. Увы!

А ты, между жен благородных

О лучшая, ныне прости нам,

Да благ тебе будет Гермес

И мрачный Аид, а если

Там добрым бывает награда,

Ты с дивной Аида воссядешь,

Дары разделяя, невестой.

Шествие медленно удаляется. Хор сопровождает гроб, покидая орхестру. Адмет идет за гробом понурившись.

ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Раб

(из дому, из боковой двери)

Гостей видал я многих. Приходили

Из разных стран к Адмету и за стол

За пировой садились. Но такого

Мне не пришлось еще у очага

Сажать… Царя он в трауре находит

И все-таки идет в его чертог.

Мы подали что есть: другой бы, скромный,

Уважив горе, голод утолил

Поставленным на стол… А этот просто

Нас загонял… Ну, кончился обед

Берет он кубок емкий: чистым даром

Земли его он наполняет черной

И пьет, пока огонь вина по жилам

Не побежал. Он миртовой потом

Там голову себе венчает веткой,

Сбираясь петь. То был какой-то лай…

И странно так мешались звуки: горя

Адметова чуждаясь, песню гость

Выкрикивал, мы ж, челядинцы, выли

По госпоже, не смея пришлецу

Глаз показать заплаканных – то воля

Адметова была. И вот теперь

Какого-то проныру, вора, плута,

Грабителя, быть может, угощать

Я должен, не почтив царицы мертвой

Ни плачем, ни руки благословеньем.

(Плачет.)

Ведь мать была покойная рабам

И сколько раз от тягостного гнева

Спасала нас Адметова. Ну что ж?

Иль я не прав, что этот гость не в пору?

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Слуга и Геракл, увенчанный миртом, с горящими глазами, без оружия.

Геракл

Ты! Что глядишь угрюмо, что тебя

Заботит, раб? Когда гостям ты служишь,

Печальным их лицом ты не смущай,

Приветлив будь. Перед тобой товарищ

Хозяина, а ты надул лицо,

Нахмурился – беда чужая мучит…

Щи сюда, учись, умнее будешь:

Ты знаешь ли, в чем наша жизнь?

Поди,

Не знаешь, раб? Да и никто не знает,

Жив будет ли наутро. Нам судьба

Путей не открывает: ни наукой,

Ни хитростью ее не купишь тайн.

Сообрази ж и веселись. За кубком

Хоть день, да твой, а завтра, чье-то завтра?

Ты из богов почти особо, друг,

Сладчайшую для смертного, Киприду.

И – в сторону все прочее! Моим

Словам, коль прав тебе кажусь я, следуй.

А, кажется, я прав…

Пойдем со мной,

(хлопает его по плечу)

Венками мы украсимся, и живо

От мрачных дум веселый плеск вина

О кубка борт тебя, поверь, отчалит.

Спесивому ж да хмурому, коль суд

Ты примешь мой, не жизнь, а только мука.

Слуга

Все это нам известно. Но теперь

Не до вина и не до смеху в доме.

Геракл