Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви». Том 3

Создан памятник мной. Он вековечнее

Меди, и пирамид выше он царственных.

Не разрушит его дождь разъедающий,

Ни жестокий Борей, ни бесконечная

Цепь грядущих годов, в даль убегающих.

Нет, не весь я умру! Лучшая часть моя

Избежит похорон: буду я славиться

До тех пор, пока жрец с девой безмолвною

Всходит по ступеням в храм Капитолия.

Будет ведомо всем, что возвеличился

Сын страны, где шумит Ауфид стремительный,

Где безводный удел Давна – Апулия,

Эолийский напев в песнь италийскую

Перелив. Возгордись этою памятной

Ты заслугой моей и, благосклонная

Мельпомена, увей лавром чело мое!

Ты, Венера, через долгий срок

Вновь войну начала? Сжалься, прошу, прошу!

Я не тот, что под игом был

У Цинары моей кроткой! Ты сладостных

Купидонов мать грозная,

Перестань гнуть меня, ныне бесстрастного,

Десять лустр пережившего,

Властью нежной! На зов юношей трепетный

Снизойди, – к Павлу Максиму

На крылах лебедей, пурпуром блещущих,

Ты взнесись с шумной свитою,

Если хочешь зажечь сердце достойное.

Знатен он и собой красив,

И готов постоять за обездоленных.

Всем искусствам обученный,

Далеко пронесет он твой победный стяг.

И когда над соперником

Верх возьмет, превзойдя щедрого щедростью.

У Албанского озера,

Под кедровым шатром, образ твой мраморный

Он воздвигнет, – ты будешь там

Дым курений вдыхать и веселить свой слух

Лирой и берекинтскою

Флейтой, к ним примешав звуки свирельные.

Дважды в день пред тобою там

В пляске будут ходить отроки с девами,

И во славу твою трикрат

Бить о землю стопой, бить, точно Салии.

Мне же девы и отроки

Чужды; больше надежд нет на взаимную

Силу страсти; пиры претят;

И чела не хочу я обвивать венком.

Но увы! почему слеза

По щеке, Лигурин, крадется робкая?

Почему среди слов язык

Так позорно молчит, он, что молчанью враг?

В грезах сонных тебя порой

Я в объятьях держу, или по Марсову

Полю вслед за тобой несусь,

Иль плыву по волнам, ты ж отлетаешь прочь!

Тот, держась на крыльях, скрепленных воском,

Морю имя дать обречен, как Икар,

Кто, о Юл, в стихах состязаться – дерзкий —

С Пиндаром тщится.

Как с горы поток, напоенный ливнем

Сверх своих брегов, устремляет воды,

Рвется так, кипит глубиной безмерной

Пиндара слово.

Стоит он всегда Аполлона лавров:

Новые ль слова в дифирамбах смело

Катит, мчится ль вдруг, отрешив законы,

Вольным размером;

Славит ли богов иль царей, героев,

Тех, что смерть несли поделом кентаврам,

Смерть Химере, всех приводившей в трепет

Огненной пастью;

Иль поет коня и борца, который

С игр элидских в дом возвратился в славе,

Песнью, в честь его, одарив, что сотни

Статуй ценнее;

С скорбною ль женой об утрате мужа

Плачет, ей до звезд его силу славит,

Нрав златой и доблесть, из тьмы забвенья

Вырвав у Смерти.

Полным ветром мчится диркейский лебедь

Всякий раз, как ввысь к облакам далеким

Держит путь он, я же пчеле подобен

Склонов Матина:

Как она, с трудом величайшим, сладкий

Мед с цветов берет ароматных, так же

Понемногу я среди рощ прибрежных

Песни слагаю.

Лучше ты, поэт, полнозвучным плектром

Нам споешь о том, как, украшен лавром,

Цезарь будет влечь через Холм священный

Диких сигамбров.

Выше, лучше здесь никого не дали

Боги нам и рок, не дадут и впредь нам,

Пусть хотя б назад времена вернулись

Века златого.

Будешь петь ты радость народа, игры,

Дни, когда от тяжб отрешится форум,

Если бог к мольбам снизойдет, чтоб храбрый

Август вернулся.

Вот тогда и я подпевать уж буду, —

Если ст_о_ит речь мою слушать, – счастлив

Тем, что Цезарь к нам возвращен: «О славься,

Красное солнце!»

Шествию его «о Триумф!» не раз мы

Возгласим тогда – «о Триумф!» Ликуя,

Государством всем благосклонным вышним

Ладан воскурим.

Твой обет – быков и коров по десять,

Мой обет – один лишь теленок; ныне,

Мать покинув, он на лугу цветущем

В возраст приходит,

И рога его подражают рожкам

В третий день луны молодой; примета

Есть на лбу – бела, как полоска снега, —

Сам же он рыжий.

Тот, кого, Мельпомена, ты

При рожденьи хоть раз взглядом приветила,

Не прославится в Истмиях

Знаменитым бойцом, и победителем

Не помчится на греческой

Колеснице. Его ратные подвиги

Не введут триумфатором

В Капитолий за то, что он надменные

Смел угрозы царей во прах.

Нет! Но воды, Тибур плодотворящие,

И дубравы тенистые

В эолийских стихах славу родят ему.

В Риме, городе царственном,

Молодежью включен быть удостоен я

В круг поэтов излюбленных,

И меня уж язвит меньше зуб Зависти.

О, на лире божественной

Звуки славные струн дивно родящая,

Муза, песнь лебединую

Рыбам властная дать, если восхочешь ты!

Это твой только дар благой —

Что прохожим знаком я становлюсь теперь,

Как хозяин родимых струн, —

Что живу и любим, если любим я стал.

Орлу царем быть птиц поручил Отец;

Царю богов он молниеносцем был;

При похищеньи Ганимеда

Верность его испытал Юпитер.

Птенца когда-то пылкость – отцовский дар —

Его толкнула вон из гнезд? лететь,

Труда незнавшим; ветер вешний

Робкого новым движеньям в небе

Учил, согнавши тучи. Затем его

К земле, к овчарням пылкий порыв увлек;

А ныне жажда пищи, брани

Гонит его на борьбу с драконом.

В лугу отрадном, тешась травой, коза

Вдруг видит львенка (в пору, как прогнан он

От груди матери) и чует —

Сгубят ее молодые зубы…

Такой же страх винд_е_ликам Друз внушил,

Когда в Ретийских Альпах он вел войну.

Откуда взяли те обычай

Всюду, как встарь амазонки, острый

Носить топорик в правой руке, – искать

Я бросил: право, все не дано нам знать.

Орды, победные доселе,

Все перед юношей мудрым пали,

Поняв, какая сила талант и ум,

Когда воспитан в доме, что люб богам,

И что отеческой заботой

Август для юных Неронов сделал.

Рождают храбрых храбрые; лишь отцов

Наследье – доблесть коней младых, быков;

Орлы жестокие не могут

Мирных на свет произвесть голубок.

Расти ученье силы врожденный дар,

Уход разумный доблесть в груди крепит;

Когда же нравственность слабеет,

Все благородное грех позорит.

Обязан чем ты роду Неронов, Рим,

Тому свидетель берег Метавра, там

Разбит был Газдрубал в тот чудный

День, что рассеявши мрак, впервые

Победы сладкой Лацию радость дал,

С тех пор как, словно пламя в сухом бору,

Иль Евр над морем Сицилийским,

Мчался верхом Ганнибал чрез грады.

В счастливых войнах римский народ тогда

Расти уж стал, и в храмах, безбожно так

Рукой пунийца разоренных,

Вновь водворились благие боги.

Коварный молвил враг Ганнибал тогда:

«Волков добыча хищных – олени мы

Идем на тех, кого избегнуть

Было бы высшим триумфом нашим.

Народ сей после Трои сожженья смог,

В волнах этрусских долго блуждав, донесть

Отважно до брегов авзонских

Отчих богов и детей, и старцев.

Как дуб секирой срезан, сильней растет

В густых дубравах Алгида, так и он

Средь тяжких битв и поражений

Дух укрепляет самим железом.

Росла не пуще Гидра, когда Геракл,

Томясь бесчестьем, головы ей рубил;

Не знали Фивы Эхиона

Чудищ грозней, иль народ Колхиды.

Утопишь глубже – выникнет краше он;

Поборешь – свергнет вдруг победителя

С великой славой и вступает

В битвы, что после восхвалят жены.

Гонцов мне гордых слать в Карфаген уже

Нельзя отныне: пали надежды все

С тех пор, как Газдрубал сражен был, —

Имени нашего счастья пало.

Все могут сделать Клавдия войск полки:

Их жизнь Юпитер сам, благосклонный к ним,

Хранит; их мудрые расчеты

В брани опаснейший миг спасают».

Сын блаженных богов, рода ты римского

Охранитель благой, мы заждались тебя!

Ты пред сонмом отцов нам обещал возврат

Скорый, – о, воротись скорей!

Вождь наш добрый, верни свет своей родине!

Лишь блеснет, как весна, лик лучезарный твой

Пред народом, для нас дни веселей пойдут,

Солнце ярче светить начнет.

Как по сыну скорбит мать, если злобный Нот

По карпатским волнам плыть не дает ему,

Не давая узреть дома родимого

Больше года; как мать, молясь,

Иль обеты творя, или гадаючи,

Не отводит очей от берегов крутых,

Так, тоской исходя, родина верная

Все томится по Цезарю.

Безопасно бредет ныне по пашне вол;

Сев Церера хранит и Изобилие;

Корабли по морям смело проносятся;

Ни пятна нет на честности;

Не бесчестит семьи любодеяние;

Добрый нрав и закон – цепь для распутников;

Матери родовым сходством детей горды;

За виной кара следует.