Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви». Том 3

Дева бедная не может ни Амуру дать простора,

Ни вином прогнать кручину, но должна бояться дяди

Всебичующих упреков.

От тебя, о Необула, прочь уносят шерсть и прялку

Трудолюбицы Минервы сын крылатый Кифереи

И блестящий Гебр Липарский.

Лишь увидишь, как смывает масло с плеч он в водах Тибра,

Конник, что Беллерофонта краше, ни в бою кулачном

Не осиленный ни в беге.

В ланей, по полю бегущих целым стадом, он умеет

Дрот метнуть и, быстр в движеньи, вепря, что таится в чаще,

На рогатину взять смело.

О Бандузии ключ, ты хрусталя светлей,

Сладких вин и цветов дара достоин ты;

Завтра примешь козленка

В жертву – первыми рожками

Лоб опухший ему битвы, любовь сулит

Но напрасно: твои волны студеные

Красной кровью окрасит

Стада резвого первенец.

Не коснется тебя жаркой Каникулы

10 Знойный полдень; даешь свежесть отрадную

Ты бродячему стаду

И в_о_лу утомленному.

Через песни мои будешь прославлен ты:

Ясень в них воспою, скалы с пещерами,

Где струятся с журчаньем

Твои воды болтливые.

Цезарь, про кого шла молва в народе,

Будто, как Геракл, лавр купил он смертью,

От брегов испанских вернулся к Ларам

Победоносцем.

Радостно жена да встречает мужа,

Жертвы принеся справедливым Ларам,

И сестра вождя, и, чело украсив

Белой повязкой,

Матери юниц и сынов, не павших.

Дети же всех тех, что в бою погибли,

И вдовицы их, от словес печальных

Вы воздержитесь.

Мне же этот день будет в праздник, думы

Черные прогнав. Не боюсь я смуты,

Ни убитым быть, пока всей землею

Правит наш Цезарь.

Отрок, принеси и венков, и мирра,

И вина, времен войн с народом марсов,

Коль спаслось оно от бродивших всюду

Шаек Спартака.

И Неера пусть поспешит, певица,

В узел косы пусть, надушив, завяжет.

Если ж брань начнет негодяй привратник,

Прочь уходи ты.

Голова, седея, смягчает душу,

Жадную до ссор и до брани дерзкой.

Не смирился б я перед этим юный

В консульство Планка!

Женка бедного Ивика,

Перестань наконец ты сладострастничать,

И себя примолаживать!

Коль ногою одной ты уж в гробу стоишь,

Не резвись среди девушек,

Затеняя собой блеск лучезарных звезд.

Что Фолое идет к лицу,

То Хлориде нейдет! Дочь лучше матери

Осаждать будет юношей,

Как Вакханка, в тимпан бить наученная.

К Ноту страсть неуемная

Так и нудит ее прыгать, как козочку.

Ты ж, старушка, в Луцерии

Сядь за пряжу. Тебе ль быть кифаристкою,

Украшать себя алою

Розой и осушать чашу с вином до дна?

Башни медной замок, двери дубовые,

Караульных собак лай угрожающий

Для Данаи могли б верным оплотом быть

От ночных обольстителей.

Но над стражем ее, робким Акрисием,

Сам Юпитер-отец вместе с Венерою

Подшутил: путь найден верный, едва лишь бог

Превратил себя в золоте.

Злато так и плывет в руки прислужникам

И скорей, чем перун, может скалу разбить, —

Рухнул сразу и пал жертвою алчности

Дом пророка Аргивского.

В городских воротах муж-македонянин,

Разуверясь, свергал силою подкупа

Всех, кто метил на трон; и на морских вождей

Подкуп сети накидывал.

Рост богатства влечет приумножения

Жажду, кучу забот… А потому боюсь

Вверх подъятым челом взор привлекать к себе,

Меценат, краса всадников.

Больше будешь себя ты ограничивать,

Больше боги дадут! Стан богатеющих

Покидаю, бедняк, и перебежчиком

К неимущим держу свой путь, —

Я хозяин тех крох, что не в чести у всех,

Лучший, чем если б стал хлеб всей Апулии

Работящей таить без толку в житницах,

Нищий средь изобилия.

Но кто правит, как царь, плодною Африкой,

Не поймет, что мое лучше владение, —

Ключ прозрачный и лес в несколько югеров,

И полей жатва верная!

Правда, нет у меня меда калабрских пчел,

И в амфорах вино из Лестригонии

Не стареет, и мне выгоны гальские

Не ростят тучных овчих стад.

Но меня не гнетет бедность тяжелая

И от новых твоих я откажусь даров!

Сжав желанья свои, с прибылью малою

Буду жить я счастливее,

Чем к Мигдонским полям царство Лидийское

Прибавляя… Когда к многому тянешься,

Не хватает всегда многого. Тот блажен,

Бог кому, сколько надо, дал.

О Элий, отпрыск славного Лама ты, —

Того) что имя Ламиям первым дал

И остальным своим потокам —

Летопись память хранит об этом;

И ты от Лама род свой ведешь, – того,

Что первый власть над стенами Формий взял,

Над Лирисом, чьи волны в роще

Нимфы Марики безмолвно льются, —

Тиран могучий. Завтра ненастье Евр

Примчит, засыплет листьями рощу всю,

Устелет брег травой ненужной,

Если не лжет многолетний ворон,

Дождей предвестник. Дров наготовь сухих,

Пока возможно: завтра ведь ты вином

И поросенком малым будешь

Гения тешить с прислугой праздной.

Фавн, любовник Нимф, от тебя бегущих,

По межам моим и по знойным нивам

Ты пройди легко и к приплоду стада

Будь благосклонен.

Заклан в честь твою годовалый козлик;

Вволю для тебя, для Венеры друга,

В чашах есть вина, и алтарь старинный

Туком дымится.

При возврате Нон, в декабре, все стадо

Резво топчет луг травянистый всюду;

Празднует село, высыпая в поле,

Вместе с волами;

Бродит волк среди осмелевших ярок;

Сыплет в честь твою листья лес дубовый,

И о землю бьет, ей в отместку, пахарь

Трижды ногою.

Сколь позднее, чем царь Инах,

Кодр без страха принял ради отчизны смерть,

Ты твердишь, про Эака род,

Как сражались в боях близ Илиона стен;

Сколько ж стоит кувшин вина

Лоз хиосских и кто воду согреет нам,

Кто нам дом отведет, когда

Хлад пелигнов терпеть кончу я, – ты молчишь.

Дай же, мальчик, вина скорей

В честь полуночи, в честь новой луны, и дай

В честь Мурены: мешать с водой

Можно девять, иль три киафа взяв вина.

Тот, кто любит нечетных Муз,

Тот – в восторге поэт – требует девять влить;

Тронуть киафов больше трех,

Ссор боясь, не велят голые Грации,

Три, обнявшись всегда, сестры.

Рад безумствовать я: что ж берекинтских флейт

Звуки медлят еще свистеть?

Что, молчанье храня, с лирой висит свирель?

Рук скупых не терплю ведь я:

Сыпь же розы щедрей! С завистью старый Лик

Шум безумный услышит пусть,

Пусть строптивая с ним слышит соседка шум.

Вот уж взрослая, льнет к тебе

Рода, блещешь ты сам, Телеф, в кудрях густых,

Ясный, словно звезда, – меня ж

Иссушает, томя, к милой Гликере страсть.

Ты не видишь, Пирр, как тебе опасно

Трогать юных львят африканской львицы?

Вскоре ты сбежишь после жарких схваток,

Трус-похититель;

Вот, стремясь найти своего Неарха,

Юных круг прорвет лишь она, – и страшный

Бой решит тогда, за тобой, за ней ли

Будет добыча;

Ты спешишь достать из колчана стрелы,

Зубы та меж тем, угрожая, точит;

Сам судья борьбы наступил на пальму

Голой ногою;

Легкий ветр ему освежает плечи,

Кроют их кудрей надушенных волны —

Был таков Нирей, иль с дождливой Иды

На небо взятый.

О ты, с кем вместе свет мы узрели, знай:

Судьбе ль укоры, шутки ли ты несешь,

Раздоры иль любви безумье,

Легкий ли сон, – о скудель благая!

С какою целью ты ни хранила б сок

Массикский, – можно вскрыть тебя в добрый день.

Сойди ж – веленье то Корвина:

Требует вин он, стоявших долго.

Речей Сократа мудрых напился он,

Но все ж не презрит, сколь ни суров, тебя:

И доблесть древнего Катона

Часто, по слухам, вином калилась.

Ты легкой пыткой тем, кто угрюм всегда,

Язык развяжешь; трезвых людей печаль

И замыслы, что зреют втайне,

Вскрыть ты умеешь с шутливым Вакхом;

Вернуть надежду мнительным можешь ты,

Внушить задор и сил бедняку придать:

Испив тебя, он не страшится

Царских тиар и солдат оружья.

Пусть Вакх с Венерой благостной будут здесь,

И в хоре дружном Грации. Пусть тебя

При ярких лампах пьют до утра,

Как побегут перед Фебом звезды.

Страж окрестных гор и лесов, о Дева,

Ты, что, внемля зов троекратный юных

Жен-родильниц, их бережешь от смерти,

Ликом тройная!

Будет пусть твоей та сосна, что сенью

Дом венчает мой; да под ней тебя я

Кровью одарю кабана, что грозен

Сбоку ударом.

При новолуньи, если возденешь ты

Ладони к небу, честная Фидила,

И Ларов ублажишь плодами,

Ладана дымом, свиньей-обжорой,

Не тронет Африк пышной лозы твоей

Дыханьем вредным, ржа смертоносная

Не обесплодит нив, и стада

Вред не коснется поры осенней.

Тельцы, на жертву впредь обреченные,

Что ходят в дебрях снежного Алгида

Иль от албанских трав тучнеют,