Так он сказал; ободрились ахейские мужи. И труп твой

Нимфы прекрасные, дочери старца морей, окружили

С плачем и светло-божественной ризой его облачили;

(60) Музы – все девять – сменяяся, голосом сладостным пели

Гимн похоронный; никто из аргивян с сухими глазами

Слушать не мог сладкопения Муз, врачевательниц сердца;

Целых семнадцать там дней и ночей над тобой проливали

Горькие слезы бессмертные боги и смертные люди;

(65) Но на осьмнадцатый день был огню ты торжественно предан;

Мелкого много скота и быков криворогих убили

В почесть твою; и в божественной ризе, помазанный сладким

Медом и мазью душистою, был ты сожжен; и ахейцы,

В медь облачась, у костра, на котором сгорал ты, кипели,

(70) Конные, пешие, в быстрых блестя колесницах; великий

Говор и шум был; когда же Гефестово пламя пожрало

Труп твой, с восходом Денницы мы собрали белые кости,

Чистым вином их омыли, умастили мазью; златую

Урну дала сокрушенная мать; Дионис ей, сказала,

(75) Ту подарил драгоценную урну, созданье Гефеста.

Ныне хранятся в ней кости твои, Ахиллес лучезарный,

Вместе с костями Патрокла, погибшего прежде во брани,

Но далеко от костей Антилоха, который тобою,

После Патрокловой смерти, всех боле ахеян любим был.

(80) Холм погребальный великий над вашими урнами был тут

Ратью святой копьеносных аргивян у светло-широких

Вод Геллеспонта на бреге, вперед выходящем, насыпан;

Будет далеко он на море видим пловцам мореходным

Наших времен и грядущего времени всем поколеньям.

(85) Мать же твоя принесла тут дары, у богов испрося их;

Были ценою победы на играх они для ахеян.

Часто бывал, Ахиллес, ты свидетелем игр похоронных

В честь многославных, похищенных смертью, царей и героев;

Зрел ты, как юноши, алча венца, снаряжалися к бою, —

(90) Здесь же тебя привело б изумление в трепет при виде

Чудных даров, среброногой Фетидой в награду победы

Нам от богов принесенных: ты был их избранный любимец.

Так и по смерти ты именем жив, Ахиллес, и навеки

Слава твоя сохранится во всех на земле поколеньях.

(95) Мне ж послужило ль к чему окончание славное брани?

Страшное Зевс приготовил мне в землю отцов возвращенье:

Смерть от Эгиста предательством гнусным жены развращенной».

Так говорили о многом они в откровенной беседе.

Тут им явился, увидели, Эрмий аргусоубийца,

(100) Души в Аид женихов, Одиссеем убитых, ведущий.

Оба они, изумяся, приблизились к теням; в густом их

Сонме душа Агамемнона, сына Атреева, душу

Амфимедона, Мелантова славного сына, узнала.

Житель Итаки, он гостем издавна Атриду считался;

(105) Амфимедонову душу душа Агамемнона грустным

Словом спросила: «Что сделалось с вами? Зачем вас так много,

Юных, прекрасных, в подземную область приходит? Никто бы

Лучших не выбрал, когда б надлежало меж первыми в граде

Выбрать. В пучине ли вас погубил Посейдон с кораблями,

(110) Бурю пригнав и великие волны воздвигнув? На суше ль

Враг многосильный сразил вас внезапно, захваченных в поле,

Где вы ловили его криворогих быков и баранов,

Или во граде, где жен похищали и грабили домы

Дерзкой толпою? Ответствуй; мне гостем считался ты в жизни.

(115) Помнишь ли время, когда твой отеческий дом посетил я,

Вызвать спеша Одиссея, чтоб с братом моим Менелаем

Шел в кораблях разрушать Илиона могучие стены?

Целый мы плавали месяц по темно-широкому морю

Прежде, чем был убежден Одиссей, городов сокрушитель».

(120) Амфимедонова тень отвечала Атридовой тени:

«Сын Атреев, владыка людей, государь Агамемнон,

Памятно все мне, о чем говоришь ты, питомец Зевесов.

Если же ведать желаешь, тебе расскажу я подробно,

Как мы погибли, какую нам смерть приготовили боги.

(125) Спорили все мы друг с другом о браке с женой Одиссея;

В брак не желая вступить и от брака спастись не имея

Средства, нам гибель и смерть замышляла в душе Пенелопа.

Слушай, какую она вероломно придумала хитрость.

Стан превеликий в покоях поставя своих, начала там

(130) Тонко-широкую ткань и, собравши нас всех, нам сказала:

«Юноши, ныне мои женихи, – поелику на свете

Нет Одиссея, – отложим наш брак до поры той, как будет

Кончен мой труд, чтоб начатая ткань не пропала мне даром;

Старцу Лаэрту покров гробовой приготовить хочу я

(135) Прежде, чем будет он в руки навек усыпляющей смерти

Парками отдан, дабы не посмели ахейские жены

Мне попрекнуть, что богатый столь муж погребен без покрова».

Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.

Что же? День целый она за тканьем проводила, а ночью,

(140) Факел зажегши, сама все, натканное днем, распускала.

Три года длился обман, и она убеждать нас умела;

Но когда обращеньем времен приведенный четвертый

Год совершился, промчалися месяцы, дни пролетели, —

Все нам одна из служительниц, знавшая тайну, открыла;

(145) Сами тогда ж мы застали ее за распущенной тканью;

Так и была приневолена нехотя труд свой окончить.

Но лишь, окончив свой труд принужденный, она напоследок

Ткань, как луна иль как солнце блестящую, нам показала,

Демон враждебный внезапно привел Одиссея в Итаку;

(150) В дом он сначала пришел к свинопасу Евмею; туда же

Выл приведен и подобный богам Телемах, совершивший

Свой от песчаного Пилоса путь в корабле чернобоком.

Оба они, там замыслив ужасную нашу погибель,

В город вошли многославный; сперва Телемах, Одиссеев

(155) Сын; а за ним напоследок и сам Одиссей хитроумный;

Он приведен был Евмеем, одетый в убогое платье,

В образе хилого старца, который чуть шел, подпираясь

Посохом, рубище в жалких лохмотьях набросив на плечи.

Нам же (и самым разумным из нас) не входило ни разу

(160) В мысли, чтоб это был сам Одиссей, возвратившийся тайно

В дом свой: в него мы швыряли; его поносили словами;

Долгое время он в собственном доме с великим терпеньем

Молча сносил и швырянье и наши обидные речи.

Но, ободренный эгидоносителем, грозным Зевесом,

(165) Он с Телемахом вдвоем все доспехи прекрасные собрал,

В дальний покой перенес их и там запертыми оставил;

После коварным советом своим побудил Пенелопу,

Страшные стрелы и лук Одиссеев тугой нам принесши,

Вызвать нас, бедных, к стрелянью и к верной погибели нашей.

(170) Мы же (и самый сильнейший из нас) не могли непокорный

Лук натянуть тетивою: на то недостало в нас силы;

Но когда поднесен Одиссею был лук свинопасом,

Всею толпой на него закричали мы, лук Одиссеев

В руки давать запрещая бродяге, хотя и просил он.

(175) Нам вопреки Телемах богоравный на то согласился.

Взявши могучий свой лук, Одиссей, в испытаниях твердый,

Вмиг натянул тетиву, и сквозь кольца стрела пролетела.

Прянув тогда на порог, из колчана он высыпал стрелы,

Страшно кругом озираясь. И был Антиной им застрелен

(180) Первый; и бешено стал посылать он стрелу за стрелою;

Не было промаха; падали все умерщвленные; было

Ясно, что кто-нибудь помощь ему подавал из бессмертных.

Бросясь на нашу толпу, он по всей разогнал нас палате.

Страшное тут началося убийство, раздался великий

(185) Крик; был разбрызган наш мозг, и дымился затопленный кровью

Пол. Так плачевно погибли мы все, Агамемнон. Еще там

Наши лежат погребенья лишенные трупы; о нашей

Смерти не сведал еще ни один из родных и из ближних;

Наши кровавые раны еще не омыты, еще нас

(190) Пламень не сжег, и никто не оплакал, и почести нет нам».

Амфимедоновой тени Атридова тень отвечала:

«Счастлив ты, друг, многохитростный муж, Одиссей богоравный!

Добрую, нравами чистую выбрал себе ты супругу;

Розно с тобою себя непорочно вела Пенелопа,

(195) Дочь многоумная старца Икария; мужу, любящим

Сердцем избранному, верность она сохранила; и будет

Слава за то ей в потомстве; и в песнях Камен сохранится

Память о верной, прекрасной, разумной жене Пенелопе.

Участь иная коварной Тиндаровой дочери, гнусно

(200) В руку убийцы супруга предавшей: об ней сохранится

Страшное в песнях потомков; она навсегда посрамила

Пол свой и даже всех жен, поведеньем своим беспорочных».

Так говорили о многом они, собеседуя грустно

В темных жилищах Аида, в глубоких пределах подземных.

(205) Тою порой Одиссей и сопутники, вышед из града,

Поля достигли, которое сам обрабатывал добрый

Старец Лаэрт с попеченьем великим, давно им владея.

Сад там и дом он имел; отовсюду широким навесом

Дом окружен был; и днем под навесом рабы собирались

(210) Вместе работать и вместе обедать; а ночью там вместе

Спали; была между ними старушка породы сикельской;

Старцу служила она и пеклася о нем неусыпно.

Так Одиссей, обратясь к Телемаху и к прочим, сказал им:

«Все вы теперь совокупно войдите во внутренность дома.

(215) Лучшую выбрав свинью, на обед наш ее там зарежьте;

Я же к родителю прямо пойду: испытать я намерен,

Буду ль им узнан, меня угадают ли старцевы очи,

Или от долгой разлуки я стал и отцу незнакомцем».