(5) Ластясь к идущему, прыгали дикие звери; услышав

Топот двух ног, подходящих поспешно, Лаэртов разумный

Сын, изумившийся, бросил крылатое слово Евмею:

«Слышишь ли, добрый хозяин? Там кто-то идет, твой товарищ

Или знакомец; собаки навстречу бегут и, не лая,

(10) Машут хвостами; шаги подходящего явственно слышу».

Слов он еще не докончил, как в двери вошел, он увидел,

Сын; в изумленье вскочил свинопас; уронил из обеих

Рук он сосуды, в которых студеную смешивал воду

С светло-пурпурным вином. К своему господину навстречу

(15) Бросясь, он голову, светлые очи и милые руки

Стал у него целовать, и из глаз полилися ручьями

Слезы; как нежный отец с несказанной любовью ласкает

Сына, который внезапно явился' ему через двадцать

Лет по разлуке – единственный, поздно рожденный им, долго

(20) Жданный в печали, – с такой свинопас Телемаха любовью,

Крепко обнявши, всего целовал, как воскресшего; плача

Взрыд, своему господину он бросил крылатое слово:

«Ты ль, ненаглядный мой свет, Телемах, возвратился? Тебя я,

В Пилос отплывшего, видеть уже не надеялся боле.

(25) Милости просим, войди к нам, дитя мое милое; дай мне

Очи тобой насладить, возвратившимся в дом свой; доныне

В поле не часто к своим пастухам приходил ты; но боле

В городе жил меж народа: знать, было тебе не противно

Видеть, как в доме твоем без стыда женихи бунтовали».

(30) Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:

«Правду сказал ты, отец; но теперь для тебя самого я

Здесь: повидаться пришел я с тобою, Евмей, чтоб проведать,

Дома ль еще Пенелопа, иль браком уже сочеталась

С кем из своих женихов, Одиссеево ж ложе пустое

(35) В спальной стоит одиноко, покрытое злой паутиной?»

Кончил. Ему отвечая, сказал свинопас богоравный:

«Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа

Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит

Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали».

(40) Так говоря, у него он копье медноострое принял;

В дом тут вступил Телемах, через гладкий порог перешедши.

С места поспешно вскочил перед ним Одиссей; Телемах же,

Место отрекшись принять, Одиссею сказал: «Не трудися,

Странник, сиди; для меня уж, конечно, найдется местечко

(45) Здесь; мне очистить его не замедлит наш умный хозяин».

Так он сказал; Одиссей возвратился на место; Евмей же

Прутьев зеленых охапку принес и покрыл их овчиной;

Сын Одиссеев возлюбленный сел на нее; деревянный

С мясом, от прошлого дня сбереженным, поднос перед милым

(50) Гостем поставил усердный Евмей свинопас, и корзину

С хлебом большую принес, и наполнил до самого края

Вкусно-медвяным вином деревянную чашу. Потом он

Сел за готовый обед с Одиссеем божественным рядом.

Подняли руки они к приготовленной пище; когда же

(55) Был удовольствован голод их сладким питьем и едою,

Так свинопасу сказал Телемах богоравный: «Отец мой,

Кто чужеземный твой гость? На каком корабле он в Итаку

Прибыл? Какие его привезли корабельщики? В край наш

(Это, конечно, я знаю и сам) не пешком же пришел он».

(60) Так отвечал Телемаху Евмей, свинопас богоравный:

«Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;

Он уроженец широкоравнинного острова Крита,

Многих людей города, говорит, посетил и немало

Странствовал: так для него уж судьбиною соткано было.

(65) Ныне ж, бежав с корабля от феспротов, людей злоковарных,

В хижину нашу пришел он; тебе я его уступаю;

Делай что хочешь: твоей он защите себя поверяет».

Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:

«Добрый Евмей, ты для сердца печальное слово сказал мне;

(70) Как же могу я в свой дом пригласить твоего чужеземца?

Я еще молод; еще я своею рукой не пытался

Дерзость врага наказать, мне нанесшего злую обиду;

Мать же, рассудком и сердцем колеблясь, не знает, что выбрать,

Вместе ль со мною остаться и дом содержать наш в порядке,

(75) Честь Одиссеева ложа храня и молву уважая,

Иль, наконец, предпочесть из ахейцев того, кто усердней

Ищет супружества с ней и дары ей щедрее приносит;

Но чужеземцу, которого гостем ты принял, охотно

Мантию я подарю, и красивый хитон, и подошвы

(80) Ноги обуть; да и меч от меня он получит двуострый;

После и в сердцем желанную землю его я отправлю;

Пусть он покуда живет у тебя, угощаемый с лаской;

Платье ж сюда я немедля пришлю и с запасом для вашей

Пищи, дабы от убытка избавить тебя и домашних.

(85) В город ходить к женихам я ему не советую; слишком

Буйны они и в поступках своих необузданно-дерзки;

Могут обидеть его, для меня бы то было прискорбно;

Сам же я их укротить не могу: против многих и самый

Сильный бессилен, когда он один; их число там велико».

(90) Царь Одиссей хитроумный ответствовал так Телемаху:

«Если позволишь ты мне, мой прекрасный, сказать откровенно, —

Милым я сердцем жестоко досадую, слыша, как много

Вам женихи беззаконные здесь оскорблений наносят,

Дом захвативши такого, как ты, молодого героя:

(95) Знать бы желал я, ты сам ли то волею сносишь? Народ ли

Вашей земли ненавидит тебя, по внушению бога?

Или, быть может, ты братьев винишь, на которых отважность

Муж полагается каждый при общем великом раздоре?

Если б имел я и свежую младость твою и отважность —

(100) Или когда бы возлюбленный сын Одиссеев, иль сам он,

Странствуя, в дом возвратился (еще не пропала надежда) —

Первому встречному голову мне бы отсечь я позволил,

Если бы, им на погибель, один не решился проникнуть

В дом Одиссея, Лаэртова сына, чтоб выгнать оттуда

(105) Шайку их. Если б один я с толпой и не сладил, то все же

Было бы лучше мне, в доме моем пораженному, встретить

Смерть, чем свидетелем быть там бесчинных поступков и видеть,

Как в нем они обижают гостей, как рабынь принуждают

Их угождать вожделениям гнусным в обителях царских,

(110) Как расточают и хлеб и вино, беспощадно запасы

Все истребляя и главного дела окончить не мысля». —

«Добрый наш гость, – отвечал рассудительный сын Одиссеев, —

Все расскажу откровенно, чтоб мог ты всю истину ведать;

Нет, ни мятежный народ не враждует со мною, ни братьев

(115) Также моих не могу я винить, на которых отважность

Муж полагается каждый при общем раздоре, понеже

В каждом колене у нас, как известно, всегда лишь один был

Сын; одного лишь Лаэрта имел прародитель Аркесий;

Сын у Лаэрта один Одиссей; Одиссей равномерно

(120) Прижил меня одного с Пенелопой. И был я младенцем

Здесь им оставлен, а дом наш заграбили хищные люди.

Все, кто на разных у нас островах знамениты и сильны,

Первые люди Дулихия, Зама, лесного Закинфа,

Первые люди Итаки утесистой мать Пенелопу

(125) Нудят упорно ко браку и наше имение грабят;

Мать же ни в брак ненавистный не хочет вступить, ни от брака

Средств не имеет спастись; а они пожирают нещадно

Наше добро и меня самого напоследок погубят.

Но, конечно, того мы не знаем, что в лоне бессмертных

(130) Скрыто. Теперь побеги ты, Евмей, к Пенелопе разумной

С вестью о том, что из Пилоса я невредим возвратился.

Сам же останусь я здесь у тебя; приходи к нам скорее.

Но берегись, чтоб никто не проведал, опричь Пенелопы,

Там, что я дома: там многие смертию мне угрожают».

(135) Так Телемаху сказал ты, Евмей, свинопас богоравный:

«Знаю, все знаю, и все мне понятно, и все, что велишь ты,

Будет исполнено; ты же еще мне скажи откровенно,

Хочешь ли также, чтоб с вестью пошел я и к деду Лаэрту?

Бедный старик! Он до сих пор, хотя и скорбел о далеком

(140) Сыне, но все наблюдал за работами в поле и, голод

Чувствуя, ел за обедом и пил, как бывало, с рабами.

С той же поры, как пошел в корабле чернобоком ты в Пилос,

Он, говорят, уж не ест и не пьет, и его никогда уж

В поле никто не встречает, но, охая тяжко и плача,

(145) Дома сидит он, исчахлый, чуть дышащий, кожа да кости».

Сын Одиссеев разумный ответствовал так свинопасу:

«Жаль! Но его, как ни горько мне это, оставить должны мы;

Если бы всё по желанию смертных, судьбине подвластных,

Делалось, я пожелал бы, чтоб прибыл отец мой в Итаку.

(150) Ты же, увидевши мать, возвратись, заходить не заботясь

В поле к Лаэрту, но матери можешь сказать, чтоб немедля,

Тайно от всех, и чужих и домашних, отправила к деду

Ключницу нашу обрадовать вестью нежданною старца».

Кончив, велел он идти свинопасу. Взяв в руки подошвы,

(155) Под ноги их подвязал он и в город пошел. От Афины

Не было скрыто, что дом свой Евмей, удаляся, покинул;

Тотчас явилась богиня, младою, прекрасною, с станом

Стройно-высоким, во всех рукодельях искусною девой;

В двери вступив, Одиссею предстала она; Телемаху ж

(160) Видеть себя не дала, он ее не приметил: не всем нам

Боги открыто являются; но Одиссей мог очами

Ясно увидеть ее, и собаки увидели также:

Лаять не смея, они, завизжав, со двора побежали.

Знак головою она подала. Одиссей, догадавшись,

(165) Вышел из хижины; подле высокой заграды богиню