Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви» . Том 2

С вашей суровой Итакою. Ныне в бессилии робком,

Все помышляя о странствии бедственном, сердце веселью

(465) Вы затворяете, – были велики страдания ваши».

Так нам сказала, и мы покорились ей мужеским сердцем.

С тех пор вседневно, в теченье мы целого года

Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

Но когда, наконец, обращеньем времен совершен был

(470) Круг годовой, миновалися месяцы, дни пролетели,

Спутники все приступили ко мне с убедительной речью:

«Время, несчастный, тебе о возврате в Итаку подумать,

Если угодно богам, чтоб спаслись мы, чтоб мог ты увидеть

Светло-богатый свой дом, и отчизну, и милых домашних».

(475) Так мне сказали, и я покорился им мужеским сердцем.

Весело весь мы тот день до вечернего позднего мрака

Ели прекрасное мясо и сладким вином утешались.

Солнце тем временем село, и тьма наступила ночная.

Спутники все предались в потемневших палатах покою.

(480) Я ж, возвратяся к Цирцее, с ней рядом на ложе роскошном

Лег, и колена ее обхватил, и богине, склонившей

Слух свой ко мне со вниманием, бросил крылатое слово:

«О Цирцея, исполни свое обещанье в отчизну

Нас возвратить; сокрушается сердце по ней; в сокрушенье

(485) Спутники все приступают ко мне и мою раздирают

Душу (когда ты бываешь отсутственна) жалобным плачем».

Так говорил я, и так, отвечая, сказала богиня:

«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

В доме своем я тебя поневоле держать не желаю.

(490) Прежде, однако, ты должен, с пути уклоняся, проникнуть

В область Аида, где властвует страшная с ним Персефона.

Душу пророка, слепца, обладавшего разумом зорким,

Душу Тиресия фивского должно тебе вопросить там.

Разум ему сохранен Персефоной и мертвому; в аде

(495) Он лишь с умом; все другие безумными тенями веют».

Так говорила богиня; во мне растерзалося сердце;

Горько заплакал я, сидя на ложе; мне стала противна

Жизнь, и на солнечный свет поглядеть не хотел я, и долго

Рвался, и долго, простершись на ложе, рыдал безутешно.

(500) Но напоследок, богине ответствуя, так я сказал ей:

«Кто ж, о Цирцея, на этом пути провожатым мне будет?

В аде еще не бывал с кораблем ни один земнородный».

Так вопросил я богиню, и так мне она отвечала:

«О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей благородный,

(505) Верь, кораблю твоему провожатый найдется; об этом

Ты не заботься; но, мачту поставив и парус поднявши,

Смело плыви; твой корабль передам я Борею; когда же

Ты, Океан в корабле поперек переплывши, достигнешь

Низкого брега, где дико растет Персефонин широкий

(510) Лес из ракит, свой теряющих плод, и из тополей черных,

Вздвинув на брег, под которым шумит Океан водовратный,

Черный корабль свой, вступи ты в Аидову мглистую область.

Быстро бежит там Пирифлегетон в Ахероново лоно

Вместе с Коцитом, великою ветвию Стикса; утес там

(515) Виден, и обе под ним многошумно сливаются реки.

Слушай теперь, и о том, что скажу, не забудь: под утесом

Выкопав яму глубокую, в локоть один шириной и длиною,

Три соверши возлияния мертвым, всех вместе призвав их:

Первое смесью медвяной, другое вином благовонным,

(520) Третье водою и, все пересыпав мукою ячменной.

Дай обещанье безжизненно-веющим теням усопших:

В дом возвратяся, корову, тельцов не имевшую, в жертву

Им принести и в зажженный костер драгоценностей много

Бросить, Тиресия ж более прочих уважить, особо

(525) Черного, лучшего в стаде барана ему посвятивши.

После (когда обещание дашь многославным умершим)

Черную овцу и черного с нею барана, – к Эребу

Их обратив головою, а сам обратясь к Океану, —

В жертву теням принеси; и к тебе тут немедля великой

(530) Придут толпою отшедшие души умерших; тогда ты

Спутникам дай повеленье, содравши с овцы и с барана,

Острой зарезанных медью, лежащих в крови перед вами,

Кожу, их бросить немедля в огонь и призвать громогласно

Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону;

(535) Сам же ты, острый свой меч обнаживши и с ним перед ямой

Сев, запрещай приближаться безжизненным теням усопших

К крови, покуда ответа не даст вопрошенный Тиресий.

Скоро и сам он, представ пред тобой, повелитель народов,

Скажет тебе, где дорога, и долог ли путь, и успешно ль

(540) Рыбообильного моря путем ты домой возвратишься».

Так говорила она; той порой златотронная Эос

Встала; богиня, в хитон и хламиду меня облачивши,

Светло-серебряной ризой из тонковоздушныя ткани

Нежные плечи одела свои, золотым драгоценным

(545) Поясом стан обвила и покров с головы опустила.

Я же, чертоги ее перешедши, товарищей верных

Всех разбудил и, приветствие каждому сделав, сказал им:

«Время, друзья, вам от сладкого сна пробудиться; покиньте

Ложе; пойдем; нас богиня сама побуждает к отъезду».

(550) Так я сказал, и они покорились мне мужеским сердцем.

Но и оттуда не мог я отплыть без утраты печальной:

Младший из всех на моем корабле, Ельпенор, неотличный

Смелостью в битвах, нещедро умом от богов одаренный,

Спать для прохлады ушел на площадку возвышенной кровли

(555) Дома Цирцеи священного, крепким вином охмеленный.

Шумные сборы товарищей, в путь уж готовых, услышав,

Вдруг он вскочил и, от хмеля забыв, что назад обратиться

Должен был прежде, чтоб с кровли высокой сойти по ступеням,

Прянул спросонья вперед, сорвался и, ударясь затылком

(560) Оземь, сломил позвонковую кость, и душа отлетела

В область Аида. Тем временем спутникам так говорил я:

«Мыслите, верно, друзья, вы, что в милую землю отчизны

Мы возвращаемся? Путь нам иной указала Цирцея:

В царстве Аида, где властвует страшная с ним Персефона,

(565) Душу Тиресия фивского должен сперва вопросить я».

Так я сказал; в их груди сокрушилося милое сердце;

Пали на землю они, в исступлении волосы рвали,

Всё понапрасну – от слез и от воплей нам не было пользы.

Все к своему кораблю, на песчаном стоявшему бреге,

(570) Вместе пошли мы, печальные, льющие слезы обильно.

Тою порою на брег привела чернорунную овцу

С черным бараном Цирцея и, там их оставя, меж нами

Тихо прошла, невидимая… Смертным увидеть не можно

Бога, когда, приходя к ним, он хочет остаться невидим.