Судно мое и шипами надежными связаны брусья;

С бурей сражаясь, по тех пор с него не сойду я.

Но, как скоро волненье могучее плот мой разрушит,

Брошуся вплавь: я иного теперь не придумаю средства».

(365) Тою порою, как он колебался рассудком и сердцем,

Поднял из бездны волну Посейдон, потрясающий землю,

Страшную, тяжкую, гороогромную; сильно он грянул

Ею в него: как от быстрого вихря сухая солома,

Кучей лежавшая, вся разлетается, вдруг разорвавшись,

(370) Так от волны разорвалися брусья. Один, Одиссеем

Пойманный, был им, как конь, убежавший на волю, оседлан.

Сняв на прощанье богиней Калипсою данное платье,

Грудь он немедля свою покрывалом одел чудотворным,

Руки простерши и плыть изготовясь, потом он отважно

(375) Кинулся в волны. Могучий земли колебатель при этом

Виде лазурнокудрявой тряхнул головой и воскликнул:»

По морю бурному плавай теперь на свободе, покуда

Люди, любезные Зевсу, тебя благосклонно не примут;

Будет с тебя! Не останешься, думаю, мной недоволен».

(380) Так он сказавши, погнал длинногривых коней и умчался

В Эгию, где обитал в светлозданных, высоких чертогах.

Добрая мысль пробудилась тогда в благосклонной Палладе:

Ветрам другим заградивши дорогу, она повелела

Им, успокоясь, умолкнуть; позволила только Борею

(385) Бурно свирепствовать: волны ж сама укрощала, чтоб в землю

Веслолюбивых, угодных богам феакиян достигнуть

Мог Одиссей благородный, и смерти и Парк избежавши.

Так он два дня и две ночи носим был повсюду шумящим

Морем, и гибель не раз неизбежной казалась; когда же

(390) С третьим явилася днем лучезарнокудрявая Эос,

Вдруг успокоилась буря, и на море все просветлело

В тихом безветрии. Поднятый кверху волной и взглянувши

Быстро вперед, невдали пред собою увидел он землю.

Сколь несказанною радостью детям бывает спасенье

(395) Жизни отца, пораженного тяжким недугом, все силы

В нем истребившим (понеже злой демон к нему прикоснулся,

После ж на радость им всем исцеленного волей бессмертных, —

Столь Одиссей был обрадован брега и леса явленьем.

Поплыл быстрей он, ступить торопяся на твердую землю.

(400) Но, от нее на таком расстоянье, в каком человечий

Внятен нам голос, он шум бурунов меж скалами услышал;

Волны кипели и выли, свирепо на берег высокий

С моря бросаясь, и весь он был облит соленою пеной;

Не было пристани там, ни залива, ни мелкого места,

(405) Вкруть берега подымались; торчали утесы и рифы.

В ужас пришел Одиссей, задрожали колена и сердце;

Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу:

«Горе! На что мне дозволил увидеть нежданную землю

Зевс? И зачем до нее, пересиливши море, достиг я?

(410) К острову с моря, я вижу, везде невозможен мне доступ;

Острые рифы повсюду; кругом, расшибаяся, блещут

Волны, и гладкой стеной воздвигается берег высокий;

Море ж вблизи глубоко, и нет места, где было б возможно

Твердой ногой опереться, чтоб гибели верной избегнуть.

(415) Если пристать попытаюсь, то буду могучей волною

Схвачен и брошен на камни зубчатые, тщетно истратив

Силы; а если кругом поплыву, чтоб узнать, не найдется ль

Где-нибудь берег отлогий иль пристань, страшуся, чтоб снова

Бурей морскою я не был похищен, чтоб рыбообильным

(420) Морем меня, вопиющего жалобно, вдаль не умчало,

Или чтоб демон враждебный какого из чуд, Амфитритой

В море питаемых, мне на погибель не выслал из бездны:

Знаю, как злобствует против меня Посейдон земледержец».

Тою порой, как рассудком и сердцем он так колебался,

(425) Быстрой волною помчало его на утесистый берег;

Тело б его изорвалось и кости б его сокрушились,

Если б он вовремя светлой богиней Афиной наставлен

Не был руками за ближний схватиться утес; и к нему прицепившись,

Ждал он, со стоном на камне вися, чтоб волна пробежала

(430) Мимо; она пробежала, но вдруг, отразясь, на возврате

Сшибла с утеса его и отбросила в темное море.

Если полипа из ложа ветвистого силою вырвешь,

Множество крупинок камня к его прилепляется ножкам:

К резкому так прилепилась утесу лоскутьями кожа

(435) Рук Одиссеевых; вдруг поглощенный волною великой,

В бездне соленой, судьбе вопреки, неизбежно б погиб он,

Если б отважности в душу его не вложила Афина.

Вынырнув вбок из волны, устремившейся прянуть на камни,

Поплыл он в сторону, взором преследуя землю и тщася

(440) Где-нибудь берег отлогий иль мелкое место приметить.

Вдруг он увидел себя перед устьем реки светловодной.

Самым удобным то место ему показалось: там острых

Не было камней, там всюду от ветров являлась защита.

К мощному богу реки он тогда обратился с молитвой;

(445) «Кто бы ты ни был, могучий, к тебе, столь желанному, ныне

Я прибегаю, спасаясь от гроз Посейдонова моря.

Вечные боги всегда благосклонно внимают молитвам

Бедного странника, кто бы он ни был, когда он подобен

Мне, твой поток и колена объявшему, много великих

(450) Бед претерпевшему; сжалься, могучий, подай мне защиту».

Так он молился. И бог, укротив свой поток, успокоил

Волны и, на море тишь наведя, отворил Одиссею

Устье реки. Но под ним подкосились колена; повисли

Руки могучие: в море его изнурилося сердце;

(455) Вспухло все тело его; извергая и ртом и ноздрями

Воду морскую, он пал, наконец, бездыханный, безгласный,

Память утратив, на землю; бесчувствие им овладело.

Но напоследок, когда возвратились и память и чувство,

С груди своей покрывало, богинею данное, снявши,

(460) Бросил его он в широкую, с морем слиянную реку.

Быстро помчалася ткань по теченью назад, и богиня

В руки ее приняла. Одиссей, от реки отошедши,

Скрылся в тростник, и на землю, ее лобызая, простерся.

Скорбью объятый, сказал своему он великому сердцу:

(465) «Горе мне! Что претерпеть я еще предназначен от неба!

Если на бреге потока бессонную ночь проведу я,

Утренний иней и хладный туман, от воды восходящий,

Вовсе меня, уж последних лишенного сил, уничтожат:

Воздух пронзительным холодом веет с реки перед утром.

(470) Если же там, на пригорке, под кровом сенистого леса

В чаще кустов я засну, то, конечно, не буду проникнут

Хладом ночным, отдохну, и меня исцелит миротворный

Сон; но страшусь, не достаться б в добычу зверям плотоядным».

Так размышлял он; ему, наконец, показалось удобней

(475) Выбрать последнее; в лес он пошел, от реки недалеко

Росший на холме открытом. Он там две сплетенные крепко

Выбрал оливы; одна плодоносна была, а другая

Дикая; в сень их проникнуть не мог ни холодный,

Сыростью дышащий ветер, ни Гелиос, знойно блестящий;

(480) Даже и дождь не пронзал их ветвистого свода: так густо

Были они сплетены. Одиссей, угнездившись под ними,

Лег, наперед для себя приготовив своими руками

Мягкое ложе из листьев опалых, которых такая

Груда была, что и двое и трое могли бы удобно

(485) В зимнюю бурю, как сильно б она ни шумела, там скрыться.

Груду увидя, обрадован был Одиссей несказанно.

Бросясь в нее, он совсем закопался в слежавшихся листьях.

Как под золой головню неугасшую пахарь скрывает

В поле далеко от места жилого, чтоб пламени семя

(490) В ней сохраниться могло безопасно от злого пожара,

Так Одиссей, под листами зарывшися, грелся, и очи

Сладкой дремотой Афина смежила ему, чтоб скорее

В нем оживить изнуренные силы. И крепко заснул он.

ПЕСНЬ ШЕСТАЯ

Так постоянный в бедах Одиссей отдыхал, погруженный

В сон и усталость. Афина же тою порой низлетела

В пышноустроенный город любезных богам феакиян,

Живших издавна в широкополянной земле Гиперейской,

(5) В близком соседстве с циклопами, диким и буйным народом,

С ними всегда враждовавшим, могуществом их превышая;

Но напоследок божественный вождь Навсифой поселил их

В Схерии, тучной земле, далеко от людей промышленных.

Там он их город стенами обвел, им построил жилища,

(10) Храмы богам их воздвиг, разделил их поля на участки.

Но уж давно уведен был судьбой он в обитель Аида.

Властвовал царь Алкиной, многоумием богу подобный.

В дом Алкиноя вступила богиня Афина Паллада;

Сердцем заботясь о скором возврате домой Одиссея,

(15) В тайную девичью спальню проникла она, где покойно,

Станом и видом богине подобясь младой, почивала

Дочь Алкиноя, любезного Зевсу царя, Навсикая.

Подле порога дверей с двух сторон две служанки, Харитам

Юным подобные, спали, и накрепко заперты были

(20) Светлые двери. К царевне воздушной стопою приближась,

Стала над самым ее изголовьем богиня Афина,

Образ принявшая девы младой, мореходца Диманта

Славного дочери, дружной с царевною, с ней однолетней.

В виде таком подошед к Навсикае, богиня сказала:

(25) «Видно, тебя беззаботною мать родила, Навсикая!

Ты не печешься о светлых одеждах; а скоро наступит

Брачный твой день: ты должна и себе приготовить заране

Платье и тем, кто тебя поведет к жениху молодому.

Доброе имя одежды опрятностью мы наживаем;