В меньшее время не раз, если спешить, доплывешь.

Здесь же захваченный, ты не будешь уж плакаться больше,

В нежных объятьях моих буря тебе не страшна.

Тут беззаботно уж я услышу шумящие ветры,

И не взмолюсь, для чего нет на водах тишины.

Что же случилось теперь, с чего ты пугливее к морю

И презираемых вод раньше боишься сейчас?

Помню, ты нас достигал, когда и сурово, и грозно

Море не меньше, а то чуть лишь поменьше неслось;

Я же кричала тебе: «Отважным останься настолько,

Чтобы не плакаться мне, бедной, за храбрость твою.

Эта ж откуда боязнь, куда отлетела отвага?

Где ты, великий пловец, столь презиравший волну?

Впрочем, будь лучше таким, чем раньше каким представлялся,

И по спокойным водам путь безопасный пройди.

Только останься, как встарь, и только люби нас, как пишешь,

Только бы страстный огонь пеплом холодным не стал.

Я не столько ветров боюсь, замедляющих счастье,

Лишь бы, как ветер, твоя не забродила любовь,

Лишь бы меня не забыл, расчет не превысил бы страсти,

Не показалась бы я слабой наградой за труд.

А порою страшусь, чтоб родина нас не сгубила, —

Вдруг Абидосцу найдут в браке неровней Геро.

Все, однако могу снести терпеливо, когда бы

Мне не познать, что нейдешь, новой любовью прельстясь,

Что вкруг шеи твоей чужие руки ложатся,

И другая любовь – нашей конец и предел.

Боги! скорей умереть, чем этой сразишь нас виною,

Пусть преступленью тому наша предшествует смерть.

Не потому, что даешь мне признаки будущей скорби,

Я говорю, не молвой новой встревожена я;

Но всего я боюсь. И кто же беспечен влюбленный?

И опасаться сильней нам отдаленье велит.

Счастие наше, когда позволит присутствие друга

Правые ведать вины, ложных дрожать не дает.

Столько ж от ложных обид волненья, как в явных обмана;

И равносильно язвят два заблуждения грудь.

О, когда же придешь! Иль только родитель и ветер,

Но не жена, не жена дома держала тебя!

Если ж услышу про то, умру я, поверь, от печали,

Так и греши, коль моей смерти желаешь, Леандр.

Но не станешь грешить; оставьте, напрасные страхи!

Вижу, дороге твоей зависть препятствует бурь.

Боги, какая волна гремит на горе о берег,

Как, одеваясь во тьму тучи, скрывается день!

Или то горькая мать выходит Геллы на берег[234]

И окропляет росой плача погибшую дочь;

Или же море, по ней ненавистное имя приявши,

Мачехи чувствует гнев, ставшей богиней морской?[235]

Не благосклонна сейчас та местность к девушкам нежным,

Гелла погибнула здесь, здесь погибаю и я.

Только припомни, Нептун, страстей твоих жаркое пламя,

Ты никакую любовь ветром не должен стеснять,

Коль с Амимоной Тиро,[236] великая славной красою, —

Не пустые одни сказки греха твоего,

И Гекатэона дочь, Калика, и свет – Альциона,

И не вплетавшая змей в косы Медуза свои,

И с Лаодикой златой приятая в небо Целено,

И другие, кого помнятся мне имена.

Этих и многих иных, Нептун, воспевают поэты,

Нежную грудь на твою с лаской склоняющих грудь.

О, для чего же, стократ любви изведавши силу,

Столько привычный нам путь вихрем ты бурным замкнул?

Смилуйся, гневный, и в бой с широким вступай океаном;

Две разделяет земли узкая эта волна.

Мощному мощные лишь кидать суда подобает

Иль беспощадно топить целые флоты в волнах.

Богу морскому позор тревожить пловца молодого,

Даже стоячих болот этот не стоит трофей.

И благороден Леандр, и славен рожденьем, но род свой

Не от Улисса ведет, ворога злого тебе.

Будь милосерд, и двоих сохрани: плывет он, но в тех же

Тело Леандра волнах, и упованье Геро.

Чу, затрещала свеча, – при свете ее мы писали, —

Чу, затрещала и нам счастья примету дает.

Вот и нянька вино в счастливое капает пламя,

Молвила: «Завтра умножь наше число»! и пила.

Наше умножь ты число, проплыв покоренные волны,

Друг, глубоко и до дна в сердце приемлемый мной!

В лагерь родной воротись, беглец взаимного чувства!

Полно ложиться среди ложа пустого Геро!

Что же бояться тебе? Венера поможет отваге,

Морем рожденная путь гладью расстелет морской.

Часто влечет и меня пуститься в широкое море,

Только надежнее здесь море мужам искони:

Ведь отчего же, когда здесь Фрикс переехал с сестрою,

Женщина только дала имя широким волнам?

Иди пугаешься ты, что времени нет воротиться,

Или не в силах снести трудность дороги двойной?

Так с обеих сторон сойдемся среди океана

И поцелуи сорвем быстро в глубоких волнах,

И возвратимся потом к родимому городу каждый.

Этого мало, но все более, чем ничего!

Или стыдливость оставь – для тайной любви понужденье,

Или молве уступи робкую нашу любовь.

В сердце стыдливость и страсть, две разные борятся силы;

Как быть, не знаю: одна чище, другая милей.

Только когда-то вступил Язон Пагазейский в Колхиду,

Мигом Фазийку увез на быстроходной ладье;

Только когда-то достиг до Спарты любовник Идейский,[237]

Мигом с добычей своей он воротился назад.

Так же ты часто меня достигаешь, как часто кидаешь;

Чуть лишь опасно пройти в лодке, бросаешься вплавь.

Только, юноша мой, победитель вод возмущенных,

И презирая волну, все ж опасайся ее.

Созданы строгим трудом, суда потопляются морем;

Или, мечтаешь, твои руки сильнее весла?

Плавать ты жаждешь, Леандр, чего и моряк побоится, —

Это последний исход, если разбиты суда.

Бедная, я не хочу убедить, к чему убеждаю, —

Будь, умоляю, смелей сам наставлений моих!

Лишь бы достиг ты сюда, стократ потрясенные морем

Руки усталые к нам вскинуть опять на плеча.

Только, едва повернусь я в сторону синего моря,

Чем-то полна ледяным снова тревожная грудь.

И смущает еще вчерашней видение ночи,

Хоть и склоняли ее к милости жертвы мои.

Уж наступала заря, уже догорала лампада,

Час приближался, когда видим правдивые сны.

Прялка свалилась тогда из рук, побежденных дремою,

И на подушку своей я прилегла головой.

Тут плывущего я дельфина в ветряном море

Вдруг увидала, – и так ясно представился он.

Вижу, в зыбучий песок его опрокинула буря,

Бедного разом волна тут оставляла и жизнь.

Будь что ни будет, боюсь! Над снами не смейся моими,

Только спокойным волнам быстрые руки вверяй.

Если не жалко себя, над девою сжалься любимой,

Только с тобою живым будет жива и она.

Близко затишья мы ждем, когда разбиваются волны, —

Тут безмятежных дорог полною грудью ищи.

Тою порою, нова для плаванья нет нам дороги,

Пусть умиряет письмо долгие, горькие дни.

XIX

Аконтий

Полно дрожать! повторять влюбленному клятвы не станешь,

Будет довольно, что ты раз обещалася мне.

Только читай, и сойдет истома с этого тела,

Тела, болезни моей, хоть не болею ничем.

Что за стыдливость в очах, и, точно во храме Дианы,

Я представляю, горят нежные щеки огнем.

Брачной любви и верности я, не греха домогаюсь,

Так, как законный супруг, а не любовник, люблю.

Только попомни слова, которые сорванный с ветки,

Мною закинутый плод в чистые руки принес.

Там увидишь свое обещанье, которое лучше б,

Дева, запомнить тебе, а не богине в тот час.

Так, и сейчас я боюсь, но та же боязнь непрестанно

Сил прилагает, больней стал в ожиданьи огонь.

Страсть никогда не была ничтожной, а ныне, за днями

И за надеждой, тобой данной, еще возросла.

Ты мне надежду дала, и мое поверило чувство; —

Видит богиня, не след в том запираться тебе.

Та предстояла и так твои заметила речи,

И, казалось, встряхнув кудри, ответила нам.

Сказывай даже, что ты обманута нашею ложью,

Лишь бы причиною лжи нашей считалась любовь.

Что добывал мой обман? С одною с тобой сочетаться.

То же, за что ты винишь, нас оправдает легко.

Не по природе я так, не опытом столько коварен,

Изобретательным ты делаешь, дева, меня.

Если и сделал я что, то мною составленной клятвой

Нас сочетает с тобой в ковах искусный Амур.

Им продиктованы, им в моем обручении речи,

Был адвокатом в моем тонком коварстве Амур.

Действие это зови обманом, коварным зови нас,

Если коварство, когда хочешь любимой владеть.

Вот и вторично пишу, и шлю молящие речи,

Вот и вторичный обман, жалуйся снова на нас!

Если любовью гублю, губителем вечно пребуду;

Хоть стерегись, за тобой чтоб не гнались, погонюсь.

Часто мечами мужья возлюбленных дев похищали;

Мне ли посланье мое скромное станет виной?

Дали-бы боги, чтоб мог узлов наложить я побольше,

Чтобы свободна ни в чем верность твоя не была.

Много коварств предстоит; внизу холма мы трудимся,

А неизведанным что пламя оставит любви?

Хоть сомневайся, добыть возможно ли, – все-же добуду.

Ведом небесным исход, только достанешься мне;

Части сетей избежишь, но всех сетей не избегнешь,

Больше, чем веришь, тебе их расставляет Амур.

Если коварства не в прок окажутся, схватим оружье,

И на влюбленной груди, дева, тебя понесу.

Я порицать не хочу Парисова славного дела,

И никого, кто другой сделаться мужем хотел.

Также и мы… но молчу. Пусть смерть воздаяньем хищенью

Будет; но лучше уж смерть, чем не добиться тебя.

Если б ты меньше была прекрасна, скромнее б искали,

Сила твоей красоты нудит отважными быть.

Ты в том виной и глаза твои, пред которыми гаснут

Яркие звезды, глаза, мой возбудившие пыл,

В этом виной волоса золотые и белая шея,

Руки, какими, молю, шею мою обойми,