Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви». Том 1

(Уходит в двери со свитой.)

Нет для неправды прочного успеха,

Но правде и надежда верный друг!

Елена и Менелай в том же положении, как и до прихода Феонои.

От девы нам препятствия не будет;

Речь за тобой отныне, Менелай.

Придумай способ общего спасенья.

(после некоторого раздумья)

Послушай же… Своя ты в этом доме,

И, верно ж, ты имеешь там друзей.

(оживленно)

К чему ведешь ты речь? Знать, есть надежда

Счастливого исхода нам с тобой?

Кто тут у вас приставлен к колесницам?

Ты лошадей могла бы раздобыть?

Конечно да. Но незнакомой степью,

Средь варваров, далеко ль убежим?

Да, ты права… А если бы с тираном

Украдкою покончить? Вот и меч.

Нет, вещая б тебя не допустила

Убить царя, – он брат ей, не забудь.

Но корабля здесь нет же для побега,

А мой – увы! – похоронен в волнах.

Послушай женской мудрости. Согласен

При жизни ты за мертвого прослыть?

(нерешительно)

Примета все ж. Но коль к добру – готов я,

Хоть и живой, за мертвого прослыть.

Пред варваром тебя оплачу я,

Я волосы сниму, надену траур.

Не вижу здесь спасения для нас…

Какой-то стариной от средства веет.

Я умолю тирана, чтобы дал

Мне помянуть погибшего в пучине.

Но что же даст тебе пустой обряд?

Без корабля куда ж уйдем, Елена?

Пускай ладью снарядит нам, – убор

Почившему свезти в объятья моря.

Все хорошо придумано. А вдруг

Предложит царь поминки, но на суше?

Обычая в Элладе, скажем, нет,

Чтоб поминать на суше утонувших.

Да, это так. Конечно, я с тобой

Плыву, убор везем мы вместе в море.

Ты должен быть готов, да и твои

Товарищи, какие уцелели.

О, только б нам на якоре ладью!

Все, как один, там будут, и с мечами.

Об этом ты заботься. Только б нам

В попутчики послали боги ветер!

Я ль муками того не заслужил?

Но вестника кто смерти разыграет?

Ты сам. Скажи, что уцелел один

И что Атрид погиб перед тобою.

Да, мой наряд к рассказу подойдет:

Я потерпел крушенье – это видно.

Наряд нам в руку. Не с руки потеря

Была; на пользу вышла и беда.

Итак, войти ль с тобой мне во дворец?

Иль у гробницы пребывать спокойно?

Останься здесь. На случай, если б царь

На произвол решился, – гроб защитой,

А меч угрозой будет. Во дворце

Я локоны скосить отдам железу,

А светлых риз отраду заменю

Одеждою печальной, и ланиты

Следы ногтей кровавые хранить

Обречены. На острие ножа

Моя судьба. Обман угадан – смерть;

А удался – ты, родина, спасенье!

Владычица! Ты, ложа красота

Кронидова, пошли желанный отдых

На долю двух несчастных: к небесам

С мольбой подъяв десницы, мы взываем

К твоим чертогам звездным. Ты же, дочь

Дионы, ты, Киприда, – ты, Парисом

Венчанная ценой моей измены,

О, не губи нас! Или мало муки,

Иль мало я позора приняла,

Отдав чужому – не себя, но имя?

Коль умереть должна я, пусть же дома

Умру, по крайней мере. О, зачем же

Ты в нашем горе ненасытна так?

Ах, все любовь, измены, и коварства

Ты создаешь, и негу роковую,

От коей дом в потоках крови тонет…

А если б в меру ты сердца ласкала,

Из всех богинь была бы ты желанней

Для человека; так я и сужу.

(Уходит.)

Тебя, соловей, из свежей зеленой рощи,

Где песни в кустах

Росистых так нежны,

Тебя я зову, певец из певцов…

Бурые перья твое горло одели

С его сладкозвучным рыданьем…

Песне печальной моей помоги, соловей, своей трелью…

Песне о бедной Елене,

О роке троянок, гонимых

Грозным ахейцем,

Роке, нависшем с тех пор, как приехал ужасный жених

На своей заморской ладье,

И как он на гибель Приама

С ложа Елену сманил, спартанского ложа,

Волей Киприды.

О, скольких – увы! – ахейцев сразили копья

И каменный град!..

О, скольких ахейцев!..

Печальный Аид их тени объял;

В сирых остались домах жены; им косы

Отрезал булат златые

В сирых чертогах… Их много сгубил и пловец одинокий;

Там, на Евбее, огни он

Зажег, чтоб о скрытые скалы

Лодки разбило.

Их обмануло светило вдали… И Малея берет

Жестокую дань, когда

Провозил роковую добычу

Царь Менелай, – тот призрак, из облака слитый

Геры искусством…

Бог, или случай, иль демон,

Но как глубоко ни спускайся,

Силясь постичь смертных природу ты,

Видишь ты только, что боги

Туда и сюда нами мечут.

Тут утонул ты, а вынырнул там,

И судьба над расчетом глумится.

Ты, о Зевса дитя, – в объятия Леды

Птицей затем ли, скажи нам, спускался Кронид,

Чтобы по эллинской шири потом

Зевсовой дочери имя носилось

С кличкой изменницы низкой,

Безбожной?.. Я даже не знаю,

Можно ли верить божественной сказке,

Что некогда людям правдой казалась.

Смертные, это безумье,

Что острой лишь медью копейной

Доблесть добыть сердцем горите вы…

Или предела страданьям

Не будет для смертного рода?

Если кровавым лишь боем решать

Споры будем, они не умолкнут

Меж людьми никогда. За что Приамиды,

Эту покинув юдоль, в поддонное царство сошли?

Разве нельзя было спор разрешить

Твой, о Елена, словами? Зачем же

Пламенным стрелам, скажи нам,

Было летать, как перунам, вонзаясь

В старые башни Пергама?

И жизнь тебе к горю горе приносит.

У гробницы, прижавшись к ней в позе молящего, сидит Менелай. Феоклимен, за ним свита, охотники, собаки. Он подходит к гробнице отца со стороны, противоположной той, где сидит Менелай. Из ворот ему навстречу почтительно выходит стража.

(с молитвенным жестом по направлению к гробнице)

Привет тебе, отцовский гроб! Тебя

Я схоронил, Протей, у входа, чтобы

Приветствовать почаще. Всякий раз,

Как покидаю дом или готовлюсь

Войти в него, молюсь тебе, отец!

(Свите.)

Приспешники, ведите по местам

Собак, а в доме царском нашем сети

Развесьте.

Свита уходит; Феоклимен с раздражением обращается к начальнику стражи.

О, я слов не нахожу

Себе в укор! Не мы ль караем смертью

Бессовестных? И что же? Вот опять

Ахеец объявился: видно, стражу

Он обманул. Лазутчик; а не то

На выручку Елене. Ну попался б,

И не уйдет от смерти он.

(Озираясь кругом и никого не видя у гробницы.)