— Не пугай меня! Я не хуже твоего знаю, что может получиться из Павлика, если не заниматься его воспитанием. Но каким образом добиться его послушания — решать мне, а не тебе! — Наталья нервно ударила плеткой по ладони. — Ладно, ступай. Мне тоже надо переодеться. Встретимся за ужином. А с Павликом я поговорю перед сном. Тебе больше не придется снимать его с деревьев. И я, пожалуй, разрешу вам выезжать за территорию усадьбы, правда, пока только на коляске. А если он перестанет озорничать, позволю кататься верхом. Но при условии, что ты, — она строго посмотрела на сестру, — перестанешь покрывать и защищать его проказы.

Через час они встретились за ужином, и Ксения отметила, что сестра едва притронулась к еде. Проделки Павлика ни в коей мере не влияли на аппетит его матери, и Ксения отважилась спросить:

— Наташа, что случилось? Ты почти ничего не съела, а повара сегодня по-особому старались. Твой любимый паштет и…

Наталья оттолкнула от себя серебряное блюдо с паштетом из гусиной печени, которое всегда ставили рядом с ней, и недовольно посмотрела на сестру.

— В наблюдательности тебе не откажешь. — Она вытерла губы салфеткой и бросила ее в руки стоящему справа лакею. — Ты права, я действительно огорчена.

Она помолчала мгновение, устремив взгляд в сторону стеклянных дверей столовой, из которых просматривалась зеркальная гладь озера. В этот вечерний час, когда солнце вот-вот коснется горизонта, все вокруг словно замерло в ожидании ночи, притихло, затаилось… Дождевые тучи уползли за холмы, умерил свой пыл ветер, присмирели и улеглись волны, лишь одинокая птица изредка вскрикивала в глубине парка, тоскливо и протяжно, как и подобает одинокой птице.

Младшая сестра выжидательно смотрела на старшую, и та с явной неохотой пояснила причину своего дурного настроения:

— Сегодня в Завидово прибыл новый хозяин.

— Ты его видела? — быстро спросила Ксения.

— У меня нет в том нужды и желания, — сухо ответила Наталья. — По мне, вообще бы с ним не встречаться. Но, боюсь, без этого не обойтись. — Она тяжело вздохнула, взяла в руку бокал с вином, однако, сделав маленький глоток, с еще более тяжким вздохом отставила его в сторону. — Думаю, кончились для нас спокойные времена, Ксюша. Судя по обозу, князь намерен жить на широкую ногу и пользоваться всеми радостями жизни. Я заметила несколько фур с лошадьми, а из нескольких кибиток раздавался лай собак. Наверняка он любитель псовой охоты, так что повода для радости нет никакого.

— Как ты думаешь, он молод? — Ксения покраснела. — То есть я хотела сказать, может, он слишком стар и ты напрасно опасаешься?

— Меня не интересует его возраст, — произнесла Наталья сухо и посмотрела на младшую сестру с укоризной. — Пусть бы его лучше скрючило от подагры, тогда уж точно не стал бы носиться по полям за облезлыми лисами и тощими зайцами. Но я повторяю: если судить по его обозу и карете, до старости ему еще далеко.

Ксения быстро перекрестилась и виновато посмотрела на сестру.

— Не сердись, Таша, но нельзя желать зла ближнему в угоду собственному спокойствию. Возможно, следует познакомиться с князем…

— Я никогда и никому не желаю зла, — произнесла сквозь зубы Наталья и сердито хлопнула ладонью по столу. — Но и потворствовать кому-то в глупейших забавах не собираюсь. С сегодняшнего дня удвою, нет, утрою охрану на всех дорогах и проселках, чтобы даже мышь не проскочила, а не то что князь с ордой своих собутыльников. И не перечь мне! — сверкнула она глазами на пытавшуюся открыть рот Ксению. — Я не потерплю, чтобы мои земли топтало это гнусное и подлое отродье, пусть оно будет даже самых что ни есть голубых кровей! И стараюсь я единственно ради Павлика и твоего благополучия. Пойми, я не хочу, чтобы ты прошла сквозь те унижения и издевательства, которые мне пришлось пережить в замужестве.

— Но ведь не все мужчины такие, как твой Федор!

— Откуда ты знаешь? — Наталья посмотрела на нее с презрением. — Мужчины — отвратительные свиньи! Ради удовлетворения своей похоти они готовы на любую низость. Это совершенно никчемные негодяи, чье вожделение не знает границ! Вонючие, потные создания с липкими руками и слюнявыми губами! — Наталья брезгливо сморщилась и прикрыла нос надушенным платочком. — Давай прекратим эти разговоры, ma bonne, иначе мне станет дурно!

Она поднялась из-за стола и направилась к дверям, выходящим на террасу, с которой открывался удивительный по красоте вид на озеро.

— Посмотри, Ксюша! — Наталья даже не повернула головы в сторону младшей сестры. Она и без того знала, что та не посмеет уйти без ее позволения. — Какой чудесный закат! Завтра наверняка окончательно распогодится. Я думаю до обеда побывать в Матурихе. Сегодня управляющий сказал, что один из племенных быков занемог. Надо будет решить, что с ним делать дальше, а вы с Павликом после завтрака отправляйтесь погулять. Я велю Антипу заложить коляску, только не уезжайте далеко от усадьбы. Возьми с собой Марфушу. Девка она ловкая и быстрая. Павлику от нее не сбежать. И охрану возьми. Егора или Семена. А лучше сразу двоих. Так мне спокойнее будет.

— Наташа, — сказала тихо Ксения, — ну зачем подобные предосторожности? Можно подумать, что на нас то ли янычары нападут, то ли разбойники в плен возьмут.

— Я знаю, что делаю, и не спорь со мной!

Ксения заметила, как забилась жилка на виске у сестры, первый признак надвигающейся ярости, и поспешила перевести разговор в другое русло.

— Как ты считаешь, Таша, может, нам прекратить на летнее время занятия чтением и арифметикой? Мне кажется, что Павлику нужно гораздо чаще бывать на воздухе, в лесу… Егор мог бы покатать нас на лодке по озеру, поучить его ловить рыбу…

— Оставь это! — Наталья крайне недовольно посмотрела на сестру. — Я сама буду решать, чему нужно и чему не нужно учиться моему сыну.

— Конечно, конечно, Таша, — Ксения покачала головой, — он прекрасно вышивает, рисует акварелью, изучает греческий, латынь, поет душещипательные песенки по-французски и итальянски и даже смирился с тем, что ему каждое утро завивают волосы. Но если б ты знала, как он все это ненавидит!

— Не преувеличивай! — оборвала ее Наталья. — Он еще слишком мал, чтобы понимать пользу того, что я делаю для него.

— Ты была чуть старше, Таша, когда вовсю нянчилась со мной, а после смерти маменьки ты вела наше хозяйство. И, как мне помнится, неплохо с этим справлялась.

— У Павлика нет надобности в девять лет вести хозяйство, для этого у меня хватает дворни. — Наталья высокомерно посмотрела на младшую сестру. — Можешь прогуляться перед сном, чтобы выветрить все эти глупости из своей головы, но не дальше беседки. Я приказала выпустить собак на ночь.

Ксения вздохнула:

— Нет, я посижу немного на террасе, а потом пойду в библиотеку и почитаю перед сном. Собаки всю ночь лают, и я долго не могу заснуть…

— Ну, как хочешь! — пожала плечами Наталья и удалилась, оставив сестру на террасе.

Ксения опустилась на деревянный диван и провела некоторое время в одиночестве. Вскоре она различила слабый шорох по другую сторону высоких перил, отделяющих террасу от зарослей недавно отцветшей сирени.

— Ты, Марфуша? — спросила она шепотом и, не дожидаясь ответа, протянула руку маленькой шустрой девушке в пестром сарафане, которая ловко перебралась через перила и спрыгнула на террасу.

— Я, барышня, я, — прошептала, слегка задыхаясь, Марфуша, горничная и первейшая подруга Ксении. Причем об этой последней роли Наталья не догадывалась, а девушки старались держать в тайне от чрезмерно строгой барыни свои дружеские отношения.

— Узнала что-нибудь? — прошептала не менее торопливо Ксения и испуганно оглянулась на чернеющие за спиной двери в столовую.

— Все, все прознала, барышня! — Марфуша почти прильнула к ее уху. — Евсей, как приказывали, поспрошал у ихнего старшего конюха, что к чему. И тот все обсказал, что ему самому известно… — Девушка смущенно хихикнула. — Только Евсейка, окромя вашего пятака, с меня тоже плату затребовал. Говорит, поцелуй в уста, а то ни в жисть ничего не узнаешь.

— И что ж, поцеловала?

Марфуша в деланом смущении отвела глаза.

— Пришлось, барышня, ведь он, идол проклятый, если сказал, что не скажет, то и взаправду не скажет, даже на дыбе молчать будет.

— Ну и как, сладко?

— Ой, сладко, барышня, дюже сладко! — Марфуша почти уткнулась носом в ее ухо и едва слышно прошептала: — Он потом меня на сеновал звал, но это уж совсем баловство! Я пригрозила ему, что непременно вам пожалуюсь, а он… он…

Девушка покраснела и отвернулась. Ксения взяла ее за подбородок и развернула к себе лицом.

— И что же он?

Марфуша закрыла лицо руками и смущенно выпалила:

— А он, собачий сын, заржал, что тот жеребец, и говорит, его, дескать, и на барышню, то есть на вас, хватит, конечно, если попросите. А то ему жалко, что такая краса на корню засыхает.

— Твой Евсей дождется, что я самолично оттаскаю его за чуб или прикажу конюху солеными розгами по одному месту отходить. Тогда посмотрим, чья красота раньше времени засохнет.

— Да ну его, охальника! — махнула рукой Марфуша. — Лучше слушайте, чего я вам скажу…

Прижавшись друг к другу, девушки некоторое время о чем-то возбужденно шептались, изредка смущенно пересмеивались, а то вдруг прыскали в ладонь или, забывшись, принимались смеяться во весь голос, но тут же спохватывались, испуганно озирались по сторонам и опять переходили на шепот.

— Вот и все, что Евсейка сумел узнать, — Марфуша весело подмигнула Ксении. — Особливо, говорит, второй барин, приятель князя, ему показался. Резвый и веселый, а красавец из себя, каких поискать! Князь тоже ничего из себя, но суров и молчалив, верно, как ваша сестрица, барышня?

— Ну, ты и придумала, — рассмеялась Ксения, — нашла с кем Наташу сравнить! Он небось усатый да бородатый?

— Насчет бороды не ведаю, про то Евсей не сказывал. Усы, говорит, у князя есть, а у второго барина напрочь отсутствуют. Без усов-то, барышня, лучше, не колются, стало быть, когда целуешься! — Марфуша мечтательно закатила глаза, но не выдержала и прыснула в ладонь. — У Евсейки что усы, что боро-дища, как щетина у кабана, жесткие да колкие.