Валентина Мельникова - Антик с гвоздикой

Тут его приняли в свои нежные объятия заросли крапивы, затем пришлось преодолеть сопротивление огромных лопухов, потом пройти сквозь строй чертополоха… Вскоре ноги вывели Григория на малохоженую тропинку, но к этому времени он не только вымок, но и покрылся с головы до пяток грязью, к которой прилипли перья, пух, сухая трава, листья. Руки его горели от крапивных ожогов и укусов комаров, которые немилосердно атаковали открытые части тела, совершенно беспардонно лезли в рот, в нос, в глаза и в уши. И князь при всем желании не мог себе позволить выругаться, чтобы не выдать своего присутствия на запретной для него территории.

Тропинка привела его к беседке, которую он заметил еще тогда, когда впервые проезжал мимо «Антика с гвоздикой». Пробравшись в нее, он развернул скатерть. К его удивлению, розы почти не пострадали. Он быстро перебрал их и отложил в сторону два облетевших цветка. Теперь можно было приступить ко второй части плана: попробовать проникнуть в дом. В худшем случае, это должна быть гостиная, в лучшем — кабинет или спальня графини.

На мгновение он задумался. Бобрыкин, как умел, рассказал ему о расположении комнат в доме. Но сам Кузьма в Изместьеве давненько не бывал, а графиня с ее-то характером, бесспорно, успела раз пять поменять местами и свою спальню и кабинет. Причем Григорий даже представить не мог, как ему удастся узнать их нынешнее расположение.

Он всмотрелся в дом. Да-а, в собственном кабинете, после нескольких бокалов доброго вина задачка казалась вполне разрешимой, но сейчас Григорий, приведенный в чувство холодным душем из дождевых капель, полностью осознал, насколько его поступок безрассуден.

И все же он не привык отступать. Чтобы не оказаться в дураках, следовало незамедлительно осмотреться и прояснить для себя обстановку.

Ночью «Антик» показался ему и вовсе огромным. Лишь в двух или в трех окнах маячил слабый свет. Два из них располагались на втором этаже, одно — на первом. Какое-то из них вполне могло оказаться окном графини, но узнать, так ли это, не представлялось пока никакой возможности.

Но господин счастливый случай, как известно, большой приятель всех авантюристов и сорвиголов. И на этот раз он не изменил своим привычкам. Князю не пришлось долго сидеть в засаде и ждать ответа на свой вопрос. Свет в одном из окон на втором этаже внезапно погас, а через пару минут створки его распахнулись. На подоконник облокотилась, а после и вовсе присела на него женщина в длинной ночной рубахе. Она зябко куталась в пуховую шаль, устремив свой взор в сторону озера, отливающего платиновым блеском в тусклом сиянии звезд, кое-где проклюнувшихся сквозь серый саван облаков.

Издалека князь не мог определить, кто это: графиня или ее младшая сестра. Он окончательно продрог и едва сдерживал себя, чтобы не выбить дробь зубами от холода. И с каждым мгновением понимал, что решился на самую дурацкую выходку в своей жизни, которые не позволял себе даже в юности. Но в то же время ни к одной из встреченных им ранее женщин его не тянуло с такой силой, ни про одну из них он не вспоминал с таким восторгом, который поселился в его сердце с того момента, когда он увидел изящную женскую фигурку верхом на арабском скакуне.

Удивительно, но одно только воспоминание об этой женщине заставило сильнее забиться его сердце, кровь резвее побежала по жилам, и он почти согрелся, несмотря на промокшую одежду и ноги.

Женщина в окне тем временем сменила позу. Теперь она стояла, облокотившись о подоконник, и, кажется, что-то держала в руках. На счастье, луна в это мгновение скользнула из-за облаков, залив все пространство перед домом серебристо-матовым светом. Сердце князя и вовсе забилось, как парус под порывами штормового ветра. Ему стало жарко, будто горячий памперо[11] пронесся внезапно над его головой, заставив расстегнуть верхнюю пуговицу сюртука.

Князь с трудом перевел дух. Он не ожидал подобного эффекта. Незатейливая шутка обернулась настоящим потрясением для графини. И в этом он нисколько не сомневался. Шел третий час ночи, скоро рассвет, а графиня до сих пор не ложилась, а провела уже довольно много времени возле открытого окна. И все это время не выпускала из рук его скромный подарок. Возможно, и на озеро она смотрела по той же причине. Ведь за ним пряталось в лесах его Завидово…

И все ж, несмотря на искушение, князь мыслил достаточно трезво и попытался избавиться от столь самонадеянной оценки своего дневного поступка. Но в глубине души эта мысль продолжала согревать его. И он подумал, что не зря все-таки пробирался сегодняшней ночью сквозь лесную чащу, получал синяки и шишки и собрал на себя всю грязь, какую только можно было собрать на задворках имения графини.

И даже если не получится пробраться в ее комнату, он оставит розы на крыльце. Наташа догадается, она поймет… Впервые, пусть не вслух, но он назвал графиню по имени. И почувствовал вдруг нестерпимую нежность к этой женщине, не знавшей счастья в любви, одинокой и измученной житейскими неурядицами. Он многое бы сейчас отдал, многим бы пожертвовал, чтобы оказаться рядом с ней в ее спальне. И тогда бы уж он нашел, что сказать ей, как объяснить свои чувства. А может, слова бы не потребовались. Им вполне хватило бы рук и губ, чтобы ощутить себя счастливыми…

Григорий Панюшев был жестким и резким в суждениях человеком. В жизни ему приходилось много сражаться, чтобы отстоять свое право жить так, как ему того хотелось. Он никогда не считал себя склонным к сантиментам и презирал людей, готовых распустить слюни по любому поводу. Но сейчас он впал именно в такое состояние и нисколько им не тяготился. И того больше, с готовностью забыл бы на какое-то время о повседневных заботах, о скучных и жестоких реалиях мира и с радостью променял бы завоеванную свободу на счастье пребывать всю жизнь рядом с любимой женщиной…

Время тянулось медленно. Князь продрог до невозможности. И едва сдерживался, чтобы не чихнуть. Правда, беседка находилась довольно далеко от дома, но все-таки любой звук в тишине прозвучал бы столь же громко, как выстрел вражеской мортиры. Графиня пару раз отходила от окна, но тут же возвращалась, словно ждала кого-то. Это не позволяло Григорию прокрасться к крыльцу, чтобы оставить на нем цветы. Он уже подумывал, как достойно отступить, как вдруг услышал топот копыт. Кто-то скакал по направлению к усадьбе.

Холодный пот прошиб князя. Неужто он ошибся и у графини есть тайный поклонник, которого она ждет с явным нетерпением? Тогда понятно, почему она не расстается с букетом. Наверняка она приняла его за подарок своего возлюбленного. Но кто бы это мог быть?

Через пару минут князь получил ответ на свой вопрос. Всадник миновал ворота усадьбы и подъехал к окну.

Графиня сверху требовательно спросила:

— Ну что, Корнила? Получилось?

— Получилось, барыня, получилось! — сообщил радостно неизвестный князю Корнила, судя по голосу, мужик лет этак пятидесяти с гаком. — Копнули совсем маленько да камни отвалили, водица так и хлынула!

— Прекрасно! — обрадовалась графиня и приказала: — Приведи ко мне Зарницу, а я пока оденусь. Хочу сама посмотреть, что у вас получилось!

— Но, Наталья Кирилловна, темень же кругом и грязь, — произнес сконфуженно Корнила и почесал в затылке. — Сподручно ли вам…

— Сподручно, сподручно! — перебила его графиня. — Давай не мешкай! Чтобы через четверть часа Зарница была у крыльца.

Графиня скрылась в окне, тотчас в ее комнате вспыхнул свет, а Корнила, что-то бормоча себе под нос, направил своего коня в сторону конюшен.

Вскоре два всадника покинули пределы усадьбы. Князь Панюшев выждал пару минут, огляделся по сторонам, прислушался, затем подхватил букет и, пригнувшись, побежал по росной траве к дому, который почти затянуло предрассветным туманом, наползающим со стороны озера.

Уже совсем рассвело, когда графиня вернулась домой. Ей страшно хотелось спать. Ничто ее не волновало, даже успех задуманной операции против Караваева. Дело сделано. Тимша вернулась в прежнее русло, и то, что переживет при этом сосед, ей было безразлично, как и все остальное на свете. Единственная мысль сверлила ее мозг, как быстрее добраться до постели.

Конечно, графиня была молодой цветущей женщиной, но в последние дни спала совсем мало, неурядицы и волнения, ссоры и тревоги способны свалить с ног даже более сильного и выдержанного, чем она, человека. И казалось удивительным, что она добралась до усадьбы, не свалившись с лошади. Правда, поднимаясь по лестнице, Наталья уже ничего не видела перед собой, мечтая лишь о ванне и мягкой постели.

Перед отъездом графиня предупредила Глафиру, чтобы та держала на кухне котел с горячей водой, но девка могла и проспать, что с ней неоднократно случалось. Поэтому скрепя сердце Наталья разбудила Ксюшу и попросила ее об одолжении: проверить, как горничная справится с заданием. Правда, разговаривала она с сестрой сквозь зубы, все никак не могла простить ей слишком вольных высказываний в свой адрес, хотя в душе понимала, что та права. Она действительно влюбилась, только боялась в этом признаться даже самой себе.

И этот крошечный букет? Невзрачный по сравнению с теми, что заполняли комнаты «Антика», но как он всколыхнул ее душу! Как поразил ее сердце! Она не находила себе места весь оставшийся день и ночью опять не могла заснуть. Очень мало хорошего перепадало ей в этой жизни, слишком мало подарков она получала… И скромные незабудки, которые графиня выпустила из рук лишь для того, чтобы не вызывать любопытные взгляды домочадцев и слуг, напомнили ей об этом, лишив покоя и сна…

Она боялась даже в мыслях представить, кто мог оказаться тем неизвестным дарителем, который проделал фокус с цветами в тот момент, когда она купалась. Краска стыда заливала ее лицо всякий раз, когда она представляла, что он увидел при этом. Ведь она не подозревала, что за ней следят чужие глаза, поэтому вела себя крайне непосредственно и, как нарочно, не спешила одеться…