Нижние ветви у дуба спилили до высоты трех аршин, а то и выше, после того как один из лакеев сломал себе шею, свалившись пьяным с настила, доски которого прогнили и частично обрушились.

Теперь вместо настила осталась лишь пара поперечных плах, на которых ранее доски крепились, и теперь они едва просматривались сквозь густую дубовую листву. Сбросить их никто не решался, а испробовать, как раньше, на прочность не рисковали даже вездесущие дворовые мальчишки. Барыня пригрозила нещадно выпороть всякого, кто осмелится подойти к дубу ближе, чем на пару саженей.

В тени его кроны еще при жизни старой графини установили несколько скамеек, но на них давно никто не сиживал. Днем из-за недостатка времени, вечером из-за комаров, которые вблизи озера были по-особому крупными и злющими.

Но сейчас возле дуба творилось нечто схожее с маленьким светопреставлением. Казалось, все население усадьбы сбежалось сюда, чтобы поглазеть на невиданное зрелище. Барыня, простоволосая, растрепанная, рыдала в голос и металась под дубом, умоляя спуститься вниз маленького графа. Но он сидел верхом на толстой ветке, болтал ногами и, несмотря на слезы и уговоры матери, слезть наотрез отказывался.

— Павлик, — Наташа остановилась и молитвенно сложила руки, — не огорчай маменьку! Спускайся вниз! — И прикрикнула на рослого лакея: — Данила, бегом в дом, неси одеяла.

Данила на рысях бросился в комнаты и вернулся уже вместе с Марфушей и с охапкой одеял в руках.

— Натягивайте одеяла под дубом, — приказала Наталья. Она уже поняла, что слезами маленького упрямца не пронять, и поэтому промокнула их платочком и приступила к решительным действиям.

Через несколько минут дуб обступили рослые лакеи, растянувшие за углы одеяла. По четыре человека на каждое. Теперь, если Павлик по какой-то причине вздумает свалиться с дерева, он непременно упадет на одеяла. Но мальчик, заметив эти приготовления, полез еще выше по дереву и устроился под остатками настила. Здесь ветки были тоньше, но он. не обращая на это внимания, поднялся на ноги и ухватился за доску, когда-то поддерживающую настил. На головы лакеев и одеяла посыпались старые желуди, листья и сухие веточки.

— Павлик! — вскрикнула Ксения. — Осторожнее! Ветка может обломиться!

Наталья перекрестилась и умоляюще посмотрела на сестру. Дворня и лакеи, молча задрав головы, наблюдали, что происходит в кроне дерева.

Павлик переступил ногами, и ветка под ним затряслась. Но маленький негодник даже не подумал переместиться ниже, лишь крепче ухватился за остатки сторожевого настила.

— Павлик, — мягко сказала Ксения, — спускайся! Смотри, на маменьке лица нет! Не пугай нас!

— Пусть она пообещает, что разрешит нам гулять возле озера, — кивком головы мальчик показал на мать. — И позволит мне кататься на лодке и верхом.

Наталья жалобно скривилась:

— Павлик, дорогой, это же опасно для жизни! На озере волны, а лошадь может понести…

В ответ мальчик внезапно оттолкнулся от ветки ногами и повис, слегка раскачиваясь в воздухе, ухватившись за доску. Толпа ахнула и метнулась к дубу, выставив руки перед собой, словно этим можно было оградить озорника от падения.

Наташа испуганно вскрикнула, и слезы вновь ручьем побежали у нее по лицу. Но сын был безжалостен:

— Не слезу, пока не позволите! Лучше я здесь останусь жить! — Он вновь взгромоздился на ветку и прокричал сердито: — Завиваться больше не буду и цветы вышивать! — Подумал мгновение и добавил: — И латынь учить.

— Павлик, одумайся. — Ксения подошла вплотную к растянутым одеялам и задрала голову вверх. Снизу ей были видны лишь ноги племянника, которые переступали по ветке. Она также заметила, что ветка сильно прогнулась. Павлик был достаточно упитанным мальчиком и не очень ловким. Ксения быстро огляделась по сторонам. Не будь вокруг столько народа, она давно бы сама вскарабкалась на дерево и стащила негодника вниз.

— Хорошо, — к ней подошла Наташа. Она справилась со слезами, и голос ее звучал по обыкновению строго. — Спускайся вниз! Я обещаю, что мы сегодня же обсудим все твои пожелания.

— Нет, — маленький упрямец продолжал гнуть свою линию, — не слезу, пока не дадите слово, что Ксюшу больше не будете обижать и меня, как барышню, наряжать.

Наташа вновь оглянулась на сестру, словно просила у нее помощи. Но та молчала. И графиня поняла, что здесь ей надо тоже решать самой. И как можно скорее, потому что руки у Павлика затекли и он держался за доску попеременно то одной, то другой рукой.

— Я согласна, — вздохнула она, а следом за ней и дворня, наблюдавшая за тем, кто ж кого переупрямит: мать сына или наоборот. Получилось наоборот. И люди облегченно перекрестились. Барчука в доме любили. Несмотря на избалованность и капризность нрава, он не пошел характером ни в мать, ни, тем более, в папеньку. И при всем своем упрямстве все же был мальчиком добрым и незлопамятным.

Но Павлик решил закрепить победу:

— Дайте сначала слово, что не накажете меня!

— Честное слово, не накажу, — произнесла покорно Наташа и вскрикнула в ужасе. Павлик переступил ногами, и они вдруг соскользнули с ветки теперь уже против воли мальчика. Он взвизгнул, пальцы его разжались. И он полетел вниз. Толпа ахнула. Наташа дико закричала и упала в обморок. Но Всевышний хранил маленького графа. Через мгновение Павлик зацепился за сук рубашкой и повис между ветвей. Он лихорадочно шарил вокруг руками, пытаясь дотянуться до соседних сучьев, но пальцы его едва доставали до ствола и ловили лишь листья да тонкие ветки.

— Не шевелись! — Ксения пробовала говорить спокойно, но голос ее выдавал, он дрожал и прерывался от ужаса. Рубашка мальчика могла вот-вот лопнуть, обломок сучка тоже угрожающе прогибался и скрипел. И Ксения собрала себя в кулак и твердо произнесла: — Веди себя спокойно. Не дергайся! Сейчас принесут лестницу и снимут тебя с дерева.

Лестницу принесли мигом, приставили ее к стволу, но не хватило футов пяти, чтобы дотянуться до мальчика. Ксения растерялась. Она оглянулась на сестру. С нею занимались Марфуша и горничная графини Глафира. Наташа сидела на траве с расстегнутым на груди платьем, а девушки терли ей виски и поднесли к носу флакон с нюхательной солью.

Ксения вновь перевела взгляд на мальчика. Он держался удивительно мужественно, не плакал и не впал в истерику, только глаза выдавали страх, когда он смотрел вниз. До земли было не меньше пятидесяти, а то и больше футов, и люди и одеяла, которые они растянули внизу, казались сверху такими маленькими…

— Барышня, — к ней подошел Евсей, — позвольте на дерево вскарабкаться. Попробую барчука снять.

Ксения с большим сомнением обвела взглядом его крупную фигуру.

— Смотри, Евсей, обрушишь ветки, тогда совсем к Павлику не подберемся.

— Да я осторожно, — пообещал кузнец.

Он и вправду довольно ловко взобрался по лестнице до самого верха и, ухватившись за ствол руками, перебрался на ветку, которая находилась ниже Павлика. Евсей покачался на ней, проверяя ее на прочность, и вскарабкался на следующую ветвь, чуть выше, но все же за добрую сажень от цели. Павлик что-то тихо ему сказал, Евсей весело ответил, люди внизу не разобрали, что именно. И в этот момент сук под ногами кузнеца обломился, и он тоже повис в воздухе, беспомощно болтая ногами. Ветка, за которую он удерживался руками, угрожающе крякнула и сломалась. Толпа внизу завопила в ужасе, но, к чести лакеев, они не выпустили одеяла из рук, и кузнец рухнул на них. Удар был такой силы, что и спасатели и спасенный растянулись на земле, образовав приличных размеров кучу-малу.

К счастью, Евсей не слишком пострадал. Кряхтя, он поднялся на ноги. Лицо его пересекала солидная царапина, один глаз заплыл, но, кажется, это были единственные потери, если не считать оторванного рукава рубахи и огромной дыры на колене.

— Ну, вот, барышня, — произнес он сконфуженно и развел руками.

Марфуша погрозила ему кулаком, а Ксения попросту не успела ничего сказать по этому поводу, хотя слова так и просились с языка. И самодовольному силачу-кузнецу очень бы от них не поздоровилось. Но тут чье-то горячее дыхание коснулось ее щеки, в нос ударил резкий запах конского пота, и она, даже не сообразив, что делает, отскочила в сторону, освобождая дорогу невесть откуда взявшемуся всаднику на темно-гнедом жеребце.

— Па-а-аберегись! — рявкнул он прямо над ее ухом и направил коня на толпу, которая мгновенно распалась на две половины.

Всадник вопреки всем правилам, по которым верховым на территорию усадьбы, кроме самой Наташи да управляющего Корнилы, заезжать строго запрещалось, чтобы не потоптать ненароком газоны и цветники, направил лошадь к дереву. Вскочив ей на спину, незнакомец выпрямился во весь рост и, минуя лестницу, ухватился за нижнюю ветку, подтянулся, и его гибкое тело скрылось среди листвы. В следующее мгновение он показался уже гораздо выше, затем еще выше и, карабкаясь быстро и ловко, как обезьяна, наконец поравнялся с мальчиком. Что-то ему ободряюще сказал и переместился на ветку, нависшую над головой Павлика.

— Эй, на рее! — крикнул он весело. — Держись, матрос!

Обхватив сук ногами, он принялся разматывать то ли длинный кушак, то ли пояс, но потом оказалось — аркан, который носил почему-то вокруг талии.

Ксения судорожно перевела дыхание. Наташа подошла к ней и взяла ее за руку. Пальцы ее мелко дрожали. И сама она была бледной и испуганной. Давно Ксения не видела сестру такой растерянной и беспомощной. Сердце ее сжалось. Она обняла Наташу за плечи и привлекла к себе. Та прижалась к ней. Так они и стояли, обнявшись, пока неожиданный спаситель колдовал с арканом в кроне дерева. По крайней мере, внизу было совершенно непонятно, что он собирается предпринять. Но по тому, как он действовал — быстро и решительно, собравшимся под деревом людям стало очевидно, что ему не впервой снимать напроказивших мальчишек с деревьев.

Незнакомец сложил аркан вдвое и, свесившись с ветки, подвел получившуюся петлю под мальчика.