Алана Инош

 

Аномалия-2, или Операция «Час пик»

Аннотация: Твоё сердце разбито? Ты не можешь найти хотя бы одну причину, чтобы встать с постели сегодня утром? Просто поставь под кухонный стол блюдце с пирожными, а Чучундра с Горыновной и автобусы 308-й и 404-й всё устроят. Просто доверься этим ребятам, они своё дело знают.

Сегодня я опять послала к чёртовой бабушке будильник и проспала. Механизм этого явления был всегда один и тот же: мелодия на телефоне пробивается сквозь карамельно-тягучее кружево сна и рвёт его в клочья, но я не в силах встать сразу же. Потом звучит второй будильник, потом третий... Всего их у меня семь: с шести ноль-ноль до шести тридцати. Полседьмого — это крайний срок подъёма, дедлайн. Если уж тогда не встану, то мне останется только мечтать о телепортации или сказочных сапогах-скороходах: один шаг — и я на работе.

Но сил встать не было. Тело распласталось на постели, вялое и безвольное, как разваренная вермишель. Палец мысленно набирал в поисковике запрос: «Хотя бы одна причина, чтобы открыть глаза навстречу сегодняшнему дню». Как и следовало ожидать, ответ был: «По вашему запросу ничего не найдено».

На самом деле рука свисала с края кровати, не доставая кончиками пальцев до лежавшего на коврике смартфона. Последний будильник, вопиющий в пустыне глас, не докричался до меня.

Эта проклятая слабость по утрам... Чёрт, 6.45! Прикрыла глаза на секундочку, а пролетело пятнадцать минут. Сердце бухнуло и затрепыхалось в груди, а комната поплыла в тошнотворном звоне. Телефон выскользнул из руки, и пальцы принялись ощупывать коврик в поисках тонометра.

Давление — восемьдесят пять на пятьдесят. Кофе, срочно кофе! Нутро болезненно содрогнулось: какой там кофе, я ж опаздываю! Если в семь не выйду из дома, это будет фиаско.

Мебель коварно подставляла углы под мизинцы на ногах, в пустой кухне тикали часы. Чайник на плите дышал теплом и паром из носика, а рядом на столе стояла банка моего любимого кофе — молотого в растворимом. Оставалось только насыпать в кружку две чайные ложки и залить свежевскипячённой водой.

— Спасибо, — улыбнулась я в пространство. — Ты настоящий друг.

Ответом мне была тишина, но я-то знала, что живу не одна здесь. Чарующий аромат кофе уютно обволакивал, ласкал душу, пробуждал силы, воскрешал к жизни. Плеснув в него немного концентрированного молока, я сделала первый живительный глоток.

*

Я обожаю забывать чайник на плите, и он частенько выкипал бы до дна, если бы какая-то невидимая сила не перекрывала газ. Нет, я точно помню, что не делаю это сама. Его выключает Кто-то.

А ещё Кто-то утюжит мои выстиранные вещи, чистит обувь, если я слишком устала или неважно себя чувствую, убирает крошки с кухонного стола и даже иногда моет забытую в раковине посуду. А стоит потеряться какому-нибудь носку, мне достаточно попросить:

— Носочек-носочек, найдись!

Срабатывает это заклинание безотказно. На следующее утро я нахожу пропажу на самом видном месте: на полу посреди комнаты, на тумбочке или на кресле.

Я всегда оставляю для своего невидимого помощника угощения: конфеты, вафли, печенье. Не отказывается он и от колбасы, сгущёнки, сухариков и шоколада. Лакомства я обычно кладу на отдельное блюдце и ставлю вечером под кухонный стол. Ещё не было случая, чтобы утром я находила их нетронутыми. Они всегда исчезают.

А однажды у меня заболела поясница — вскоре после расставания с Мариной. Так бывает иногда: душевная боль становится физической. Полночи я промучилась, ища удобное положение для спины, а потом сквозь дрёму ощутила, будто возле поясницы ворочается тёплый, живой, пушистый комочек размером не больше кошки. Вот только животных у меня нет...

Утром я смогла встать с постели без стонов и слёз: поясницу отпустило. По дороге с работы я купила коробку пирожных, парочку из них положила на блюдце и поставила под кухонный стол.

— Кто бы ты ни был, спасибо тебе.

Конечно, утром я нашла блюдце мало того что пустым, так ещё и вымытым — на сушилке для посуды.

А потом я начала подозревать, что мой домовой — девочка. У меня то и дело пропадала косметика: то тушь для ресниц куда-то запропастится, то помады не досчитаюсь... Через пару дней они обнаруживались в самых неожиданных местах. Помаду я находила в сахарнице, тушь — в холодильнике, тени были подброшены мне в ботинок.

— Слушай, чужой косметикой пользоваться — не гигиенично, — обратилась я к тишине в прихожей, когда опять нашла пудреницу в ящичке с кремом и щётками для обуви. — Если хочешь, я тебе подарю, но мою больше не таскай, ладно?

Я исполнила обещание, купив недорогой комплект косметики и оставив его на тумбочке в прихожей. Как я и ожидала, к утру набор исчез, а мои принадлежности для макияжа перестали пропадать.

Но на этом домовиха не прекратила свои проделки. Когда у меня загадочно испарился планшет, а потом нашёлся в хлебнице, я сразу поняла намёк и купила второй гаджет — в подарок моей проказнице. Я оставила его на тумбочке, а утром обнаружила на кухне готовый завтрак — кашу, варёные яйца, бутерброды с сыром и кофе с молоком. С моим вечным полукоматозным состоянием по утрам это пришлось очень кстати.

— Ты чудо, — засмеялась я.

А про себя подумала, что это мой первый смех после ухода Марины.

*

...6.55. Допив кофе, я обнаружила, что моя одежда уже приготовлена и аккуратно разложена на стуле. Сумочка, косметичка, кошелёк, ключи, телефон — всё на тумбочке. Оставалось только одеться за одну минуту и выскочить из дома. А накраситься можно и на работе.

Я успела на автобус, который обычно приходил в десять минут восьмого. Но, не проехав и трёх остановок, он сломался.

— Чух-чух-пффф-дррр-дррр, — сказал двигатель и заглох.

— Да жёваный крот! — ругнулся водитель. — Кажись, приехали...

Завести двигатель не удалось. Тётенька-кондуктор сказала:

— Извините, автобус дальше не поедет. Вышел из строя.

Пассажиры, недовольно ворча, покидали салон. Я тоже вышла на остановку, озабоченно и хмуро думая: «Этого ещё только не хватало!» Впрочем, через пять минут я залезла в следующий автобус, радуясь, что легко отделалась и задержка вышла не слишком большой. Сидячих мест не было, и я встала на пассажирской площадке у окна, держась за поручень.

Через две остановки вошла необычайно высокая и худощавая девушка с короткой стрижкой, в чёрных джинсах и чёрной ветровке. Из её ушей тянулись белые провода наушников, большие зеленовато-серые глаза были подёрнуты задумчивой дымкой. Не глядя ни на кого, она вскочила в автобус и заняла освободившееся возле меня одиночное сиденье. Двигалась она гибко, с мягкой пластичностью, преодолев расстояние от двери до сиденья одним длинным шагом-прыжком. Вынув смартфон из кармана куртки, она несколько раз тронула экран большим пальцем.

Ехать мне было ещё далеко. С каждой остановкой салон заполнялся всё плотнее, и вот меня уже почти прижало к плечу сидевшей девушки. Не знаю, что меня в ней зацепило, но я то и дело опускала взгляд на её коротко стриженную, золотисто-русую макушку. Длинные, худые ноги в кедах, тонкие запястья с голубыми жилками. Округлый подбородок, чувственные губы. Брови, почти прямые, густые и красивые, придавали её лицу мальчишеское выражение. Изящная андрогинность проступала в её облике, но с парнем всё-таки не спутаешь. Слушая музыку в наушниках, незнакомка смотрела в окно и не замечала, что я её разглядываю.

А между тем я чувствовала, что кофе мне, увы, не помог. Меня накрывало колпаком звенящей дурноты, а люди сзади всё напирали и напирали. Последнее, что я успела сделать, это тронуть девушку в чёрном за плечо и пробормотать:

— Извините... Я, кажется, сейчас на вас упаду.

Она рассеянно вскинула глаза и вынула один наушник. Автобус вдруг крепко тряхнуло на выбоине, и моя рука сорвалась с поручня.

Очнулась я от лёгкого похлопывания по щеке.

— Девушка, вы что? Вам плохо? — встревоженно сказал приятный голос совсем рядом с моим ухом.

Высокая незнакомка в чёрном, одной рукой поддерживая моё обмякшее обморочное тело у себя на коленях, второй осторожно и деликатно похлопывала меня по лицу. От смущения в груди стало жарко, но немедленно встать у меня никак не выходило — и из-за слабости, и из-за отсутствия свободного пространства в автобусе, набитом людьми, как консервная банка — рыбой. Туда, где я только что стояла, уже просочилась женщина с сумкой на плече.

— Простите, — пробормотала я. — Похоже, давление упало. У меня по утрам так бывает...

Мои попытки подняться не увенчались успехом. Незнакомка, смущённая не меньше моего, с улыбкой сказала:

— Да ничего страшного... Сидите.

Ничем особенным от неё не пахло — то есть, никакими духами. Пожалуй, только чистотой свежевыстиранной футболки и немного шампунем. Улыбка озарила её лицо, делая его ещё приятнее. В груди у меня стало тепло и хорошо, будто сердце накрыли мягкие ладони, успокаивая его натужно-обморочное биение.

— Вам на какой остановке выходить? — спросила незнакомка.

Я назвала. Она кивнула и повторила:

— Сидите. Всё равно автобус битком набит.

Встать мне было просто некуда. Так я и сидела у неё на коленях, поддерживаемая и обнимаемая её рукой, в волнующей близости от её больших ясных глаз.

— Извините, что я вот так... — Ничего лучшего я не придумала, ни одного сколько-нибудь остроумного высказывания не приходило в мою пустую, слегка звенящую голову.

— Всё нормально, — опять улыбнулась она.

Наши лица сблизились. Каждая её ресница, каждый волосок в бровях был мне виден. Мерещилось мне в ней нечто родное, близкое, а от её улыбки в груди что-то щекотно ворочалось и рвалось наружу — беспокойный, непоседливый комочек. Не выдержав, я сдавленно фыркнула от смеха.

— Простите... Идиотская ситуация.