— Из-за тебя я стал позже вставать, — как-то пожаловался он ей. — Ты изменила мои привычки.

Да, она знала, что распорядок жизни в Павловске несколько изменился после их сближения. И, кажется, придворным это пришлось по вкусу. До этого им приходилось, подстраиваясь под распорядок дня императора, подниматься ни свет ни заря, теперь же они получали, по крайней мере, лишние час-полтора для сна.

После первых нескольких дней они, не сговариваясь, решили перестать таиться. Павел снова начал гулять с ней по утрам, а если был свободен — то и вечером. И это никого не удивляло, все приняли это как должное.

Самое удивительное для Анны состояло в том, что она, совершенно неожиданно для себя, нашла общий язык с императрицей. Увидев как-то ее, одиноко гуляющую перед дворцом (Павел в тот вечер задержался в столице), Мария Федоровна сама подошла к ней, отослав прочь всю свиту. Они вдвоем обошли весь дворец, а потом сделали и второй, и третий круг. Императрица спросила, как Анна находит императора — не кажется ли ей, что он выглядит особо усталым и расстроенным. Анна согласилась, что такие признаки действительно имеются, и она спрашивала государя, отчего он так устает, однако он уклонился от ответа.

— Ну, так я вам скажу, в чем тут дело, — объяснила Мария Федоровна. — Причин тому две. Одна — что раскрыт новый заговор против государя, центр которого был в Смоленске. Тамошние бунтовщики назвали свой союз «Канальский цех». Они планировали захватить государя во время военных маневров близ Смоленска, а затем убить его.

— Как это ужасно! — воскликнула Анна. — Как можно желать смерти своему государю, тем более такому замечательному человеку, как император Павел Петрович! Да, но какая же вторая причина?

— Вторая причина — это расстройство отношений России с Англией, каковая долгие годы была нашей основной союзницей. Британцы взяли в свои руки всю морскую торговлю нашей державы, кроме того, они препятствуют тому, чтобы Мальта стала частью Российской империи. Британский флот постоянно курсирует у берегов Мальты. Меж тем государь, приняв титул Великого магистра ордена Святого Иоанна Иерусалимского, стал считать себя покровителем сего острова.

— Так вот что его волнует… — задумчиво произнесла Анна. — Но я не вижу никаких способов тут помочь, как-то рассеять его тревогу.

— Вы и так весьма помогаете, дорогая, — ласково сказала на это императрица. — С тех пор как вы поселились во дворце, государь стал более спокоен. Так что, поверьте, я только рада вашему присутствию.

— Я очень рада этому обстоятельству, — в смущении ответила Анна. — Я никак не предполагала, что так может быть…

— И напрасно, душа моя. Ведь спокойствие моего супруга, счастливое расположение его духа мне дороже всего на свете. Я многим готова пожертвовать ради таковой цели. Неужели ревность станет моей вожатой в сей трудный час? Вы можете припомнить, конечно, что когда-то, при вашем появлении при дворе, я была неласкова с вами. Да, такое было, признаю. Но это случилось потому, что я в то время не знала превосходных свойств вашего характера. Я боялась, что вы станете причиной всяких ссор и смут при дворе, как бывало с некоторыми дамами, к которым благоволил мой супруг. Но едва выяснилось, что вы не таковы, как я тотчас переменила свое отношение к вам. Замечу, что то же было у меня и с Катей Нелидовой. Мы с ней прекрасно ладили. Но вот вы заняли ее место — и теперь я могу ладить с вами.


В июле, при наступлении самых жарких дней, государь решил устроить развлечение для себя и своего двора (то есть прежде всего для Анны) и совершить плавание на фрегате «Благодать» по Балтике. Сорок человек придворных со слугами, с запасами вин и продуктов отправились в Петергоф. Туда к пристани пришвартовался красавец-фрегат. Все поднялись на палубу и при довольно свежем ветре направились в море.

Государь дал приказание плыть к острову Готланд, а оттуда взять севернее, к берегам Швеции. Анна впервые была в море. Морская стихия покорила ее. Целыми днями она гуляла по палубе, по предложению Павла они поднялись на капитанский мостик, и она даже постояла за штурвалом корабля. Ночь Анна провела в каюте штурмана (государь и государыня ночевали в капитанской каюте, хозяева этих кают, как и прочие офицеры корабля, провели ночь в матросском кубрике). И этой ночью к ней приходил государь. Это было восхитительно: наслаждаться его любовью, слыша плеск волн за бортом, чувствуя соленый запах моря.

Утром, когда Анна проснулась (это случилось довольно поздно), она поспешила выйти на палубу и увидела неподалеку от корабля встающие из моря освещенные солнцем скалы. Это был Готланд. А на следующий день они достигли шведских берегов, с их крутыми холмами, покрытыми лесами, возделанными полями и чистенькими деревнями…

Круиз продолжался пять дней, и эти дни остались в ее памяти как один сплошной праздник. Главное для нее были не виды, не море, которое она видела впервые, — главным было ощущение, что все это придумано прежде всего для нее, что государь изо всех сил старается доставить ей радость.

После возвращения из плавания они на несколько дней остановились в Петергофе. Анна раньше не бывала в этом великолепном месте, и оно привело ее в такое же восхищение, как и плавание по морю. Она любовалась фонтанами и статуями, бродила по залам дворца…

Однако здесь, в Петергофе, ее ожидал и один неприятный разговор. Это была беседа с графом Кутайсовым. До этого она часто видела графа — и в Петербурге, и в Павловске, но никогда не имела с ним содержательных разговоров. Она привыкла считать Ивана Кутайсова чем-то вроде принадлежности свиты. Да так оно, в сущности, и было — ведь Иван Павлович, даже будучи возведен в графское звание, остался личным камердинером и брадобреем императора.

Граф встретил Анну на одной из отдаленных аллей парка. До этого она никогда не встречала императорского камердинера в парке, он не любил гулять. Теперь же он явно ожидал ее. Увидев, тут же спросил о здоровье, о настроении, стал расхваливать прекрасное устройство Петергофа. А затем, без всякого перехода, заговорил о том, что ей необходимо переговорить с государем об одном важном назначении.

— Видите ли, прекрасная Анна, государь отчего-то не расположен назначить губернатором в Екатеринбурге одного замечательного человека, Николая Петровича Куролесова. Он до этого ведал сбором податей в Самарской губернии. Так вот, сейчас место губернатора на Урале освободилось, в связи со смертью прежнего чиновника, и надобно назначить нового. Я уж государю целую неделю твержу про отличные качества моего протеже, а он ни в какую.

— Да, я понимаю, но я тут при чем? — удивилась Анна. — Я вашего протеже не знаю и тем более не разбираюсь в вопросах назначений на важные посты…

— Может, в этом вы и не разбираетесь, — сказал Кутайсов, — зато вы отлично разбираетесь в настроениях его величества. Всем известно, что к вам он прислушивается более, нежели к кому другому. Все ваши желания тотчас исполняются. Так что достаточно вам намекнуть его величеству — не потребовать, а всего лишь намекнуть, — что вам желательно назначение Николая Куролесова на должность губернатора, как таковое назначение состоится.

Анна даже остановилась, чтобы лучше разобраться в смысле только что сказанного. Она впервые попадала в такое положение, когда не знала, что сказать, как отнестись к просьбе царского камердинера. Просьба, казалось, была совершенно невинной, но что-то в ней было неприятное, что-то мешало ей согласиться.

— А отчего все-таки государь не хочет назначить вашего протеже просто так, без моего участия? — спросила она.

— Ах, это все наветы, все наветы! Тут некоторые люди из окружения государя, в частности ваш знакомый господин Донауров, наговорили на моего друга Куролесова, что он якобы весьма нажился при сборе податей. Государь на это разгневался и назначил проверку. Ну, там обнаружились кое-какие недочеты… Да кто не ошибается, когда дело касается денег? Многие ошибаются. В общем, без вашего участия никак не обойтись. Так уж я вас прошу, радость моя, княгинюшка, посодействовать мне в этом вопросе. А я вам посодействую, когда у вас какая нужда встанет. Такое ведь тоже может случиться…

Пока граф говорил, у Анны окончательно сложилось мнение о его просьбе. И она не замедлила это мнение высказать.

— Нет, господин Кутайсов, я не вижу, как я могла бы просить за человека, которого совершенно не знаю и против которого выдвинуты такие обвинения, — сказала она. — Я не вмешиваюсь в государственные дела, в которых не смыслю. И если государь меня немного ценит, то, в частности, и за это тоже.

Умильное выражение исчезло с лица царского брадобрея.

— Вот вы как платите за все то добро, что я для вас сделал! — сказал он. — Я вас, можно сказать, поднял из полной безвестности до самых вершин, а вы мне и такой малости не хотите сделать? Это, сударыня, называется черной неблагодарностью!

— Не понимаю, сударь, о каком таком добре вы говорите, — сердито ответила Анна. — И каким это образом вы меня, как вы выражаетесь, «подняли из безвестности»? Меня государь поднял, а не вы.

— А кто указал государю на московском балу на дочь сенатора Лопухина? — произнес на это Кутайсов. — Кто расписывал его величеству ваши прелести? Я, ваш покорный слуга. Все ваше возвышение произошло исключительно благодаря мне. Как было и с прошлой любовью его величества, госпожой Нелидовой. Обо мне даже слух такой при дворе идет, что я якобы при особе его величества вроде как сводник. И пускай так обо мне судят, мне не в ущерб! Потому как для его величества я готов и жизнь положить, и честь, и муки готов принять! — Глаза Кутайсова загорелись, и говорил он, казалось, вполне искренне. — Так вот, это я свел вас с его величеством, я проложил вам дорогу к его постели и его расположению, — продолжал он, ничуть не смущаясь грубостью своих слов. — Но как вы не хотите моей малейшей просьбы уважить, то слушайте, что я вам скажу: как я вас свел, так и развести могу. И случится с вами подобно тому, что случилось с госпожой Нелидовой. Ибо она, после вашего появления, вынуждена была покинуть не только двор, но и столицу, и сейчас безвыездно проживает в своем имении в Курляндии. Так и с вами может быть, ежели я найду другую особу на ваше место.