В истории ужасных праздников этот занимает первое место. Хуже, чем то Четвертое июля, когда дедушка отправился смотреть фейерверк в килте и уговаривал нас спеть «Цветок Шотландии» вместо «Америка прекрасна». Хуже, чем Хеллоуин, когда Труди Шерман и я пришли в школу в костюме доброй ведьмы Глинды, и она объявила всем, что ее наряд лучше, потому что у меня сквозь юбку видны фиолетовые трусики из набора «неделька», и ТАК ОНО И БЫЛО.

Я не разговариваю с Бридж. Она звонит каждый день, но я не беру трубку. Все кончено. Рождественский подарок, который я ей купила, – крошечный пакетик, обернутый в красно-белую полосатую бумагу, – закинут на дно чемодана. Это моделька Пон-Неф, старейшего моста в Париже. Он был частью железной дороги, но из-за моих проблем с французским Сент-Клэр битых пятнадцать минут уговаривал владельца магазина продать мне только мост.

Надеюсь, его можно будет вернуть.

Один раз я была в Ройал Мидтаун, 14, и, хотя мне не удалось повидаться с Гераклом, я встретилась с Тофом, который не преминул поинтересоваться: «Привет, Анна. Почему ты не разговариваешь с Бридж?» И мне пришлось скрыться в туалете. Одна из новеньких девушек пошла за мной и сказала, что, по ее мнению, Тоф – бесчувственный чурбан и я не должна обращать на него внимание. Это было приятно, но не слишком помогло.

Потом мы с Гераклом смотрели какой-то новый дурацкий фильм про Рождество и смеялись над одинаковыми свитерами актеров. Он рассказал мне о таинственном пакете с ростбифом, который нашел в шестом зале, и сказал, что ему нравится мой веб-сайт. Он считает, что мои обзоры стали лучше. Весьма мило с его стороны.

Но еще лучше стало, когда уехал мой папаша. Он постоянно расспрашивал меня о французских достопримечательностях и делал эти раздражающие меня звонки своему редактору. Мы все выдохнули с облегчением, когда увидели, что он собирает чемоданы. Единственным ярким пятном был Сент-Клэр. Мы общаемся каждый день – по телефону, по электронной почте, с помощью эсэмэсок. Я не могла не заметить, что в разлуке общение с Тофом очень быстро свелось практически до нуля, а с Сент-Клэром, хоть мы и не видимся каждый день, стали общаться еще больше, чем раньше.

Из-за Тофа я чувствую себя просто ужасно. Будь мы хорошими друзьями, то наверняка бы поддерживали отношения. Глупо надеяться на то, что у нас есть хоть какой-то шанс. Не могу поверить, что из всех людей именно Мэтт сказал мне, что я себя вела глупо. И, честно говоря, теперь, когда у меня есть время все осмыслить, потеря Тофа уже не кажется такой проблемой. Мне больно только из-за Бридж. Как она могла хранить это в секрете? Ее предательство – вот что действительно больно.

У меня нет планов на Новый год, так что я остаюсь дома с Шонни. Мама идет куда-то с несколькими коллегами по работе. Я заказываю пиццу с сыром, и мы с братишкой смотрим «Скрытую угрозу». Мне так хочется доказать брату, что я люблю его, что я даже готова выдержать ДжаДжа-чертова-Бинкса[35]. Пока мы следим за обратным отсчетом времени на Таймс-сквер, брат достает свои игрушки. «Пшшу! Пшшу!» – Хан Соло попадает в моего штурмовика, прежде чем тот успевает нырнуть за диванную подушку.

– Хорошо, что я надела защитный жилет от лазера, – говорю я, продвигаясь вперед.

– Защитного жилета от лазера не существует! Ты МЕРТВА! – Хан пробегает по спинке дивана. – Йеее-аааххх!

Я беру королеву Амидалу:

– Хан, ты в опасности! Отправляйся другой дорогой! На штурмовике защитный жилет от лазера.

– Анн-нннааах, стой! Пшшу, пшшу!

– Прекрасно, – говорит Амидала. – Пусть женщина сделает всю мужскую работу…

Она таранит голову штурмовика собственной головой:

– ГXXХНООО!

Тот падает с дивана.

Хан прыгает на ковер и вновь открывает стрельбу.

Я достаю молодого Оби-Ван-Геноби.

– Ооо, Амидала. Ты такая горячая. Целуй, целуй, целуй!

– Нет! – Шонни вырывает Оби-Вана у меня из рук. – Никаких поцелуев.

Я достаю другую фигурку из коробки Шонни. Это песчаный человек, тот самый, которого ему, должно быть, купила Бридж. Прекрасно.

– Ооо, Амидала. Целуй, целуй, целуй.

– Песчаные люди никого не целуют! Они АТАКУЮТ! РАР-Р-Р-Р-Р! – Братишка выхватывает у меня и эту фигурку тоже, но потом вдруг замирает и начинает изучать его голову.

– Почему ты не разговариваешь с Бридж? – внезапно спрашивает он. – Она тебя обидела?

Вопрос застает меня врасплох.

– Да, Шон. Она сделала кое-что не очень хорошее.

– Значит, она больше не будет со мной оставаться?

– Нет, уверена, что будет. Она тебя любит.

– Я не люблю Бридж.

– Шон!

– Ты из-за нее плакала. Ты теперь все время плачешь. – Братишка бросает песчаного человека на дно коробки. – У тебя еще остался тот, которого ты мне купила?

Я улыбаюсь. Достаю свой рюкзак и начинаю искать игрушку, но вдруг ощущаю внутри болезненный укол. Ох! И показываю на груду сломанных фигурок:

– Отдам при одном условии. Веди себя хорошо с Бридж. Посидеть с тобой могут только Бридж или дедушка, маме больше некого попросить. А дедушка уже слишком стар.

– Хорошо, – застенчиво отвечает Шон.

Я отдаю брату коробку, и он прижимает ее к груди:

– Спасибо.

На кухне звонит телефон. Наверное, мама. Шонни встает, чтобы взять трубку, а я в это время ищу подходящего нового парня для Амидалы.

– Я вас не понимаю, – говорит он. – Пожалуйста, говорите на английском.

– Шон? Кто это? Просто повесь трубку.

Ага! Люк Скайуокер! Без руки, но сойдет. Амидала и Люк целуются. Стоп. А разве она не его мама? Я отбрасываю Люка в сторону, словно он оскорбил меня лично, и дальше роюсь в коробке.

– У тебя странный голос. Да, она здесь.

– Шон?

– Так ты ее ПАРЕНЬ? – Мой брат заливается смехом.

Я бросаюсь на кухню и выхватываю телефон:

– Алло? Сент-Клэр?

На другом конце линии смех. Шонни высовывает язык, и я легонько щелкаю его по носу:

– ИДИ ОТСЮДА.

– Что, прости? – спрашивают в трубке.

– Я говорила с Шоном. Это ты?

– Да, это я.

– Откуда у тебя этот номер?

– Знаешь, есть такая книга. Желтенькая. Там записаны номера телефонов. А еще она выходит онлайн.

– Это твой па-а-а-рень?! – кричит Шонни прямо в трубку.

Я опять его отодвигаю:

– Мой друг. Иди посмотри телик.

– Что случилось с твоим мобильным? – спрашивает Сент-Клэр. – Забыла зарядить?

– Да ну?! Со мной такого не бывает.

– Знаю, я удивился, когда включилась голосовая почта. Но я рад, что добыл твой домашний номер. Просто на всякий случай.

Сент-Клэр преодолел столько трудностей, чтобы дозвониться, и это так приятно. Я счастлива.

– Чем занимаешься? Разве ты не собирался праздновать?

– Да нет. Мама неважно себя чувствует, и я остался дома. Она спит, так что, наверное, буду наблюдать за обратным отсчетом времени до Нового года в одиночестве.

Его маму выписали из больницы несколько дней назад. Но состояние нестабильное, ей то лучше, то хуже.

– А как же Элли? – как на автомате спрашиваю я.

– Я… мм… уже поговорил с ней. Она празднует Новый год в Париже. Вернулась на следующий день после Рождества, – добавляет Сент-Клэр.

Я представляю, как они чмокали друг друга в трубку. И сердце сжимается от боли.

– Она ушла на вечеринку, – угрюмо добавляет Сент-Клэр.

– Прости, что тебе приходится использовать запасной вариант.

– Не тупи. Второй запасной. Мама спит, забыла? – Он снова смеется.

– Спасибо. Так, может, мне стоит повесить трубку, пока мой вариант номер один не заснул сном младенца?

Я думаю о Шонни, который подозрительно затих в соседней комнате.

– Да брось, я только что позвонил. Как твой парнишка? Он держался молодцом, хотя и не понял слово, которое я сказал.

– У тебя забавный акцент. – Я улыбаюсь. Люблю его голос.

– Говори за себя, Атланта. Я слышал, что такое южный акцент…

– Нет!

– Да! Несколько раз на этой неделе.

Я хмыкаю, и моя улыбка становится шире. Мы созванивались с Мередит несколько раз за эти каникулы, но с ней никогда не было так весело, как с Сент-Клэром. Я перебираюсь с телефоном в гостиную, где Шонни свернулся калачиком в обнимку с моим песчаным человеком.

Мы с Сент-Клэром вместе смотрим обратный отсчет. У нас с Сан-Франциско разница в три часа, но это неважно. Едва бьет полночь, мы дуем в воображаемые рожки и взрываем воображаемые хлопушки. И три часа спустя, когда полночь бьет у него, мы празднуем снова.

И впервые с тех пор, как я вернулась домой, я абсолютно счастлива. Даже странно. Дом! Как можно было так долго хотеть вернуться домой, чтобы приехать и обнаружить, что его больше нет. Быть здесь, в доме своего детства, и понимать, что настоящий дом теперь в другом месте.

Хотя это и не совсем так.

Я скучаю по Парижу, но это не мой дом. Скорее мне не хватает чего-то иного. Теплоты в телефонном разговоре. Возможно ли, что в действительности дом – это не место, а человек? Раньше моим домом была Бридж. Возможно, теперь моим новом домом стал Сент-Клэр.

Я прокручиваю это в голове снова и снова до тех пор, пока наши голоса не стихают, и мы замолкаем. Просто составляем друг другу компанию. Мое дыхание. Его дыхание. Мое дыхание. Его дыхание.

Может, я никогда Сент-Клэру и не признаюсь, но это правда.

Это дом. Мы двое.

Глава тридцатая

Мне грустно от того, с каким облегчением я возвращаюсь во Францию. Это мой первый рейс в одиночестве. К тому моменту, как самолет приземляется в аэропорту Шарля де Голля, я уже с нетерпением ожидаю возвращения в Американскую школу, даже если это означает, что мне придется самой добираться до нее на метро. Кажется, я уже почти не боюсь ездить одна.

Это неправильно. Ведь так?

Однако доехать до Латинского квартала оказывается легко и просто, и, прежде чем я успеваю что-либо осознать, я уже открываю свою дверь и распаковываю чемоданы. Общежитие гудит. Ребята возвращаются после каникул. Я смотрю сквозь шторы на ресторанчик на другой стороне улицы. Оперной дивы не видно, но сейчас только полдень. Она должна появиться вечером. И я непроизвольно улыбаюсь.