— Знаю, ваше преосвященство. Вы изволили угадать: дом на улице Этюв служит ему убежищем.

— И вы нашли этот дом?

— Нашел.

— И придумали, как застать врасплох барона де Поанти?

— Придумал самое верное средство и ручаюсь за успех, если ваше преосвященство сдержит обещание и позволит самому управлять этим предприятием.

— Управляйте. Вам нужна помощь?

— Да, потому что нужно караулить весь фасад дома, пока в него войдут.

— Сколько вам нужно человек?

— Двадцать, под командою решительного офицера.

— Вы получите все это.

— Благодарю.

— Когда намерены вы действовать?

— Сегодня вечером, как только наступит ночь.

— Хорошо. Повидайтесь с Кавоа; он получит приказания от меня.

Кардинал обернулся к губернатору, присутствовавшему издали при этой сцене.

— Господин губернатор, — сказал он, — велите приготовить к сегодняшнему вечеру самую надежную тюрьму.

Губернатор поклонился, Ришелье сел в карету и, обрадованный возможностью захватить наконец в свои руки искусного врага, уже раз ускользнувшего от него, велел везти себя в Лувр.

Подкрепив с таким жаром просьбу Анны Австрийской удалиться в Валь де Грас, кардинал хотел теперь употребить все свое иезуитское красноречие, чтобы заставить короля, не объясняя ему настоящей причины этой перемены, тотчас вызвать оттуда королеву.

X

Тут рассказывается, как опасно срывать паутину и как достойного Пасро потащили к Сене, где он подвергался большой опасности утонуть


Пасро сказал правду. Негодяй нашел убежище Поанти. Утром на другой день после праздника кардинала он заперся в нанятой им комнате на улице Этюв. Читатели помнят, под каким впечатлением Пасро решался несколько дней тому назад нанять эту комнату. Мы сказали, что она находилась на втором этаже и имела два окна на улицу. Пасро поместился у одного из этих окон, спрятался за занавесью и начал осматривать всех проходивших по улице. Это было не легко. Для того чтобы заняться таким трудным делом, надо было подчиняться могущественной страсти, которая заставляет забывать самые необходимые потребности. Когда настала ночь, Пасро с самого утра не трогался с места, не ел, не пил. Он не чувствовал ни голода, ни жажды, ни усталости, но также мог себе сказать, что каждого человека, прошедшего в этот день по улице Этюв, он видел. Он мог сам удостовериться, что между ними не находился барон де Поанти. Когда настала ночь, темнота сделалась так велика, что Пасро вздумал сойти к порогу двери чулочника и, разговаривая со своим новым хозяином, продолжал шпионство. Отходя от окна, он нечаянно взглянул на дом, находившийся напротив, потому что до сих пор постоянно смотрел только на улицу. Вдруг в доме, стоявшем по другую сторону улицы, он приметил феномен, удививший его своею странностью. На крыше замелькала струя света, потом мелькнула какая-то тень, похожая на человеческую фигуру. Потом огонь погас, и все погрузилось во тьму. Заинтересованный Пасро вдруг передумал спускаться на лестницу. Он вышел из своей комнаты, не зажигая свечи, которая могла его выдать, но на площадке высек огонь и со свечою отправился на чердак. Там он задул свечу и высунул в окно голову. Тонкая струя света в доме, который казался сначала ему необитаемым, сменилась ярким пламенем, поднимавшимся к нему. Пламя это, правда, светило не долее секунды, но одной этой секунды было достаточно. Пристальный взгляд Пасро очень ясно различил на этот раз голову человека. В ту же минуту внезапный свет мелькнул с правой стороны Пасро. Клерк с живостью обернулся и увидел пламя в здании отеля Шеврез. Нельзя было сомневаться, это был обмен сигналами.

Кто мог подавать эти сигналы? С одной стороны Поанти, а с другой какой-нибудь агент герцогини де Шеврез. Все, что Пасро знал о сношениях Поанти с герцогиней, служило неопровержимым доказательством, что не могло быть иначе. Это также внушило ему уверенность, что этот пустой дом был убежищем Поанти. Наполненное желчью сердце прокурорского клерка при этой мысли наполнилось радостью. Но радость эта, однако, не заставила его потерять нить мыслей. Пасро имел по природе терпение, хладнокровие и холодный разум дикаря, подстерегающего свою добычу. Долго ждал Пасро, не появятся ли еще сигналы, но все было покрыто темнотой. Наконец он оставил свой пост. Он знал довольно. Он знал более, чем смел надеяться узнать когда-нибудь. Теперь ему было известно убежище его врага. Это было главное. Ему хотелось бы, однако, еще узнать, что значили эти сигналы. Но он сознался, что это почти невозможно, и хотел было тотчас бежать в Люксембург, потребовать от кардинала подкрепления и захватить Поанти в его убежище. Но его остановило простое размышление: торопливость могла все погубить. Пока он побежит в Люксембург и воротится оттуда, Поанти может уйти. Пасро решил подождать, чтобы действовать вернее. Ему нужно было иметь достаточное количество людей, чтобы стеречь дом со всех сторон. Ночь принудила его отложить до другого дня все дальнейшие действия, и Пасро тут только вспомнил, что он не спал прошлую ночь и ничего не ел в этот день. Ненависть страсть экономная, она заменяет все.

Прежде чем Пасро вернулся в свою новую квартиру насладиться сном, потребность в котором он начал чувствовать теперь, когда ненависть его несколько удовлетворилась надеждой удовлетворить себя, он отправился в таверну и поужинал сытно как человек, совершенно довольный своим делом.

Но ему оставалось еще хорошенько узнать место, которое он должен был атаковать. Думая, что этот дом необитаем, он совсем его не рассматривал. Теперь он должен был изучить его со всех сторон, узнать все выходы, так чтобы заранее составить план атаки, который внушил бы ему уверенность, что Поанти не выйдет из этого дома, не будучи взят.

Для того чтобы сделать теперь же все, что темная ночь позволяла ему сделать, Пасро вышел на улицу. Там он измерил длину и высоту стены, замыкавшей двор с улицы. Высота позволяла перелезать через стену. На другой день Пасро встал с рассветом и, спрятавшись за занавесью, как накануне, принялся рассматривать дом напротив. Ничего нового не привлекло его внимания. Он уже все видел и приметил. Его занимало более всего со вчерашнего дня желание узнать, нет ли в этом доме другого выхода, кроме того, который вел на улицу. Куча нечистот, наваленных пред этой дверью, заставила Пасро призадуматься.

«Если эта дверь не отворяется, где же он проходит?» — спрашивал он себя.

Этот пункт следовало разъяснить. Пасро вышел на улицу и, намереваясь обойти вокруг всего дома, остановился на минуту пред дверью. У него потемнело в глазах. Ему не нужно было искать другого выхода. Поанти, наверно, входил в эту дверь. Пасро нашел доказательство, написанное как в книге на самой паутине, между тем как поверхность двери была покрыта паутиной, отверстие замка было чисто; очевидно, в него вкладывали ключ. Вдоль двери, в том месте, где она должна была отворяться, паутина была порвана.

Мы знаем, как Поанти заботился оставить все в прежнем виде, но, несмотря на все его предосторожности, он не мог не попортить паутины; это, конечно, могло его погубить. Но странное дело, именно это его спасло. Как только стало очевидно, что он входил и выходил в эту дверь, всякая таинственность исчезала, и Пасро, убежденный заранее осмотром в доме, что не должно было существовать другого выхода, весьма естественно должен был прекратить новые поиски. А если бы, напротив, он не приметил ничего необыкновенного у двери на улицу, он продолжал бы отыскивать, и может быть, нашел что-нибудь такое, что заставило бы его караулить тайные выходы из Августинского монастыря. Но это обстоятельство, спасая Поанти, должно было погубить самого Пасро.

Через час после своего открытия прокурорский клерк был в Люксембурге, откуда по приказанию кардинала его послали в Шатлэ. Мы видели, как Ришелье, обрадовавшись, что может наконец захватить Поанти, согласился на все требования Пасро. Поанти и его товарищи, благополучно возвратившиеся из вальдеграсской экспедиции, не подозревали об опасности, угрожавшей им. По обязанности, предписанной им, дни проходили для них в бездействии. Они днем пили, ели, играли и спали. День этот походил на все другие. Поанти, капитан маленького отряда, был такой же солдат, как и его товарищи, и охотно участвовал в их играх. Только в одном оставался он начальником: каждый вечер заботился удостовериться, не виднеется ли условленного сигнала в отеле де Шеврез.

В назначенный час один из его товарищей отправился на обсерваторию, где по приказанию Поанти он должен был ждать появления сигнала, а потом, после довольно продолжительного времени, для того, чтобы удостовериться, что сигнала не будет, возвращаться с этим известием к капитану. Не прошло и десяти минут после ухода часового, как он опрометью прибежал с своего поста.

— Что там такое? — спросил Поанти, удивившись его скорому возвращению.

— Капитан, — отвечал часовой, — около нас происходят странные вещи; я желал бы, чтоб вы посмотрели сами.

— Объяснись, — сказал Поанти.

Весь отряд составил круг и прислушивался. Часовой рассказал в нескольких словах, что, взобравшись на обсерваторию, он приметил под собой, на дворе дома, отряд солдат, пробиравшийся туда потихоньку. Он сначала догадался об их присутствии по шуму их шагов, но через минуту один из солдат зажег фонарь, и часовой увидел ясно весь отряд.

— Надо посмотреть, — сказал Поанти и сам отправился на обсерваторию.

При первом взгляде, брошенном вниз, Поанти увидел при свете фонаря двадцать человек, в которых легко узнал гвардейцев его преосвященства. В эту минуту они осматривали двор. Офицер расставлял своих солдат с очевидным намерением сделать с этой стороны побег невозможным.

«Нас продали, — подумал Поанти. — Кто же?» Потом он подумал весьма основательно, что, не зная тайн герцогини де Шеврез, никогда не будет в состоянии угадать этого. Не стараясь узнавать, через кого кардинал узнал тайну их убежища, он спросил себя, до чего была доведена эта измена и просто ли знал кардинал, что он выбрал себе квартиру и дом на улице Этюв, или ему также были известны средства пробраться сквозь стены до их убежища и существование выхода в улицу Арси. Это было самое важное. Но то, что молодой человек приметил в эту минуту на дворе, остановило его размышления. При движении, сделанном одним офицером, когда он обернулся, чтобы поговорить с одним из солдат, свет от фонаря прямо упал на дверь, выходившую на улицу. Дверь эта была полуоткрыта, и в отверстии стоял человек, жадно смотревший на двор. Поанти узнал его. Это был Пасро. Молодой человек видел довольно, на размышления не хватало времени; он должен был действовать.