— Послушайте, ваша светлость. Караульные пленника заснули, один даже храпит.

Действительно, внятно слышался звук, похожий на дыхание спящего человека. Герцог протянул руку к двери и стал искать в темноте ощупью. Ему попалось кольцо ключа.

— Вы знаете, что вы должны делать? — сказал он тем, которые шли за ним.

Никто не отвечал. Но герцог, без сомнения, задал свой вопрос только для формы и чтобы напомнить каждому отданные приказания, потому что тотчас быстро повернул ключ в замке и отворил дверь.

Предположения Бискайца оказались точными. Умный слуга не ошибся ни в чем. В этой комнате находились два человека. Один лежал, другой сидел на скамейке.

Оба лакея кардинала очень неохотно приняли на себя роль тюремщиков, которая принуждала их сидеть в этой комнате, между тем как их товарищи пользовались праздником. Когда отворилась дверь, тому, который не спал, пришло на мысль, не явились ли сменить их с караула.

Но зрелище, открывшееся его глазам, вдруг изменило его мысли. Действительно, это зрелище было очень необыкновенно. Впереди два человека в масках, по наружности знатные вельможи, со шпагами на боку и в грозных позах. За ними пятеро других, со шляпами, надвинутыми на глаза, закутанные в широкие плащи. Из этих пяти четверо были огромного роста, способные, по-видимому, сладить с быком. Несчастный хотел закричать, но из гортани его вырвался невнятный звук. Он хотел протянуть руку к своему товарищу, дрожащая рука бессильно опустилась. А тот все спал. Ему, без сомнения, грезилось, что он напивается лучшим вином в погребе его преосвященства. Впрочем, и тот и другой не успели: один — оправиться от испуга, другой — окончить свой сон. Герцог сделал знак. Два гайдука бросились на сидевшего, и два на спавшего. Бискаец подал каждому носовой платок, и в один миг обоим лакеям был заткнут рот. Нечего было бояться их крика. А движения их достаточно сдерживались огромными руками гайдуков. Бискаец продолжал исполнять обязанность проводника.

— Вот комната пленника, — сказал он.

Он указал на дверь позади скамьи, которую занимали лакеи. В двери был ключ. Предприятия такого рода так мало ожидали, что не приняли даже самых простых предосторожностей. Герцог схватил лампу и отпер дверь.

Комната, где он рассчитывал найти Поанти, была пуста. Мы знаем, как Поанти бежал. Окно было отворено. Герцог и Морэ, не понимая, как совершился побег, угадали, однако, что пленник убежал.

— Я не мог сдержать моего обещания, — сказал герцог своему товарищу, — но это все равно, так как результат один и тот же.

Им незачем было оставаться тут. Продолжительное пребывание в логове волка, как Монморанси назвал дворец кардинала, могло сделаться страшно опасно для всех. Герцог и Морэ вернулись в первую комнату. Их отсутствие, хотя продолжавшееся несколько минут, было употреблено с пользою. Гайдуки с помощью Бискайца связали караульных и крепко привязали их за ноги к тяжелой скамье. Занавеси окон послужили вместо веревок.

Все поспешно ретировались, быстро спустились с трех этажей, снова прошли двор и через несколько минут благополучно добрались до окна, выходившего на улицу Гарансьер. Как полководец осторожный и искусный, Монморанси, до сих пор шедший в арьергарде, сохраняя, таким образом, для себя самый опасный пост, теперь пошел вперед, чтобы удостовериться собственными глазами, не помешает ли им кто на улице. Она оказалась пуста. По приказанию герцога Бискаец выскочил из окна первый. Потом за ним четверо других, подставляя друг другу плечи. Герцог спустился последним. В ту минуту, когда он ступал на землю, слабый крик, восклицание или удивления, или испуга, раздалось в углублении маленькой двери в нескольких шагах под тем окном, из которого выпрыгнул герцог. В то же время показался человек. Хотя он был покрыт широким плащом, однако Монморанси и Морэ его узнали. Это был герцог Анжуйский.

— Ваше высочество! — сказал Монморанси.

— Ш-ш! — остановил его принц с испугом. — Генрих, называйте меня просто Гастоном. Черт побери! Неужели вы хотите, чтобы меня узнал кардинал и чтоб мой добродетельный братец читал мне нравоучения целых два часа?

— Отойдем сначала в сторону, — сказал герцог. — В этом месте опасно разговаривать.

— Я в этом не сомневаюсь, судя по тому, что вы, наверно, там наделали, — возразил Гастон.

— Мы ничего там не сделали, — сказал Морэ. — То, что мы хотели сделать, сделалось само собою.

— Это все равно. Вы можете и должны иметь причины желать уйти отсюда как можно скорее, но Генрих знает, что я имею, напротив, причину желать остаться; не правда ли, кузен?

— По крайней мере, перейдем через улицу, — сказал герцог, — на другой стороне мы будем в тени, так что нас не могут видеть, и так далеко, что не могут слышать.

Слуги поспешили удалиться и остановились в пятидесяти шагах, прислонившись к стене и ожидая, пока господа кончат разговаривать. Герцог Анжуйский, Монморанси, Морэ прошли через улицу и стали у дверей одного дома.

— Вы обошлись без меня? — сказал Гастон.

— Мы думали, что вы, ваше высочество, передумали, и так как вместо двери, которую вы должны были нам отпереть, мы нашли отворенное окно, мы и прошли, — ответил Монморанси.

— Я не передумал, но королева, моя почтенная матушка, заблагорассудила удержать меня долее, чем мне хотелось, чтобы возобновить свои прежние нравоучения. Я думал, что она меня оставит ночевать во дворце Медичи.

— Однако, ваше высочество, вы успели наконец убежать?

— С величайшим трудом; особенно мне трудно было отвязаться от моих провожатых. Особенно Рошфор и д’Антраг непременно хотели увезти меня к Неве.

— Ваше высочество не согласились?

— Ведь я вам обещал. Вы знаете, Генрих, что я никогда не нарушаю моих обещаний.

— Я никогда не позволял себе в этом сомневаться.

— Вы нет, но я знаю некоторых обвиняющих меня в том, будто я нерешителен и имею характер слабый. Черт побери! Они ошибаются. Посмотрите, я дал вам слово отпереть эту дверь, и вот я здесь с ключом; я обещал миленькой Комбалэ, из дружбы к вам, дать в эту ночь второй сеанс, и вот я держу мое слово. Зато она не сдержала свое.

— Как это, ваше высочество?

— Вот уже четверть часа стою я у этой двери, верчу и поворачиваю ключ в замке, а герцогиня де Комбалэ, которая должна была отодвинуть запоры, еще не приходила. Клянусь бородою Беарнца, моего знаменитого отца, я теперь сожалею, зачем не пошел с д’Антрагом и Рошфором. Эта Комбалэ не так забавна, она имеет на меня притязания, которые вовсе мне не нравятся. Притом я решился назначить ей это свидание только для того, чтобы оказать вам услугу, а так как вам не нужна уже ни моя помощь, ни ее, мне очень хочется не ждать долее. Что вы думаете, Генрих? Что ты думаешь, Морэ?

— Позвольте, — сказал герцог шепотом, — вы, ваше высочество, напрасно потеряли надежду.

— Это правда, — сказал Морэ, — вот отворяется дверь.

— Черт побери! — пробормотал молодой принц. — Оттуда выходит не женщина.

— Молчите, — сказал Морэ.

— Посмотрим и послушаем, — сказал герцог.

— Да, и, может быть, мы узнаем много хорошего, — прибавил молодой принц со смехом, который, однако, был не очень весел.

Маленькая дверь действительно тихо отворилась. Показался мужчина, молодой и красивый. Позади него на черном грунте коридора белела очаровательная фигура женщины. Очевидно, эта женщина провожала мужчину. Этот мужчина и эта женщина обменялись шепотом короткими и быстрыми словами. Но, несмотря на то что голоса их были тихи и сдержанны, три товарища услыхали следующий разговор:

— Милостивый государь, — говорила женщина почти умоляющим тоном, — вы меня уверили, что вы дворянин.

— И опять повторяю это, — отвечал мужчина.

— Это голос Комбалэ, — прошептал герцог Анжуйский, — право это она.

— Она, — подтвердил Морэ.

— Молчите! — сказал герцог.

Герцогиня де Комбалэ продолжала:

— Я сделала все, чего вы хотели.

— Все! — повторил принц сквозь зубы. — Ventre-saint-gris! В этом слове заключается многое.

— Но вы дали мне слово, что, когда встретитесь со мною, вы сделаете вид, будто никогда меня не видели.

Это говорила герцогиня де Комбалэ.

— И снова даю вам мое слово, — ответил мужчина.

— Что вы никогда не будете стараться сблизиться со мною.

— Это очень жестоко!

— Наконец, что вы забудете то, что произошло между нами.

— Постараюсь, но так трудно прогнать из своей памяти драгоценное счастье, и я не смею поклясться вам в этом.

— Это счастье досталось вам невзначай.

— Это правда, но что за нужда, если я все же наслаждался им!

— Ventre-saint-gris! — повторил принц, подавив ругательство еще энергичнее.

— Я могу только поклясться вам, — продолжал молодой человек серьезным и искренним тоном, — никогда не упоминать никому о счастливом приключении, которое составило мое счастье сегодня, никогда не стараться видеться с вами и никогда не произносить ваше имя.

— Подумайте, что вся моя честь в ваших руках.

— Она в безопасности.

Послышался вздох. Это вздохнула герцогиня де Комбалэ. Был ли это вздох сожаления? В ту же минуту тень женщины исчезла, дверь затворилась, и молодой человек очутился на улице.

— Черт побери! — вскричал принц с гневом обманутого ребенка. — Я хочу узнать этого человека.

Произнеся эти слова, он вышел из темноты, скрывавшей его. Монморанси и Морэ шли за ним. При виде их молодой человек, расставшись с племянницей кардинала, вместо того чтобы отступить, сделал шаг вперед и сказал:

— Берегитесь, господа! Если вы ночные грабители, то мой кошелек пуст; если вы дворяне, заметьте, что у меня нет шпаги.