Но в ту минуту, когда испуганная Дениза закричала, когда офицер, может быть, решился бы отдать строгое приказание в пользу Пасро, блестящая кавалькада въехала на улицу и вдруг осветила всю сцену, происходившую до тех пор в темноте, и изменила развязку для одного из главных действующих лиц. Кавалькада эта состояла из шести гайдуков в ливрее дома Монморанси, потом из восьми лакеев с факелами и из двенадцати пажей. За ними ехали два дворянина величественной наружности на великолепных лошадях. Это были герцог де Монморанси и граф де Морэ, отправлявшиеся со свитой, приличной их званию, на праздник, который Ришелье давал в этот вечер. При виде группы, загораживавшей часть улицы, гайдуки замахали своими длинными тростниковыми палками, крича во все горло:

— Посторонитесь!

Лакеи замахали факелами, а пажи завизжали дерзкими голосами:

— Пропустите герцога де Монморанси и графа де Морэ! Пропустите!

— Что там такое, Морэ? — спросил герцог, приподнимаясь на седле.

— Какая-то карета остановлена, женщина дрожит от страха, и человек шесть солдат, похожих на гвардейцев кардинала.

— Действительно, я узнаю среди них гвардейского офицера.

— Это правда.

— Но я узнаю еще другое, — продолжал герцог шепотом на этот раз, — ни этот офицер, ни кардинал, как они ни хитры, не угадают, если никто им не скажет, имя владельца остановленной кареты. Посмотрите, Морэ, эта карета без герба, никто не может знать, кому она принадлежит, потому что кучера не видно, он, наверно, убежал, а я знаю лошадей и один могу их узнать. Их продал при мне месяц тому назад нормандский барышник угадайте кому?

— Как я могу угадать?

— Он продал их д’Арвилю.

— Любовнику герцогини де Шеврез?

— Любовнику? Может быть, но он скорее ее тайный и скромный поверенный по делам. Понимаете ли вы, Морэ? Эта карета принадлежит герцогине. То, что здесь происходит, может быть гораздо серьезнее, чем мы думаем.

— Всякое дело серьезно, в котором участвует кардинал.

— Да, но это дело может быть еще серьезнее других, может быть, тут участвует не одна герцогиня.

— Каким образом?

— Кто знает, не скрывается ли за герцогиней королева?

— Королева! Вы, может быть, правы. Поступки герцогини де Шеврез часто служат передачей мыслей Анны Австрийской.

— А всякий дворянин должен держать сторону королевы против кардинала. Пойдем посмотреть поближе, что происходит там, Морэ, — заключил герцог.

На то, чтобы обменяться несколькими словами, не потребовалось и двух секунд. Молодые вельможи пришпорили лошадей, и свита их, пажи, лакеи, гайдуки почтительно расступились пропустить их.

За отсутствием исчезнувшего кучера, один из гвардейцев влез на козлы и взял брошенные вожжи. Пасро, думая, что карета сейчас двинется с места, сделал новую попытку остановить Денизу.

— Я слышал сегодня, — сказал он офицеру, — разговор этой молодой девушки с бароном де Поанти, и уверяю вас, что она сообщила ему еще не все, и его преосвященство может еще много допытаться от нее.

— Я знаю этого негодяя, — сказал герцог, остановив свой взгляд на плоской фигуре Пасро, ярко освященной факелами.

— И я также, — сказать граф де Морэ.

— Это негодяй, замысливший убить молодого человека, которого мы встретили в таверне на улице Феру.

— Это точно он!

— Можно вас спросить, — обратился герцог к офицеру, — о чем вас так настоятельно просит этот молодой человек?

— Этот молодой человек, — отвечал офицер, — по указаниям которого мы арестовали в этой карете, по приказанию его преосвященства, барона де Поанти, настаивает, чтобы я также арестовал молодую женщину, которая сидела в карете вместе с бароном.

Герцог быстро переглянулся с графом де Морэ.

— А! Вы арестовали в этой карете барона де Поанти? — спросил он.

— Вы его знаете?

— Нет. А теперь этот молодой человек, недовольный первым подвигом, хочет еще арестовать эту молодую девушку?

— Точно так.

— А вы не решаетесь исполнить его желание?

— Я не получил приказаний на этот счет.

— Итак, вы оставите эту молодую девушку на свободе?

— Это мое намерение.

— Очень хорошо. Теперь позвольте мне еще вопрос.

— Я буду очень рад отвечать на все вопросы, которые вашей светлости угодно будет сделать мне, только бы мои ответы не заставили меня изменить моей обязанности.

— Вопрос, который я хочу вам задать, не подвергнет вас никакой опасности. Притом вы рассудите сами, должны ли вы отвечать. Получили ли от ваших начальников приказание защищать этого молодого человека, когда он выдаст вам барона де Поанти?

— Я не получал никаких приказаний на этот счет, — отвечал офицер с презрением к Пасро, происходившем от пренебрежения, которое военные показывали в то время к штатским, и от низости роли, которую разыгрывал прокурорский клерк. — Когда он кончит свое дело, я не стану заниматься им.

— Стало быть, ни вы, ни кардинал не найдете дурным, чтобы я вознаградил его по заслугам?

— Вы можете поступать как вам угодно.

— Я велю отдуть его палками, вот какую награду получит он.

— Прекрасная мысль! — вскричал граф де Морэ.

— Я охотно останусь, чтоб присутствовать на подобном празднике.

Солдаты последовали примеру своего начальника и также расхохотались; горожане, смотревшие из окон на эту сцену, ярко освещенную факелами, захлопали в ладоши. Пасро, побледнев как смерть, выслушал весь этот разговор с возрастающим страхом. С первой минуты он узнал в герцоге де Монморанси и в графе де Морэ тех, кто в таверне на улице Феру помешал его мщению. С первых слов герцога и гвардейского офицера он понял, что это его враги; прислонившись к стене, он тревожно осмотрелся вокруг, как бы отыскивая средство ускользнуть, или помощника, которому вздумалось бы его защитить. Он увидел только насмешливые физиономии солдат, пажей, гайдуков и лакеев и холодные, презрительные физиономии герцога де Монморанси и графа де Морэ. Потом напротив него Денизу, спокойную, бесстрастную, как будто все происходившее вокруг не интересовало ее.

— Милостивый государь, — сказал герцог гвардейскому офицеру, — вы мне показались таким любезным человеком, что я решаюсь обратиться к вам еще с последней просьбой. Не думаете ли вы, что вашему пленнику было бы приятно посмотреть, как отколотят негодяя, выдавшего его, и если в ваших инструкциях нет ничего запрещающего вам доставить ему это удовольствие, позвольте мне предложить ему это.

— Я не вижу к этому никаких препятствий, — ответил офицер, которому эта мысль показалась и приятна, и справедлива.

Герцог не спрашивал ничего более и подъехал к карете.

— Милостивый государь, — сказал он, сунув голову в окно, — я вас не знаю, и мне неизвестно, в каком преступлении обвиняют вас, но если кардинал велел вас арестовать, то, конечно, не без причины, и я не позволю себе разузнавать ее. Но так как случай заставил меня присутствовать при вашем аресте, я хочу доставить вам удовольствие видеть, как мои лакеи отдуют палками того, кто выдал вас. Высуньте голову в дверцу, это вам позволили. Так как вам следует знать, кто я, так как мне сказали, кто вы, то я скажу вам, что я герцог де Монморанси, а возле меня граф де Морэ.

Поанти высунул голову в окно кареты. Кляп мешал ему отвечать, но глаза отвечали за него. Физиономия Пасро во время этих переговоров выражала что-то ужасное. Герцог сделал знак своим людям. Четыре гайдука сошли с лошадей, отдали поводья своим товарищам и подошли к клерку.

— Хорошо, — сказал герцог, — теперь отдуйте порядком негодяя, который заставляет убивать мужчин и арестовывать женщин.

Пасро, зубы которого стучали, упал на колени и стал просить пощады. Ему отвечал громкий хохот с улицы и из окон. Удары длинных палок гайдуков посыпались на спину несчастного, как град.

— Довольно, — сказал герцог, когда счел наказание достаточным.

Пасро с глухим криком, с криком мщения и бешенства, бросился бежать.

— Еще раз благодарю вас за удовольствие, которое вы позволили мне доставить вашему пленнику, — сказал герцог офицеру, — и я отдам отчет его преосвященству кардиналу в том усердии, с которым вы исполнили его приказание.

Офицер покраснел от удовольствия. Слово, сказанное в его пользу кардиналу таким лицом, как герцог де Монморанси, могло составить его карьеру.

— Так как вы увидитесь с его преосвященством прежде меня, — отвечал он, — и удостаиваете обещать мне поговорить с ним о моих услугах, благоволите уверить его, что пленник будет в безопасности в моих руках до тех пор, пока я его представлю его преосвященству, что будет через час, время необходимое, чтобы доехать до Люксембурского дворца.

— Так вы его везете в Люксембург?

— Точно так.

— Будьте уверены, что ваше поручение будет исполнено.

Кавалькада продолжала свой путь; герцог не взглянул на карету, где бедный Поанти смотрел в окно, находясь между надеждой на решительное вмешательство и опасением быть брошенным. Граф де Морэ последовал примеру герцога. И тот и другой, по-видимому, забыли в эту последнюю минуту о существовании Поанти. Но когда оба они опять поехали рядом, герцог сказал своему спутнику:

— Мы знаем все, что нам нужно было знать. Надо предупредить герцогиню де Шеврез; это мы с вами можем сделать на празднике кардинала, когда, конечно, она будет сопровождать королеву.

— Очень хорошо, — сказал граф, — но мы могли бы точно так же уведомить герцогиню, отправив к ней с нашим лакеем ту девушку, которая ехала вместе с бароном.

— Мы можем возбудить подозрение, занимаясь этой молодой девушкой. Притом, теперь, когда она свободна, она, вероятно, сама воротится к своей госпоже, которая, если еще не уехала из Лувра, узнает от нее все, что случилось.