На круглом столике она увидела две чашки и поняла, что нарушила дружескую посиделку.

– Нет, спасибо, – отказалась она, натянув на лицо некое подобие улыбки.

На кухне она с раздражением плеснула себе в стакан белого вина. Луиза, чистившая столовое серебро, поинтересовалась:

– Вечером-то как мне быть, мадемуазель? Отнести ужин вашему постояльцу в комнату или накрывать три прибора?

– Накрывайте стол на троих, – равнодушно ответила Анн. И со стаканом в руках вернулась в гостиную.

– Ага! – воскликнул Лоран. – Анн и белое вино! Что ты в нем находишь?

Он впервые обратился к ней на «ты» перед отцом. Она почувствовала краску на щеках. Пьер складывал карту Парижа и на миг замер. На его простодушном лице отчетливо читалось удивление. Анн замешкалась всего на секунду, а затем с некоторой яростью бросилась спасать положение:

– А ты, Лоран, как можешь ты постоянно пить одну лишь воду? – парировала она. – Тоскливо, пошло и убого. Да если бы ты выпивал понемногу вина, выздоровел бы в два раза быстрее.

Смущение Пьера исчезло, и он дружески улыбнулся. «Молодежь, – должно быть, говорил он самому себе, – обращается друг к другу на „ты“ с первого знакомства».

– Но я же не водохлеб, Анн! – запротестовал он. – Где мой стакан, ты забыла про меня?

– А я подумала, после чая ты не сможешь ничего больше пить, – ответила она, смеясь.

И принесла ему стакан вина. Пьер, не спеша потягивая его, объяснял:

– Я тут рассказывал Лорану, как изменялся наш квартал после XIV века…

Анн покачала головой – вот он уже и называет его Лораном. Она удивлялась той легкости, с которой в последнее время в ее жизни происходили всяческие перемены. И при этом отдельные их частички, как в паззле, идеально подходили друг к другу. В чем же и где ловушка?

Пьер внимательно просматривал каждую страницу принесенной ею «Франс-Суар»

– Вечером по телевизору кое-что интересное, – сообщил он. – «Пыль в глаза» Лябиша. Великолепный состав исполнителей!

Анн бросила взгляд на Лорана – хулителя телевидения – и нарочито оживленно поинтересовалась:

– Это интересно. А в котором часу?

– В половине девятого, – отозвался Пьер.

– Тогда нужно быстрее ужинать!

Луиза убежала, и Анн пришлось самой накрывать на стол. Все расселись вокруг супницы, словно восстановленная семья. Поднимаясь и опускаясь над тарелками, ложки исполняли партии домашнего балета. На второе было холодное мясо и салат. Лоран сметал все с неподдельным удовольствием, каждый ломтик ростбифа покрывал густым слоем горчицы. Глаза его заблестели. Он поднес к губам стакан с водой и то, как он пил – жадными большими глотками, – взволновало ее, а когда он отламывал куски хлеба, Анн подумала о ласках.

Отдохнув, Пьер включил телевизор. Анн пристроилась рядом с отцом, в кресле. Лоран, еще не полностью оправившийся от слабости, прилег на канапе. Началась пьеса.

Каждую забавную реплику Лоран сопровождал взрывом хохота. Пьер вторил ему эхом, лишь чуточку тише. Анн не верила своим ушам. Как же мало нужно, чтобы развеселить одного и другого… Ей страстно захотелось снова взять в руки вышивание. Да так, что даже зачесались кончики пальцев. На экране суетились Ратинуа и его супруга, снимая перед приходом гостей с мебели чехлы: «За пианино, быстро. Играй гаммы!» – кричал Ратинуа. Потеряв терпение, Анн поднялась и вернулась с корзиной для рукоделия. Сделав несколько стежков, она почувствовала внутреннее облегчение. Время от времени с нежной иронией посматривала она на Лорана. Иглой она орудовала степенно и в тоже время осторожно, словно вершила на пяльцах собственную судьбу.

На заключительной фразе комедии Анн подумала, что закончилось лишь первое действие. «За стол! – распорядился Ратинуа. – Руку дамам!» И под звуки ритурнеля ярко разряженная толпа героев пьесы ринулась в гостиную. Дальнейшая программа интереса не представляла, и Пьер выключил телевизор.

Все разбрелись по своим комнатам. Сидя на кровати, Анн рассеянно листала гранки книги, которую «Гастель» предполагало выпустить в следующем месяце. Ей казалось, что за минувший день она прожила целую жизнь. Из дальнего конца коридора ее словно магнит тянул к себе Лоран. Должно быть, спит, утомившись, но через несколько дней совсем поправится. Выключив ночник в изголовье, она услышала, как осторожно приоткрылась дверь ее комнаты.

– Ты сумасшедший, Лоран! – прошептала она.

– Нет, – скромно отозвался он. – Просто мне хочется спать рядом с тобой.

Она подвинулась, освобождая ему место.

15

Положив обе руки на руль и глядя прямо перед собой, Элен Редан ни малейшего внимания не обращала на другие машины, обгонявшие ее одна за другой. Пьер сидел рядом и любовался чистотой линий ее профиля и осторожной манерой вождения. Может, зря он снова заглянул в книжную лавку? Может, напрасно, того не желая, ввязался он в эту затею? Правда, идея поездки в Версаль после обеда в понедельник исходила от нее. Мог ли он отказаться?

Машину она попросила у подруги. С погодой им повезло, дождь прекратился, как только они отъехали. В набухшее серое небо вплетались голубые, похожие на лепестки лаванды, прогалины. Было не по сезону тепло, а залы дворца почти пусты.

Накануне, чтобы освежить память, он успел наскоро почитать о Версале, но хватит ли этого? Ему очень хотелось удивить Элен Редан эрудицией, произвести на нее впечатление. И ему показалось, что услышанное поразило ее не меньше, нежели архитектурное великолепие королевских апартаментов. После дворца они осмотрели террасы Оранжереи со ступенями лестниц розового мрамора, воспетого Мюссе. Он как бы ненароком вспомнил о ля Вайер, Монтеспан, Фонтанж, Помпадур, о пышке де Бари, всех этих напудренных, жеманных грешницах, обвешанных оборками и финтифлюшками, с непременной мушкой в уголке рта. И, конечно же, о принцах, прелатах, кудахчущих маркизах, о Людовике XIV, любующемся каскадом швейцарских фонтанов своего дворца, в роскошном парике и в обожаемых им лентах…

Теперь он ее, опьяненную историей, возвращал Парижу. Вне всякого сомнения, если бы ей не приходилось сейчас вести машину, она устроилась бы на его плече, как это делают слегка подвыпившие дамы. На ее подкрашенных губах играла мечтательная улыбка. Иногда Эмильен бывала такой же внимательной и отсутствующей одновременно, подумал он. Внезапно резкие звуки автомобильного сигнала чуть было не продырявили его барабанные перепонки. Их обгонял огромный красный грузовик. Элен осталась невозмутимой и не сбросила скорость. Пьер сказал ей, что должен вернуться к шести. Они успевали: сейчас только пять двадцать. Ему не хотелось выслушивать расспросы Анн. Предложить Элен повторить поездку в следующий понедельник? И во дворце, и в парке есть еще на что посмотреть… Или в Сен-Жермен, или в Порт-Руаяль…

– Я мало говорю, потому что все время слежу за дорогой. – сказала она. – Я такой неопытный водитель.

– А по мне, так вы отлично водите, – отозвался он.

– А вы – вы умеете водить?

– Нет, и никаких способностей.

– Обычное явление среди интеллектуалов!.. О, Версаль! Мне показалось, что я все это видела впервые.

Пьер не задержался с ответом:

– Мне тоже!

Машину заполнила густая, жужжащая тишина. Ноздри Элен подрагивали. Какие они у нее все-таки тонкие, почти прозрачные. Из-под сбившейся юбки выглядывали колени. Разглядывая их, Пьер неожиданно почувствовал, что в нем просыпается художник. Только черты ее лица вдруг резко изменились. Отчего вдруг эти нахмуренные брови, сжатые зубы? Машину качнуло, замотало из стороны в сторону так, что она едва не задела небольшой грузовичок, потом скорость упала и, наконец, машина вовсе замерла на обочине.

– Что случилось? – спросил Пьер.

– Думаю, у нас прокол, – неуверенно вымолвила Элен.

Они вышли из машины. Правое заднее колесо сидело на земле лепешкой. Первая мысль, посетившая Пьера, была ужасной: «Я опоздаю!» Но Элен ободрила его: сменить колесо – да это же детская забава. Однако началось все с дьявольской головоломки: как ставить домкрат. Его раздражало, что отдельные железки хитроумного устройства никак не желали соединяться друг с другом. Склонившись к его плечу, Элен сокрушалась чисто по-женски:

– Как глупо! Я очень сожалею… но мне кажется, что вы тут ошибаетесь… Постойте, я поищу инструкцию, она должна быть в бардачке…

Они вместе изучили принесенную инструкцию, и он пыхтя вновь принялся за дело. В конце концов ему удалось подсунуть домкрат под ось.

– Нет, нет! – закричала Элен. – Так вы можете все поломать. Взгляните, как нарисовано на схеме…

Пьер, согнувшись пополам, почувствовал боль в пояснице и сел на землю. Земля была сырой, и холод быстро поднялся до спины.

– Вы перепачкаетесь! – охнула Элен. – Возьмите брезент.

Пьер стоически отказался, не обращая внимания на промокший зад. И надо же было ему вляпаться в этакую авантюру, да к тому же столь опрометчиво? Из-за какой-то женщины, по большому счету просто им выдуманной, он рисковал нарваться на объяснения. Домкрат, совершенно неожиданно, занял положенное место. Снимая колпак, Пьер прищемил себе палец. Гайки не слушались. Одну за другой он все-таки отвинтил их, снял умершее колесо, принес запаску и подкачал домкрат, чтобы чуточку приподнять машину.

– Осталось немного, самое трудное уже позади.

Держа колесо перед собой, как тяжелый щит, он старался попасть отверстиями в торчащие штырьки с резьбой. За спиной грохотал поток машин. Пьер невольно вздрагивал, ощущая грозное дыхание этого железного стада. На лбу выступили крупные капли пота. После десятка безуспешных попыток ему все же удалось насадить колесо на ось.

– Браво! – воскликнула Элен.

Руки Пьера покрывал слой отработанной смазки, смешанной с землей. Пальцы, закручивая гайки, предательски дрожали. Когда он уже закреплял на колесе колпак, рядом притормозила пара мотоциклистов и поинтересовалась, не нужна ли ему какая-нибудь помощь. Он их поблагодарил – довольно сердито, – и те уехали. Было шесть часов тридцать пять минут. Из-за пробок он попадет домой не раньше семи! А Элен радуется, улыбается… Не понимает, что ли, в каком он состоянии? Она протянула ему тряпку.