Солдаты ушли, и они остались вдвоем, уставясь друг на друга. Капитан смотрел на нее с растущим недоумением и вдруг, как он рассказывал позднее, разом вспомнил все, как если бы память его озарилась потоком света из внезапно распахнутого окна.

Он вспомнил, как спас Сару на улицах Вашингтона, их безумную поездку, Элси с ребенком и даже смешную собаку. Вспомнил, как они выехали в Аннаполис на поиски Сариного отца.

Словом, он помнил все до того самого момента, как его контузило и он потерял сознание. Но то, что случилось после — как они целую неделю прожили в гостинице под видом мужа и жены, пока солдаты утром не ворвались к ним в спальню, — теперь изгладилось из его памяти.

Но тот миг, когда солдаты наставили на них свои мушкеты, стал решающим и для Сары, ибо она поняла наконец, что все это время обманывала себя куда больше, чем его, — она безнадежно и глупо влюбилась в капитана Чарльза Эшборна, своего злейшего врага, женатого к тому же на другой женщине. Она спасла ему жизнь, и он был безмерно благодарен ей.

Но он не помнил ровно ничего о той ночи, которую она провела в его объятиях.


ГЛАВА 18


Декабрь 1815 года, Лондон.


— О, Чарльз, перестаньте флиртовать с Кэролайн, — проворковала леди Бэбверс жалобно. — Вы просто обязаны нам помочь.

Чарльз Эшборн, майор 85-го полка Его Величества в отставке, оторвался от беседы, которую он вел с мисс Гротон, хорошенькой брюнеткой, приятельницей леди Бэбверс, и, взглянув на окликнувшую его даму, не смог удержаться от мимолетной улыбки. Леди Бэбверс была очень мила. Выйдя не так давно замуж за человека более чем вдвое старше нее, она успела похоронить мужа и была теперь необычайно богатой вдовой в самом расцвете женского очарования: ей исполнилось только двадцать семь лет. Короткое замужество не принесло ни особых удовольствий, ни горьких разочарований, и по истечении срока положенного траура леди Бэбверс, одна из признанных лондонских красавиц, вновь вернулась в свет.

Она была как обычно одета в очень модный, очень открытый и, без сомнения, очень дорогой вечерний туалет из голубой тафты, отделанной серебром. Низкий вырез выгодно демонстрировал ее прелестные белоснежные плечи и по-королевски роскошные бриллианты и сапфиры, украшавшие шею. Что ж, беспристрастно подумал Эшборн, если она и вышла замуж за своего дряхлого лорда исключительно ради его титула и денег, то не прогадала.

Ее окружала непременная свита обожателей, — восторженные поклонники и несколько женщин, с радостью следовавших за леди Бэбверс и никогда не обижавшихся на то, что именно ей достается львиная доля мужского внимания.

Все они собрались на званый рождественский вечер в загородное поместье лорда Каслри, министра иностранных дел Великобритании. Громадный дом мог с легкостью вместить добрую сотню гостей с их слугами, но сегодня сюда были приглашены лишь тридцать человек. Собравшись в длинной галерее, гости ожидали приглашения на обед, который по непонятной причине задерживался.

Чарльз поначалу удивился, получив приглашение на этот прием для избранных. Он столько лет провел за границей, что давно перестал чувствовать себя своим в великосветском кругу. Но как только он узнал, что среди гостей будет леди Бэбверс, он сообразил, кто добыл для него приглашение. Она желала, чтобы он занялся политикой, и не слушала его уверений, что он не имеет ни склонностей, ни интереса к политической карьере. Леди Бэбверс привыкла добиваться всего, чего хотела, а потому просто высмеяла его отговорки и заявила, что лорд Каслри будет особенно рад видеть на этом вечере именно его, Чарльза.

В это было трудно поверить, но теперь, подойдя к красавице, Чарльз довольно скоро понял, что она имела в виду.

— Боюсь, вам лучше позвать на помощь, кого-нибудь еще, моя дорогая, — насмешливо сказал он. — Я не был в Англии больше четырех лет и совсем утратил светский лоск.

— Вам не к лицу излишняя скромность, милый, — настаивала она: — Я всегда считала, что вы себя недооцениваете. Кроме того, на этом вечере без вас просто не обойтись, ведь вы один были в Америке.

Тут Чарльз навострил уши. Со времени его возвращения в Англию после битвы при Ватерлоо ему почти не приходилось слышать даже упоминаний об Америке. Говорили только о славной победе над Наполеоном, доставшейся ценой большой крови, о герцоге Веллингтоне, величайшем из всех полководцев. Эта победа заставила французского узурпатора во второй раз отречься от престола. Теперь, сосланный на крошечный далекий остров, он уже не сможет убежать и начать новую войну: война набила людям оскомину. Так что о весьма неблаговидной роли, которую Англия сыграла в войне с Америкой, сначала уничтожив в огне Вашингтон, а затем проиграв подряд два крупных сражения — при Балтиморе и Новом Орлеане, — в обществе предпочли забыть.

— Да, — согласился он. — Я был в Америке. И что из того?

— Видите ли, лорд Каслри счел себя обязанным пригласить к себе на неделю каких-то самоуверенных американцев, отца и дочь, — пожаловалась леди Бэбверс. — Отец прибыл сюда с официальной миссией, хотя по мне, чем меньше дел мы будем иметь с этой неблагодарной страной, тем лучше. Но ведь милейший лорд Каслри беспокоится обо всем, — даже о том, не заскучают ли его гости. Представляете, какая сложится неприятная ситуация, если никто из нас не будет знать, о чем с ними хоть слово сказать! Но хуже всего то, что они очень уж… непрезентабельны. Я видела дочь этого человека, она грубая, невоспитанная и очень, очень обыкновенная… ну просто серость какая-то, бедняжка. Но кто же еще мог приехать из такой грубой и примитивной страны?

Чарльзу стало смешно, он уже сталкивался с подобным мнением об Америке и американцах. Про себя он совершенно справедливо рассудил, что существуют только две причины, по которым леди Бэбверс могла невзлюбить эту неизвестную «дочь». Девушка либо оказалась настолько хороша, что леди Бэбверс почувствовала в ней возможную соперницу, способную затмить ее всем известную красоту, либо сделала ошибку, не выказав почтительного восхищения при знакомстве. В любом случае незнакомку было жаль — антипатия леди Бэбверс могла ей дорого обойтись, а она, конечно, об этом и не подозревает. Чарльзу ужасно захотелось самому встретиться с американцами.

Что самое удивительное, первым попробовал возразить леди Бэбверс молодой лорд Лонгстон. Он совсем недавно вошел в ее окружение и был от нее решительно без ума. Но именно он заметил серьезно, покраснев от сознания того, что безрассудно осмеливается противоречить своему божеству:

— Ну, не з-знаю. Мне она п-показалась довольно приятной. И о-очень красивой.

У леди Бэбверс от удивления приподнялись изящно выгнутые брови.

— Красивой! Дорогой мой, вы сошли с ума! Она такая самодовольная, прямо надувается от гордости, и совершенно не умеет вести себя в обществе. Нам повезет, если она не начнет пить суп из своей тарелки.

Чарльз подумал с жалостью и симпатией, что молодой Виффи Лонгстон не сумеет вернуться в число ее любимчиков, пока не научится тактично держать язык за зубами. Лонгстон покраснел еще гуще и совсем уж неуместно произнес:

— Я… н-не имел в виду красивая… п-по крайней мере не в привычном с-смысле. Но, признаться, я чувствую к ней жалость… к-како-во-то ей придется в стране, которая еще недавно б-была враждебным государством…

Чарльз удивился, что юноша способен на такие глубокие умозаключения, и решил при случае дать ему несколько уроков житейской премудрости. Тут в разговор весело вступила мисс Гротон.

— А я вот нисколько не жалею ее. Мне странно, что лорд Каслри пригласил их сюда, а они приняли приглашение.

— Да кто же эта несчастная? — вопросил Чарльз. — И чем вызвала всеобщее недовольство?

— Но я ведь и собиралась это сказать, — нетерпеливо заговорила леди Бэбверс. — Право, Чарльз, вы так сильно изменились после приезда! Вы совсем не слушаете меня.

Чарльз и вправду не слушал. Он пришел к выводу, что бесконечные сплетни, слухи и разговоры о скандалах, так занимавшие окружавших его людей, претерпели до смешного мало изменений за четыре года его отсутствия, и совершенно ими не интересовался. Но он не мог сказать этого прямо, не желая обижать собеседников. Поэтому он лишь улыбнулся прекрасной леди Бэбверс и нехотя произнес:

— Теперь я все внимание.

— Честное слово? — Леди Бэбверс была слегка раздражена. Сразу после его возвращения четыре месяца назад она безошибочно почувствовала, что он уже не восхищается ею, как раньше. Она даже не понимала, почему это так больно ранило ее тщеславие, но с удвоенной силой принялась его очаровывать. Чарльз продолжал бывать у нее просто потому, что ему было лень сопротивляться ее настойчивости.

Но Виффи Лонгстон, как Чарльз недавно понял, немало позабавившись при этом, считал его героем, достойным поклонения. Виффи немедленно бросился на защиту Чарльза.

— Ну конечно, о-он изменился! Н-не мог не измениться после всего, что ему п-пришлось вынести. И мы должны б-быть чертовски ему признательны!

— Ничего подобного, — вежливо перебил Чарльз. Виффи напомнил ему совсем зеленых молоденьких лейтенантов, которых он обучал военной и жизненной тактике. Хорошо бы Виффи несколько месяцев прослужить под его командованием, из него получился бы достойный всяческого уважения мужчина.

— О, ради Бога, не говорите мне больше о войне! — взмолилась леди Бэбверс. — Я до смерти устала о ней слышать, вот уже несколько месяцев вокруг ни о чем другом не говорят.

— Хорошо, давайте поговорим об этой неотесанной грубиянке, — согласился Чарльз. — Кто она, между прочим?

— Я вам только что сказала, она дочь того американца, что приехал сюда с официальным поручением.

— Да, это я уяснил. Но чего бы вы хотели от меня?

— Расскажите нам, все ли американцы такие… такие нескладные и неуклюжие, — попросила мисс Гротон. — Ведь никто из нас никогда не видел ни одной американки.