Ему было прекрасно известно, что два года тому назад Кэтлин Ротбери вдруг вздумалось завоевать его внимание, а если получится — и его сердце. И не то чтобы она воспылала к нему страстью: просто такая блестящая победа еще прибавила бы ей веса в обществе. Будучи всеми признанной светской красавицей, графиня считала себя оскорбленной, если кто-то из мужчин, с которым она достаточно часто встречалась, не поддавался бы ее чарам. Большинство джентльменов, соблазнившись ее привлекательной внешностью, охотно становились ее рабами и склонялись к ее ногам.

Она была потрясена, когда лорд Чарнок недвусмысленно дал ей понять, что не только не считает ее неотразимой и обольстительной, но даже испытывает к ней неприязнь. Для графини такое отношение было совершенно необъяснимым. Она пыталась найти хоть какую-то причину холодности лорда Чарнока, но не могла ее найти.

Графине было неизвестно, что, по мнению лорда Чарнока, она чрезвычайно жестоко обошлась с неким молодым джентльменом, состоявшим на службе при министерстве иностранных дел. Она несколько месяцев была с ним мила, совершенно вскружила ему голову, а потом абсолютно перестала обращать на него внимание, найдя кого-то более интересного для себя. Джентльмен, о котором шла речь, был еще совсем юн — почти мальчик — и решил, что сердце у него окончательно разбито. Он настоял, чтобы его перевели за границу: вопреки мнению лорда Чарнока, который считал, что юноша был бы гораздо полезнее в Лондоне. Его милость был весьма доволен работой несчастного молодого человека, который был его секретарем.

С того времени лорд Чарнок невзлюбил Кэтлин Ротбери. Кроме того, он всегда презрительно относился к красивым, но пустоголовым женщинам, единственным развлечением которых была игра с огнем, а вернее, с сердцами, что часто имело трагические последствия для тех, кто оставался в побежденных.

Одного того, что лорд Чарнок остался равнодушным к ее призывным взглядам и намеренно избегал встреч с нею, было достаточно, чтобы Кэтлин Ротбери стало еще важнее одержать над ним победу, однако все ее приемы и уловки оказались напрасными. Только после того, как графиня вынуждена была признать свое поражение, она пообещала себе, что рано или поздно преподаст лорду Чарноку урок, которого тот определенно заслуживает.

С ее точки зрения, не существовало ничего более неприятного, чем необходимость присматривать за молодой девицей во время длительного плавания. Возвращаясь в Лондон, она удовлетворенно думала, что ее враг наверняка будет страшно досадовать на навязанную ему роль и в то же время чувствовать, что не может пренебречь своим прямым долгом.

Графиня Ротбери глубоко ошибалась. Лорд Чарнок не имел намерения думать ни о чем, кроме собственного удобства. Ему предстояла большая работа, и, если уж на то пошло, он был крайне недоволен тем, что вынужден ехать в Россию именно в этот момент. Он согласился на поездку в Санкт-Петербург с огромной неохотой, после долгих уговоров со стороны министра иностранных дел. Тот уверял, что не может найти больше никого, кому можно было бы поручить столь трудную миссию.

— Это я не могу доверить никому, кроме вас, — говорил лорд Пальмерстон. — Вы не хуже меня знаете, чего можно ждать от этих русских. У них повсюду шпионы — и все, что вы будете говорить и даже думать, станет передаваться шефу полиции. Что еще хуже, так это известие о том, что тайная полиция получила полную власть, а сам император становится все менее и менее предсказуемым.

— Я об этом слышал, — согласился лорд Чарнок. — Одному богу известно, что в конце концов произойдет в этой стране.

Министр иностранных дел тяжело вздохнул.

— Уже сейчас армия ненавидит царя. Он по любому поводу впадает в необузданную ярость. Он жесток, мстителен и низок.

Лорд Чарнок кивнул:

— Я тоже слышал такие отзывы, но надеялся, что это все-таки преувеличение.

— Боюсь, что нет, — ответил лорд Пальмерстон. — Он превратил свою громадную империю в военный лагерь. Для него монаршая власть — это только некое продолжение армейской дисциплины.

Лорд Чарнок вздохнул.

— Мне рассказывали, что он на каком-то докладе написал: «Я не могу допустить, чтобы хоть один человек осмелился не повиноваться моим пожеланиям в первую же секунду, как ему стало о них известно».

Лорд Пальмерстон кивнул.

— Это правда. Но, к великому сожалению, пожелания у него довольно эксцентрические — и это еще мягко сказано. Он предписал носить мундиры практически всем: профессорам, студентам, инженерам и служащим гражданских учреждений.

— Звучит просто невероятно! — пробормотал лорд Чарнок.

— Не брить усы разрешено только военным офицерам, — с улыбкой продолжил лорд Пальмерстон, — но все усы должны быть черными. В противном случае их велено красить!

Оба мужчины расхохотались. Отсмеявшись, лорд Чарнок сказал:

— Царь, несомненно, должен быть назван самым неприятным монархом Европы. И как я уже говорил, у меня нет желания ехать в Санкт-Петербург.

— Но у меня не найдется больше никого, кто устоял бы перед ним и не дал бы себя сломить, провести или загипнотизировать!

Лорд Чарнок снова вздохнул.

— Ладно. Но я постараюсь, чтобы моя поездка была как можно более короткой.

— При условии, что она будет успешной. По мне, можете вернуться хоть на следующий день.

— Вот спасибо! — саркастически отозвался лорд Чарнок, понимая, насколько трудная задача перед ним стоит.

Оказавшись на корабле, он распорядился, чтобы все курьерские чемоданчики с дипломатическими документами — а их было немало — были размещены там, где он мог бы за ними присматривать. Все их содержимое было зашифровано, но лорд Чарнок прекрасно знал, что русские обладают чрезвычайно талантливыми специалистами, которые могут расшифровать любой код. Знал он и то, что русские обыскивают все имущество приезжих — даже тех, кто обладает дипломатическим иммунитетом.

Лорду Чарноку довольно часто приходилось путешествовать, поэтому сопровождающие его слуги знали, как обеспечить ему удобство и комфорт во время поездок. Его камердинер, который находился у него в услужении уже пятнадцать лет, отдал стюардам соответствующие распоряжения, и все, что было нужно делать, делалось словно по мановению волшебной палочки. Такое положение могло бы вызвать у других, менее опытных путешественников, чувство немалой зависти.

Когда корабль отошел от берега, лорд Чарнок уже открыл один из чемоданчиков с бумагами и начал работать с некоторыми из них. Он забыл и думать о той ответственности, которую попыталась навязать ему графиня Ротбери, надеясь повесить ему на время путешествия заботы о своей племяннице.

Глава вторая

Полина очень робела, когда пришло время идти в салон обедать.

Однако, когда она вошла в салон и сказала стюарду свое имя, тот провел ее не к большому столу, расположенному в центре помещения и за которым уже почти не оставалось свободных мест, а к одному из маленьких столиков на одного человека, стоявших вдоль стен.

Полина поняла, что это было сделано в соответствии с указаниями русского посланника, и очень обрадовалась тому, что ей не придется разговаривать с незнакомыми попутчиками. Некоторые из них показались ей довольно неотесанными, и во время обеда они вели себя довольно шумно.

Она уже приступила к еде, когда увидела входящего в салон лорда Чарнока. Он показался ей очень высоким — и высокомерным. Создавалось впечатление, что он презирает всех окружающих и ту обстановку, в которой оказался. Его провели к столику в дальнем конце салона, скрытому в небольшом алькове, так что в некотором отношении чопорный аристократ сумел отделиться от остальных пассажиров.

Полина видела, что он тщательно выбирал себе блюда из предложенного меню, а потом к его столу подали бутылку шампанского в ведерке со льдом. Налив себе шампанского, лорд Чарнок открыл захваченную с собой книгу и начал ее читать.

Полина сразу же решила, что это очень мудрое решение, и пожалела, что сама не додумалась до него. Поскольку она обедала одна, то ей ничего не оставалось делать, как смотреть на окружающих. Лорд Чарнок подал ей идею, как занять себя во время других трапез, когда она все так же будет сидеть в одиночестве.

Блюда подавали с большими перерывами, потому что стюардов не хватало. Обедающие постоянно требовали внимания, заказывая то одно, то другое, так что обслуживать их было нелегко. Те, кто сидел за центральным столом, постоянно требовали, чтобы им подали еще вина, так что Полина могла только радоваться тому, что не сидит за одним столом с ними.

Особенную ее неприязнь вызывал один из пассажиров, сидевший на дальней стороне стола, лицом к ней. Он постоянно рассматривал ее — как ей показалось, довольно бесцеремонно и даже нахально. Ей даже пришла в голову мысль уйти, но она еще не закончила обедать, да и сидеть в одиночестве в каюте было не лучшим времяпрепровождением. Стараясь не обращать внимания на назойливые взгляды, она решила, что постарается дождаться конца обеда.

По правде говоря, она испытала огромное облегчение, когда перед ней поставили последнее блюдо и стюард осведомился, не желает ли она чего-нибудь еще.

— Нет, спасибо, — ответила Полина.

Она встала из-за стола и, осторожно двигаясь между столиков из-за того, что судно довольно сильно качало, пошла к лестнице и поднялась к себе в каюту.

Каюта была достаточно удобная, и, к счастью, у нее была книга, которой можно было себя занять. Полине, которая так любила читать, хотелось захватить с собой в дорогу как можно больше книг, но камеристка ее тетки, помогавшая ей собирать вещи, настояла на том, чтобы уложить в дорожный чемодан как можно больше самой разнообразной одежды.

— Никогда нельзя знать заранее, что вам понадобится, мисс, — за границей-то! — тоном мрачного предостережения заявила она. — Как я слышала, в России все время идет снег.