— Ой, и так все знают, — легкомысленно отмахнулась подруга.

После обхода Оксана неожиданно спросила:

— Ты мне лучше скажи, когда своего принца представишь, а? Когда я увижу этого счастливчика?

— Я тебя умоляю, не начинай снова, — вздохнула Галя.

— А чё такое, чё такое? — чуть подтолкнула ее Оксана. — Чё, мужика не можешь найти? Найдем мы тебе мужика. Есть у меня на примете мужичок. Правда, я сначала думала, что он «голубой», — хихикнула подруга. — Уж очень манеры у него мягкие, не мужские. Но нет, просто у него так нежность из души прет. Тебе в самый раз. Будете нежно ворковать друг с другом…

— Ну тебя! Терпеть не могу эти своднические поползновения! — рассердилась Галя. — Что твои, что бабушкины. Та мне целыми днями проходу не дает: «Уж замуж, деточка, пора. Я в твои годы уже сына воспитывала».

— Тетя Зоя права. К тому же я тебе не предлагаю объявление в газету писать! «Молодая симпатичная незамужняя медсестричка, 26 лет, вылечит единственного больного от любовной лихорадки». И кота в мешке не подсовываю. Проверенный мужчинка, с машиной, с квартирой. Смазливенький. Я б сама за него пошла, только он не в моем вкусе.

Галя вздохнула. Оксана кого угодно могла достать своим брачным энтузиазмом. Галя всегда удивлялась этому удивительному женскому свойству — клясть мужиков направо и налево и одновременно с такой настойчивостью расписывать прелести брака незамужним товаркам.

— Зовут Юра, — продолжала Оксана, удерживая подругу за рукав, чтобы не сбежала. — Есть мама и папа, но он с ними не живет. Они купили ему отдельную квартиру. У них свой бизнес или что-то в этом роде. Короче, будешь как сыр в масле кататься.

— Что, прямо сейчас готовиться к катанию?

— Ой, ой, ой, только вот не надо этих поз а-ля Принцесса на горошине. В нашем возрасте надо брать, что под руку подвернется. Я, конечно, преувеличиваю, но смысл именно такой. Молоденьких, красивых и грудастых — полна Москва, в придачу со всей Россией. Вон, посмотри по НТВ на этих саратовских да рязанских дурочек. «Я думаю, что меня обязательно заметят продюсеры из Голливуда. Я так хочу быть топ-моделью», — передразнила она.

— Ты в чем меня убеждаешь? — нервно засмеялась Галя, увлекаемая подругой в холл, куда обычно выходили покурить больные и врачи.

— В том, что «синим чулком», если ты не бизнес-вумен, которая за большие деньги может купить себе породистого красавца, быть неприлично. И скучно. На старости лет и погрызться не с кем будет.

— А любовницей быть прилично? — вырвалось нечаянно у рассерженной Гали.

Но Оксана, судя по всему, нисколько не обиделась. Она спокойно закурила и, выпустив струйку дыма в потолок, проговорила:

— Прилично. Быть любимой всегда прилично.

— А самой любить? — тихо спросила Галя.

— Самой? А зачем? Что нам, бабам, от этой любви может обломиться? Чем больше ты любишь, тем азартнее мужики о тебя вытирают ноги. Проснись, дурочка. Посмотри вокруг. Все же хищники. Если не ты слопаешь, слопают тебя. Это раньше были вздохи под луной, ландыши и «легко на сердце от песни веселой». А теперь каждый смотрит, что можно урвать у другого. Не деньги, так покой. Не покой, так здоровье. Не то и первое, и второе, и третье сразу. В жизни главное иметь вот тут, — Оксана ткнула себя большим пальцем в грудь, — непробиваемую броню. Чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые в «любви и согласии» годы. Есть броня — нет проблем. Нет этих метаний — «Ах, любит ли он меня?», этого беспокойства, что его кобелиная сущность найдет себе более привлекательный объект для случки. Вот тогда ты свободна. Можешь развернуть крылья и махать ими сколько влезет.

— И никуда не улететь, — добавила Галя.

— Не улететь, чтобы не разбиться, — назидательно подняла палец Оксана и усмехнулась. — Хотя кто тебе мешает топать куда хочешь на своих двоих?

— Никто, — вздохнула Галя. — Так, значит, ты и Беленького своего не любишь?

На этот раз Оксана затянулась сигаретой слишком глубоко.

— Почему? Люблю, — ответила она наконец. — Только у нас с ним разные жизни. У нас у всех разные жизни. Ни у кого нет «одной жизни, одной судьбы». Вранье все это, Галка. На время вместе, всегда одни. Я же вижу, как Беленький на часы поглядывает, когда домой пора. Даже иногда до смешного похож на этого… Бузыкина из «Осеннего марафона». Туда, сюда… А! — Оксана махнула рукой и потушила в стоявшей на окне пустой жестянке из-под кофе окурок. — Что-то я наговорила тут всякой ерунды. Не бери в голову, ладно? На мне фрейдисты могут типичные женские комплексы изучать. Я ж тоже, как и все нормальные бабы, замуж хочу. Блины мужу печь да котлеты жарить. Родить дите здоровое.

— Ксан, ты прости меня за… любовника, — попросила Галя, испытывая к подруге жалость и признательность за то, что она есть.

— Извиню, если согласишься познакомиться с Юриком, — кокетливо поставила условие Оксана.

— Это не честно!

— Еще как честно. Я что, должна спокойно смотреть, как лучшая подруга сохнет в девках?

— Да кто тебе сказал, что я сохну?!

— Сама вижу. В глазках огню нету, губки вниз смотрют, ножки еле переставляешь. А надо, чтоб огонь! Губки бантиком! Носик кверху! Вы с Юриком — идеальная пара! Он тебе понравится. У него как раз день рождения через месяц…

— Ты с ума сошла! — запротестовала Галя. — Я не пойду к незнакомому человеку без приглашения!

— Считай, что ты его уже получила. И давай без этих девичьих ужимок и ломаний. Повеселимся, поглазеем на светское общество, нажремся деликатесов. Все! Решено! И не смей спорить!

С Оксанкой в такие минуты действительно трудно было спорить, поэтому Галя решила в нужный момент придумать что-нибудь, чтобы не ехать к этому великосветскому Оксанкиному дружку.

— Девушки, вы сегодня намерены работать? — раздался у двери голос старшей медсестры. — Или мне прикажете по всему отделению самой разорваться?

— Лопнуть бы тебе, — тихонько пожелала ей Оксана. — Уже идем, Маргарита Ивановна! Ну что, пошли творить добро, пока эта ведьма на нас порчу не навела.

Они взялись под ручку и отправились в отделение.


Перевязывая после осмотра врача очередного пациента, Галя размышляла. Странная эта Оксанка. Кулинарка изумительная, добрейшей души человек, совершенно необидчивая, но однажды она решила напялить на себя маску «сильной женщины», и теперь бравировала этой маской направо и налево. А из-за своей привычки говорить все человеку в лицо, невзирая на чины, ее прозвали Змейкой. Спрашивали, к примеру: «Наша Змейка еще не пришла?» или: «Когда дежурит Змейка?» Оксанкиного острого язычка побаивались. И когда случился у нее роман с Белоусовым, она не слишком заботилась о том, чтобы этот роман продолжал оставаться тайной за семью печатями. «Мне нечего стыдиться, — пожимала она плечами, когда Маргарита Ивановна несколько дней назад остренько и очень запутанно намекнула на свою осведомленность о «служебном романе» начальника отделения и медсестры. — Вас послушать, так можно подумать, что об отношениях мужчины и женщины вы, Маргарита Ивановна, узнали только вчера. Хотя у вас уже трое взрослых сыновей, если не ошибаюсь».

«Нет, ты не ошибаешься, девочка, — отвечала надменно старшая медсестра, победно осматривая притихших в сестринской медсестер. — Но это дети от моего законного мужа».

«Ну и флаг вам в руки, — отозвалась Оксанка, как ни в чем не бывало отпивая свой кофе. — Можете начать кричать об этом на всех углах. Лично мне на это совершенно наплевать. Я предпочитаю не встревать в чужие дела. В отличие от вас».

Маргарита Ивановна с тех пор обращалась к ней только на «вы» и явно давала понять, что еще неслабо отыграется за ту проигранную словесную перепалку.

На осторожные опасения Галины на этот счет Оксанка отвечала одно: «Ничего она мне не сделает. Ни мне, ни Беленькому. Было бы хуже, если бы я молча проглотила ее намеки. Тогда она бы решила, что я боюсь. А так мы расставили все точки над «i».

Расставить точки над «i» — любимое выражение подруги. Если она его произносила, тут уж держись: выскажет все! Такое подметит, что не каждый и внимание обратит, не каждый запомнит, да и, подметив, не каждый посмеет произнести вслух. Страх перед занесенным для удара остро отточенным мечом был не так страшен, как произнесенное ею «расставить точки над «i».

Возможно, это и была «броня» Оксанки, за которой она прятала свое сердце.

Глупая, глупая подружка! Она и сама не понимала, что страдала от этого все чаще и чаще. Сторонились ее. Боялись и сторонились. Кому хочется к такой чумной, что не может когда надо язык придержать, в товарищи набиваться? При Оксанке умолкали в ординаторской и сестринской женские пересуды, потому что беззлобное удовольствие от перемывания чужих косточек, которому предавались все медсестры, Оксанка могла превратить в публичное полоскание грязного белья. А не было ничего хуже и непригляднее вытащенного на свет божий чужого грязного белья.

Только она, Галя, и понимала давнюю подругу, защищала ее, если доводилось услышать о ней что-то уж очень нехорошее и несправедливое.

В это время в процедурную вкатили очередного больного. Им оказался Степан. В отличие от других, он улыбался во весь рот, хотя предстоящая ему процедура перевязки нисколько не располагала к улыбкам.

— Ты чего? — улыбнулась она в ответ.

— Так, настроение хорошее, Галина Антоновна, — ответил он, наблюдая за ее приготовлениями.

— Отчего ж у тебя настроение хорошее, а? Я вот тебе его сейчас испорчу. Ты почему санитарку не зовешь, когда надо?

— Да я сам…

— Сам, сам, — передразнила она его. — Вся повязка в сукровице. Опять ударился?

Она уже слышала от санитарок, что этот паренек почти никогда не просил их помочь, когда ему надо было перевернуться или подняться на кровати, чтобы сменить простыни. Но при этом с непривычки и из-за слишком резких движений тревожил раны на своих культях.