— Начни сначала, — мягко посоветовала Марионетта. — Может, так тебе будет легче.

Он продолжал смотреть на фотографию с жалким выражением лица.

— Ты решишь, что я полный дурак, — пробормотал он наконец, — если связался с еще одной девушкой из Сохо…

Сердце у Марионетты упало.

— Она что, проститутка? Девушка по вызовам?

Лино решительно затряс головой.

— Нет, ничего подобного! Только она работает в клубе. Где стриптиз. «Треже чест» на Уордор-стрит. Знаешь?

Марионетта отрицательно покачала головой. Здесь каждый вечер открываются новые клубы. Трудно уследить за сменой названий и лицами девушек на вывесках у входа.

— Это один из клубов Барти? — догадалась она.

Лино кивнул.

— Я так думаю, — тихо промолвил он, — хотя Пегги говорит, что никогда не видела там кого-то из Моруцци.

— Это ничего не значит. — Марионетте не удалось скрыть горечь. — Они владеют половиной Сохо, но стараются не высовываться. Обычно за них работают подставные лица.

— Я пытался уговорить ее уйти оттуда, — продолжал Лино. — Говорил ей, что легко можно найти работу в магазине, ну, знаешь, где поинтереснее, в отделе косметики или белья, но Пегги отказывается.

Марионетта вздохнула. Та же история, что и у Сильвии. Она могла представить себе, что это за девушка, в которую влюбился Лино: со школьных лет он любил именно такую — хорошенькую, тщеславную, легко поддающуюся, но в душе еще не испорченную. Она от души желала, чтобы наивность Пегги относительно Сохо не привела ее на путь Сильвии. Хотя это казалось неизбежным.

— Дело в том, — возобновил рассказ Лино, — что она живет в небольшой квартирке с другой стороны Чаринг-Кросс-роуд, вернее, будет жить там до Нового года. Потом ее выгоняют.

— Не продолжай, — попросила Марионетта, — сама догадаюсь. Ее домовладелец — мой родственник. Пират.

— Кармело Моруцци. Точно.

Марионетта застонала.

— Лино, пожалуйста, не проси меня…

— Дело вот в чем, — поспешно перебил он. — Стоило ей сказать в клубе, что больше она не хочет раздеваться, и не успела она оглянуться, как Кармело Моруцци заявил ей, что ему, дескать, нужна ее комната. Мотивировал он тем, что сдает комнаты только девушкам, работающим в Сохо.

Марионетта мрачно кивнула.

— Картина ясна. — Она взглянула на него. Так все знакомо. Моруцци поделили Сохо между собой. Если девушка, работающая на одного из братьев, потеряла интерес к работе, другой брат немедленно грозит ей выселением. Марионетта знала, что такое происходит постоянно, поскольку Барти управляет клубами, а Кармело владеет домами. — Я знаю, о чем ты хочешь меня попросить, — сказала она. — Но не могу, Лино. Мне очень жаль, но я просто не могу.

— Я тебя еще ни о чем не просил! — рассердился он.

— Знаю, — согласилась она, — но не отрицай, что собирался.

В дверях возник официант.

— Лино, тебя зовет шеф, — сообщил он.

— Одну минуту! — Лино снова встал и возбужденно повернулся к Марионетте. — Я только подумал, что ты поговоришь с Кармело, объяснишь, что Пегги — подружка твоего друга…

Она медленно встала, отвернувшись от него.

— Мне пора идти, — произнесла женщина.

Он снял с вешалки ее пальто и помог одеться, как истинный джентльмен.

— Пожалуйста, — попросил он.

Марионетта повернулась к нему, лицо ее выражало искреннее сожаление.

— Мне очень жаль, — повторила она. — Ты ничего не понимаешь. Если я скажу кому-нибудь из Моруцци, что мой друг попал в беду и нуждается в помощи, они землю перевернут, но сделают так, чтобы он не дождался этой помощи.

Лино пораженно смотрел на нее. Он знал, что Марионетту выдали замуж по сговору, по старинке, но даже представления не имел, насколько она несчастна.

Они медленно вышли из гардеробной и прошли через ресторан к двери.

— Прости меня, Лино, — прошептала Марионетта, — мне бы так хотелось помочь тебе. Помочь Пегги.

Он с сожалением вздохнул.

— Не волнуйся, — успокаивал он ее, — ты сделала для меня столько — на всю жизнь хватит. Извини, что попросил.

Они подошли к двери. Тут ей пришла в голову мысль, и она снова повернулась к нему.

— Почему бы тебе не убедить Пегги пойти к сестре Маддалене и остаться там? Ей не надо будет платить за жилье, во всяком случае, пока она на найдет новую работу, и сестры о ней позаботятся.

— Ты думаешь, я не пытался? — Голос Лино звучал безнадежно. — Думаешь, я ей все это не говорил? Но она не хочет слушать, Нетта. Говорит, придется продолжать раздеваться, чтобы сохранить квартиру.

Глаза Лино выдавали загнанное состояние, он снова переживал тот же кошмар. Марионетта поднялась на цыпочки и расцеловала его в обе щеки.

— Мне очень жаль, Лино, — призналась она. — Мне действительно очень хотелось бы помочь…

Она вышла на улицу, огорченная этой встречей. Движение стало более оживленным, водители с трудом находили места для своих машин. Из здания напротив раздавались громкие звуки джаза, и у входа в ресторан переминались с ноги на ногу две усталые проститутки. Сохо просыпался…


Праздники прошли сравнительно тихо. Марионетте пришлось жарить рождественскую индейку для всей семьи Моруцци и ее приспешников, но она всегда относилась к стряпне спокойно. Женщина даже рада была отвлечься и использовать возможность укрыться в кухне, пока Моруцци напиваются до одури в столовой. Барти подарил ей новое меховое манто, бесцеремонно швырнув его через всю спальню в рождественское утро. Она не сомневалась, что он купил его для одной из своих подружек, но был отвергнут, в противном случае ей никогда бы не получить столь роскошного подарка. Она, в свою очередь, купила мужу шелковый халат и новую шляпу, зная, что ей следует потворствовать его тщеславию и отсутствию вкуса в одежде. Халат — ярко-красного цвета, а шляпа — светло-коричневая с яркой лентой. Барти оба подарка очень понравились, и он потратил все рождественское утро, расхаживая по комнате в халате, шляпе и с большой сигарой в зубах.

На святки братья решили устроить еще одно совещание в доме и, посадив Марионетту в такси, отослали ее в квартал Сент-Джеймс, чтобы она провела день со своей семьей. Уходя, она заметила входившего в дом красномордого «Джона Смита» и подумала, что еще за ужасы замышляют опять ее родственнички вместе с этим малосимпатичным субъектом. Но какая разница: по крайней мере, она сможет провести день со своими любимыми братом и отцом! И всегда есть маленький шанс, что она хоть издалека увидит Микки Энджела, бредущего по пустым улицам в какой-нибудь клуб…

Разумеется, она его не встретила. День прошел без приключений. Отец и сын Перетти пришли в восторг от подарков, но еще больше от того, что Марионетта снова была с ними. Они быстро и с удовольствием уселись по старой привычке у телевизора, позволив ей обслуживать их, как она всегда делала на Рождество. Марионетта не возражала, только радовалась возможности вырваться хоть ненадолго из удручающей атмосферы дома в Масуелл-хилл. Единственную грустную ноту вносило отсутствие Антонио. Никто об этом не упоминал, но пустой стул, на котором старший брат всегда сидел за ужином, был выразительнее любых слов, да и под елкой остались неразвернутые подарки, приготовленные для Тони. Позднее, когда Марионетта мыла посуду на крошечной кухне, а Марио дремал перед экраном с праздничной программой Артура Эски, она заметила, как отец тихо подошел к елке и взял свертки, предназначенные для Антонио. Он отнес их к буфету и убрал в верхний ящик, присоединив к другим сверткам в яркой упаковке с лентами.

Очевидно, там лежали другие ждущие возвращения Антонио подарки: например, ко дню рождения, возможно, пасхальные яйца?.. Вздохнув, Марионетта вернулась к раковине и принялась яростно тереть сковородку. «Вряд ли Антонио когда-нибудь вернется домой, — подумала она. — Ведь со дня его исчезновения прошло уже больше года».

Но день в Сохо быстро кончился, и Марионетта вернулась в дом на Эндикот-гарденс, борясь с ощущением безмерного отчаяния, когда такси высадило ее у калитки. «Я должна быть сильной, я должна сделать это ради Марио, ради папы…»

В течение недели после Рождества Марионетта почувствовала напряжение в братьях, раньше она такого не замечала. Барти, например, был настолько чем-то озабочен, что почти забывал грубить своей жене. Кармело и Аттилио теперь проводили в их доме значительно больше времени, пренебрегая своими многочисленными скучающими и вечно жующими жевательную резинку девицами. Они постоянно уединялись, о чем-то шептались, вели бесконечные телефонные разговоры. Стоило Марионетте войти в комнату, как все разом замолкали. Женщина радовалась их занятости, тогда родня не приставала к ней. Общалась она в доме только с миссис Мак-Куин и белой кошкой Неватой.

В канун Нового года она грела panettone[44] к чаю, вполуха слушая болтовню миссис Мак-Куин по поводу принцессы Маргарет и полковника ВВС Таунсенда. Маленькая седая женщина, расставляющая чашки, как раз многоречиво осуждала желание принцессы выйти замуж за разведенного простолюдина, когда зазвонил телефон. Низкий голос Кармело, снявшего трубку, эхом отозвался в холле. Марионетта ставила тарелки на поднос, когда, к ее удивлению, Кармело вошел в кухню.

— Отец звонит, — сообщил он. — Хочет поговорить с тобой. — Деверь, казалось, был не меньше нее удивлен этим обстоятельством.

— О чем? — Марионетта не смогла скрыть страх.

Для старика Альфонсо Моруцци желание поговорить с ней было необычным. Он, как правило, удовлетворялся еженедельными визитами по воскресеньям, когда пил чай и не отрывал глаз от Марионетты, без сомнения, вспоминая ее давно умершую бабушку.

Единственный глаз Кармело поблескивал. Он не скрывал любопытства.

— Отец не сказал, — объявил он. Когда Марионетта двинулась к двери, он остановил ее. — Нет, не по телефону. Он хочет, чтобы ты приехала к нему домой.