— Сейчас? В послеобеденное время? — пробормотала она.

— Мы достаточно долго ждали, не так ли, моя любовь? — прошептал он, поглаживая ее волосы.

У нее перехватило дыхание, когда он потянул заколки. Ее волосы рассыпались, и он, целуя их, бормотал: «О, какая прелесть!»

Сильные руки ухватили ее стройную талию и легко уложили в постель. Сняв пиджак, Ролан присоединился к ней. Он задрал ей юбки и, приподняв колени, расположился между разведенными бедрами. Она стала задыхаться, поскольку даже через остатки их одеяний его желание было очевидным и обжигающим. Жажда, которую выдавали его глаза, накаляла атмосферу. И вдруг сразу его сильное, упругое, гладкое и возбужденное тело подмяло ее. Он страстно целовал ее, пытаясь сдернуть белье, и бранился, когда она все еще пыталась ухватиться за остатки скромности. Когда он увидел лиф, то потерял всякий контроль над собой.

— Какие груди, — прошептал Ролан, ласково поглаживая их. Буря удовольствия и страха обожгла ее тело, когда его губы атаковали ее груди. Покусывая ей соски, он довел их до состояния крайней упругости.

— О, Бог, ты должна быть моей, дорогая.

При этих словах и жадном поцелуе спина ее выгнулась. В исступлении она запустила пальцы в его густые волосы, еще теснее прижимая голову к груди. Она тонула, томилась от страсти и одновременно все еще боялась неутолимого желания обхватить его большое, сильное тело. Ролан рывком распахнул рубашку и прижался к ней мускулистой волосатой грудью. Она застонала и часто задышала. Он продолжал снимать рубашку.

— Нет, — слабо сказала она, но он опять заглушил ее слова поцелуем. Его пальцы становились все более настойчивыми, принося одновременно боль и удовольствие.

— Бедная крошка, — пробормотал он. — Ты требовала того, что причитается женщине, теперь тебе придется пролить женские слезы.

И она их пролила, когда ощутила в себе предмет его мужской гордости. Он нежно поцеловал ее в губы с виноватым видом за то, что должно было случиться минутой позже. Посмотрел в ее прекрасные глаза, расширенные от страха и страсти. Его медленное вторжение только усиливало болевые ощущения, а не ослабило их. Из ее глаз брызнули слезы, когда она ощутила, что уже не девственница. Брыкнулась, дернула головой и до крови закусила губу. Он пытался успокоить ее, одновременно не давая ей вырваться из своих объятий. Она всхлипывала, чувствуя себя раздавленной.

— Расслабься, дорогая, — прошептал он, — ты напряжена, как тетива.

Она слегка обмякла, и он вознаградил ее страстным поцелуем. Боль уменьшилась, поскольку он старался не быть резким, однако контроль вскоре был утерян. Одним движением все было кончено, и он в очередной раз наградил ее страстным поцелуем, заглушая ее стон.

Спустя некоторое время он улегся рядом. Она села, сморщившись от боли и, избегая встречи с его глазами, быстро собрала одежду.

— Дорогая? — спросил он, нахмурившись.

Но она уже направлялась к двери. У выхода она повернулась и с неистовством произнесла:

— Эта женщина никогда больше не переступит порог этого дома.

Невольно Ролан улыбнулся. Она вышла, оставив его лицезреть доказательства былой девственности.


За обедом Анжелика не могла себя заставить встретиться взглядом с Роланом. Она все еще испытывала болезненные ощущения и чувствовала себя униженной при воспоминании о том, как полностью отдалась мужу. Под пристальным взором Ролана воспоминания о происшедшем вновь накатывались на нее.

По всей видимости, от Бланш не ускользнула напряженная атмосфера, царившая между супругами. Она никак не комментировала события сегодняшнего утра и старалась поднять настроение беспредметной болтовней. Ролан отвечал сестре в основном односложными фразами, а Анжелика не знала, о чем ей можно было с ними говорить.

Она проигрывала в уме странные события сегодняшнего дня — визит Каролины, ее побег на причал, странное появление Ролана, поездку в Бель Элиз, быстрый и насильственный финал.

Физическая близость была совсем не такой, как ожидала ее Анжелика. Сперва она почувствовала большое возбуждение, а затем пришла боль. Впечатление было такое, что она полезла в улей полакомиться медом, а вместо этого была жестоко покусана пчелами. В примитивном понимании она теперь принадлежала Ролану. Она больше не принадлежала себе полностью, а это страшно выбивало из колеи. Особенно после того, как она узнала, что у ее мужа есть любовница, которую, вполне вероятно, он мог посещать после их свадьбы, несмотря на утверждения об обратном. Она вздохнула. Если она хотела, чтобы этот брак был настоящим, то со вкусом сладкого необходимо было познать вкус горького. Если она хотела иметь детей от мужа — а она хотела — ей надо было пройти через постель, где боль соседствовала с удовольствием. И в то время, как она едва ли винила себя за появление Каролины в их доме, все-таки, в определенном смысле, она могла понять чувства Ролана, принимая во внимание тупиковую ситуацию в их браке. Она должна была сама следить за тем, чтобы соблазна у Ролана больше не возникало.

Единственное на что она надеялась, — сегодня вечером он не потащит ее в постель. Она все еще была потрясена, как физически, так и морально, и ей требовалось время, чтобы прийти в себя.

Ролан также размышлял, глядя на жену Ему самому было крайне неприятно, что он лишил ее девственности. Она отвечала страстью до тех пор, пока не наступила кульминация. Она была такая маленькая, такая уязвимая — но какое же блаженство он испытал. Ее невинность приводила его в восторг: ее слезы тронули его до глубины души. Если бы она хоть на йоту знала, какое наслаждение она ему доставила. Он также понимал и то, что его нетерпение, заставившее уложить Анжелику в постель, проблемы не решало. После того, как ей почти удалось сбежать, он хотел взять ее, и отнюдь не путем уговоров и ухаживаний. После сцены на причале он чувствовал, что ему необходимо немедленно утвердить себя в роли мужа в физическом смысле этого слова. И в соответствии с этим он и поступил. Он ее не насиловал и не был с ней груб. Его действия скорее всего были похожи на поведение ошалевшего, страстного любовника, нежели на поведение терпеливого мужа, соблазняющего жену.

Увы, дело было сделано, теперь он был ее, и за этим могли последовать ухаживания и бездонное море физической близости. У него стало легче на душе, когда он обнаружил, что в его постель жена пришла девственницей. О, Боже, если бы он обнаружил, что до этого Жиль Фремо был с ней близок!.. Ну, а теперь, мог ли он дать понять Анжелике, что за этим последует настоящее наслаждение?

После обеда Ролан проводил жену наверх. Они оба молчали. Когда она проходила мимо его двери, он поймал ее за руку, притянул к себе и поцеловал. Его поцелуй недвусмысленно говорил о его желании, и его руки обхватили ее, как стальные тиски. Животная мужская страсть испугала ее. Почти сразу же он почувствовал, как она сжалась. Он отпустил ее, бормоча проклятия.

Анжелика задрожала, когда посмотрела на красивое и злое лицо мужа. Она знала: то, что она произнесет около этих дверей, будет критическим. Ей надо было дать знать Ролану, что в будущем она ему не откажет. Она была решительно за то, чтобы брак стал настоящим. Дотронувшись до его руки, она осторожно сказала:

— Ролан, после того, что произошло сегодня, мне надо прийти в себя.

При этих застенчивых словах жены Ролан обмяк, проклиная себя как бесчувственного идиота. Конечно, девочке понадобится какое-то время, чтобы отойти после случившегося, и он заслуживал быть высеченным за свою грубость.

— С тобой все в порядке, дорогая?

— Да, я прекрасно себя чувствую, но только мне… — она опустила глаза.

— Понимаю, — он нежно обнял ее, поцеловал в щеку и нежно спросил: — Когда?

Она покраснела и в этот момент выглядела красивой, как никогда прежде. Ему очень хотелось поцеловать ее еще раз, но он воздержался для ее же блага.

— Через несколько дней, — сказала она тихо.

— Ну, тогда через несколько дней, — улыбаясь, он провел указательным пальцем по ее губам и хриплым голосом продолжал: — Я хочу чтобы все твои пожитки переехали в мою комнату, и я хочу, чтобы ты переместилась в мою постель. Хорошо?

— Да, Ролан.

Он прижался губами к ее волосам.

— Доброй ночи, мой ангел.

17

Несколько следующих дней Анжелика уклонялась от интимной близости с мужем — надзирала за хозяйством.

Оказалось, их ссора с Роланом, тогда на причале, не прошла не замеченной соседями, прихожанами местной церкви Святого Чарльза.

Когда Анжелика, Ролан и Бланш явились в воскресенье к обедне, их встретили перешептываниями и любопытными взглядами. А уже на следующий день местные дамы зачастили на плантацию под предлогом знакомства с новой хозяйкой Бель Элиз. Конечно, напрямую при этом скандальная сцена не упоминалась, но Анжелика чувствовала себя неуютно под прицелом «общественного мнения». Необычный наплыв посетителей вызвал недоумение Бланш, и в конце концов Анжелика почувствовала себя просто обязанной объяснить ей насколько возможно тактичней, что же произошло на причале. Конечно, она ни словом не обмолвилась о том, что случилось потом — в супружеской спальне.

Как обычно, Бланш восприняла все происшедшее весьма невозмутимо.

— Спасибо, что ты сказала мне о том, что случилось. А я-то все гадала — что произошло в тот день, когда ты ринулась в Новый Орлеан и затем вернулась домой. Мне следует извиниться за несколько необычное поведение моего брата на причале — но у Ролана всегда был необузданный темперамент…

— Я так и заметила.

— Ну, а вы с Роланом… э… разрешили вопрос, касающийся Каролины?

Анжелика нахмурилась, потому что Каролина все еще была для нее предметом головной боли. Она понимала, что Бланш могла бы пролить свет на отношения ее мужа с возлюбленной, но Анжелике не хотелось давать золовке понять, что она осталась на плантации, не решив полностью проблемы с Каролиной. Помимо всего прочего, это была проблема, которую должны были урегулировать муж и жена — и здесь места для Бланш не было.