К удивлению Анжелики, Бланш села за пианино и взяла первые аккорды. Решив не задавать вопросов, Анжелика запела. Аккомпанемент Бланш был безупречен, и она ни разу не сбилась. Когда Анжелика кончила петь, она была потрясена, увидев, что в глазах Бланш стоят слезы.

— О, дорогая, — прошептала Бланш, промакивая глаза платком. — Извини меня, пожалуйста.

И, не говоря ни слова, Бланш выскочила из комнаты. Анжелика покачала головой, не зная, доставила ли она своим пением удовольствие или ужасно расстроила Бланш.

К счастью, после полудня в гостиной Бланш отвела Анжелику в сторону. Когда они присели на кушетку, Бланш, вся сияя, сказала.

— Анжелика, я должна тебе сказать, что, когда ты пела сегодня утром… Я никогда в своей жизни не слышала ничего более чудесного. Твой голос — это изумительный дар, как небесный огонь — в действительности, как ангельское пламя. Но как тебе удалось развить свой талант до такой степени? Кто тебя научил так блестяще петь?

— Мадам Сантони Пивельди, у нас дома в Сент-Джеймсе, — при разговоре на эту тему Анжелика сразу оттаяла.

— Не может быть, чтобы это была Белла Сантони — итальянская примадонна?! — от удивления Бланш раскрыла рот. — Это она научила тебя петь?

— Да, но откуда вы узнали, что?..

— О, моя дорогая, — отмахнулась Бланш. — Я всегда интересовалась оперой и, конечно, следила за судьбами великих певцов Европейской сцены. — Дженни Линд, Джузеппина Степони, мадам Сантони, — Бланш захлопала в ладоши. — О, это так волнующе! Я знала, что она загадочно исчезла с итальянской сцены двенадцать лет тому назад, но я и понятия не имела, что она живет в нашей стране. Почему я о ней раньше ничего не слышала?

— Потому что мадам отказалась показываться на людях с тех пор, как уехала из Италии и поселилась в Луизиане, — поколебавшись с секунду, Анжелика медленно продолжила: — Я отчетливо помню, что, когда я еще была маленькой, кто-то из хозяев Ново-орлеанской оперы приезжал к нам, чтобы пригласить ее петь. Но она отказалась.

— Но почему? Я понимаю, что кое-кто в высшем свете смотрит свысока на женщину, выбравшую своим уделом сцену, но мадам утвердила себя в Италии. Почему же она не вернулась в оперу?

— Мадам говорила мне о своих соображениях, — Анжелика закусила губу, — но я не уверена, что могу рассказывать о них.

— О, пожалуйста, Анжелика, расскажи мне. Даю слово, я никому не скажу. — Бланш нагнулась, прижалась к Анжелике. Лицо ее светилось обаянием.

Анжелика разрывалась между преданностью к своей учительнице и желанием подружиться с Бланш. Она знала то, что на самом деле мадам Сантони никогда не просила ее держать историю ее прошлого в секрете.

— Личная жизнь на Родине у мадам сложилась весьма трагически, — наконец сказала она. — Видите ли, когда она была еще совсем малышкой, ее родители обещали выдать ее замуж за наследника одной видной семьи. Когда мадам исполнилось восемнадцать и ее дарование стало очевидным, ее семья и родные жениха были против того, чтобы она пошла на сцену. Так или иначе, талант мадам отрицать было нельзя, и она жаждала поступить в оперу. В конце концов, она и ее жених пришли к компромиссу — мадам может петь в опере на протяжении четырех лет, но затем уходит со сцены и выходит замуж.

— О, расскажи мне до конца! — Бланш слушала с увлечением.

— Все шло в соответствии с намеченным планом на протяжении нескольких лет, и мадам стала любимицей Рима. Затем, когда наступил последний ее сезон на сцене, случилось несчастье. Молодой человек из зрителей влюбился в нее с первого взгляда, и несмотря на то, что дата свадьбы мадам уже была назначена, он принялся за ней ухаживать. Мадам пыталась бороться с чарами Антонио, но тем не менее ответила ему взаимностью. Жених мадам узнал об этом и вызвал Антонио на дуэль. Ну, а после… Антонио победил, но я боюсь, что жених мадам умер в агонии медленной смертью, — Анжелика вздохнула и покачала головой.

— Как ужасно! А что случилось с мадам и ее возлюбленным?

— Они сбежали, поженились и приехали в эту страну. Это было двенадцать лет тому назад. С тех пор мадам не находит себе места. Она очень любит Антонио, но думает, что смерть ее жениха там, в Италии — это наказание Божье за ее упорство, за то, что она настояла на том, что будет петь в опере. Она всегда винила себя в его смерти и много раз говорила мне, что если бы она не настояла на карьере певицы, то бедняга остался бы жив. Она сказала мне, что вскоре после смерти молодого человека она поклялась Богу, что никогда больше не будет петь на публике — за исключением церкви. О, Боже, такая волнующая история и одновременно очень трагичная! Вскоре после того, как они с Антонио осели в Сент-Джеймсе, она услышала, как я пела в церкви. С тех пор я посещала ее дом три раза в неделю. Никогда не забуду все гаммы, которые она заставляла меня выучить, и все рулады и каденции, что мне пришлось исполнять. В основном она обучала меня духовой музыке, но иногда давала попробовать исполнить арии из ее репертуара. Думаю, что так мадам старалась задержаться в мире музыки… Так или иначе мои родители были горды, что она мной занялась, и она никогда не принимала никакого вознаграждения за мое обучение.

— Потрясающий случай, Анжелика! И конечно, я понимаю, почему она тобой занималась. Ты естественна, моя дорогая. Я уверена, что с твоим талантом ты могла бы стать оперной певицей.

— О нет, — с блеском в глазах произнесла Анжелика. — Я полностью согласна с мадам в отношении того, почему я пою. Я не хочу использовать мой голос для материального обогащения. Я пою в церкви во славу Бога — равно как и мадам. Это то, чего хотели мои родители, и это то, чего я хочу сама.

— Я вижу, тебя воспитали в преданности, — прокомментировала Бланш. В ее глазах светился восторг. Неожиданно она хлопнула в ладоши. — Ну, тогда тебе надо петь в нашей церкви. Твои таланты не должны быть зарыты в землю, — она наклонилась вперед. — Анжелика, мы должны упражняться в послеобеденное время. Для меня будет очень много значить твое пение, да и ты сможешь продвигаться вперед в своем мастерстве. Видишь ли, я не езжу в Новый Орлеан в оперу…

— А почему бы и нет, если вы так ею интересуетесь? — спросила Анжелика. Она хотела ущипнуть себя, когда Бланш потупила взор и склонила голову так, чтобы родимое пятно не было освещено. Анжелика нахмурила брови. С тех пор как она познакомилась с Бланш, она практически не задумывалась над ее несчастьем, которое доставляло той невыносимые страдания. Анжелике пришла в голову мысль, что, если бы Бланш вела себя так, как будто родимого пятна не существовало, то и окружающие меньше обращали бы на него внимание.

— Спасибо, Бланш, — чтобы скрыть неловкость, она похлопала золовку по руке, — для меня будет большой честью заниматься с тобой.

Лицо Бланш просияло, и впервые с момента ее приезда в Бель Элиз Анжелика испытала прилив счастья.


С этого дня в послеобеденное время дом в Бель Элиз был заполнен звуками музыки. Бланш откопала ворох нот и хотела, чтобы Анжелика все их пропела, начиная от духовной музыки Франка до Стефана Фостера, Моцарта и Россини.

— Но мы не должны перенапрягать голос, — всякий раз предупреждала Бланш, — одного часа вполне достаточно.

Когда Бланш начинала так беспокоиться, Анжелика всегда про себя улыбалась. У нее был сильный голос, и если бы она хотела, то могла бы петь целый день без особого напряжения связок. Но Бланш оберегала ее от этого, Анжелика знала, что восполняет то, чего не хватало в жизни этой старой девы — предоставляя ей возможность слушать те мелодии, которые ей хотелось услышать, но до этого не доводилось из-за склонности к затворничеству. Сердце Анжелики согревала мысль, что она делает что-то приносящее радость этой одинокой затворнице. Вне музыкального салона Бланш все еще держалась на расстоянии, но когда вдвоем они начинали музицировать, она становилась совсем другой — оживленной, воодушевленной и подчас даже насмешливой. Через какое-то время Анжелика привыкла к этим занятиям и стала с нетерпением ожидать их.

Спустя несколько дней, после того как они начали музицировать, Анжелика, заканчивая арию из оперы «Люсия», услышала за спиной аплодисменты. Повернувшись, она увидела Ролана, стоящего в дверях. Он выглядел ошеломленным, так же как и Бланш, когда она впервые услышала пение Анжелики. Он смотрел на жену так, будто видел ее в первый раз. Сам он при этом был дьявольски хорош — его мускулистое тело четко вырисовывалось в солнечном свете, струящемся из холла. Под его пристальным взором сердце Анжелики защемило, щеки зарделись.

— Дорогая, я и не догадывался, что у тебя такой талант, — произнес он минуту спустя.

До того как Анжелика успела ответить, Бланш вскочила и поспешила к брату.

— Да, Ролан. Разве она не превосходна? Ты должен прийти и послушать ее!

Когда Бланш втянула его в комнату, он смеялся. Она усадила его в кресло, и он прослушал несколько вещей. После того как Анжелика закончила, он опять пристально посмотрел на нее, заставив покраснеть еще больше.

— Сестра, нам надо переставить пианино в гостиную, — обратился он к Бланш, — по вечерам я мог бы наслаждаться, слушая ваше музицирование.

Анжелика с напряжением посмотрела на Бланш, зная, что его предложение может звучать как угроза. Но, к удивлению, Бланш захлопала в ладоши и улыбнулась.

— О, брат, давай передвинем пианино в гостиную.

Анжелика в удивлении покачала головой, слушая, как Ролан и Бланш оговаривали детали. Таким образом музицирование, которым Бланш Сержант занималась на протяжении долгих лет в изгнании, было вынесено на свет Божий, в светлую гостиную Бель Элиз для всеобщего удовольствия. С этого времени на протяжении нескольких вечеров Ролан оставался в гостиной и наслаждался пением жены. Иногда он уходил после того, как женщины кончали музицировать, но все-таки пару раз проводил весь вечер дома и всегда во время пения Анжелика ощущала на себе его пристальный взгляд.