— Кто тебе сказал, что на нем был парик?

— Хозяйка. Вчера вечером, когда я узнала об убийстве Марты, я поведала дядюшке и тетушке Урсуле обо всем, что произошло в Тулузе. Я уверена, что этот сумасшедший, этот извращенец Луиджи преследует меня! Но, надо признать, он очень талантливый скрипач. Еще до того, как местные жители разожгли костер святого Иоанна, я искала в толпе, кто так хорошо играл, но напрасно. А потом вы описали мне музыканта. Я успокоилась, ведь у него не было ничего общего с цыганом. Затем я принимала роды у Эвлалии, а когда возвращалась в таверну по улице Пра-Безиаль, мною снова овладел страх, поскольку мне показалось, что кто-то идет за мной следом. Но тут появился Спасатель, и этот «кто-то» убежал.

Теперь настала очередь Жерсанды сесть. Старая дама дрожала.

— Да, ты вкратце рассказала мне о вмешательстве собаки и своем страхе. Но утром, проснувшись, заявила, что зря волновалась, что там наверняка была другая собака или кошка. Ты, несомненно, избежала ужасной смерти, а может, и чего-то худшего. Думаю, тебя преследовал убийца.

— Возможно, — согласилась Анжелина. — Сегодня утром я собиралась отправиться в жандармерию и дать показания, но сейчас колеблюсь. Хозяйка таверны описала мне переодетого музыканта, того самого, что играл на скрипке. Он совершенно не похож на Луиджи! Господи, от одного этого имени у меня мурашки по коже бегут!

Жерсанда де Беснак взяла Анжелину за руку в надежде успокоить ее.

— А как выглядит этот скрипач?

— Шатен, с короткими волосами, приятными чертами лица. Вероятно, местный житель.

— Вчера на площади, у церкви, я заметила грустного молодого человека. Возможно, это он? Боже, да я старая дура! Мне стало не по себе, поскольку этот молодой человек напомнил мне Вилли, ну, Вильяма. Нечто неуловимое: стать, форма шеи… В моей памяти вспыли радостные и плохие воспоминания. Я разрыдалась и весь день молилась.

Слова Жерсанды встревожили Анжелину. Она, еще две минуты назад полагавшая, что ошиблась, вновь засомневалась. «Господи, помоги мне! — взмолилась она. — Я уже поверила, что Луиджи не причастен к убийству, и решила, что не пойду в жандармерию. Но, возможно, Жерсанда видела именно его, поскольку он похож на Вильяма. Боже, а вдруг, к великому несчастью, это ее сын Жозеф?! Что бы ни случилось, она не должна узнать, что родила преступника!»

Анжелина удрученно покачала головой, потом закрыла глаза рукой.

— Моя бедная малышка, да ты просто комок нервов! — сокрушалась старая дама. — Давай спустимся и выпьем кофе. Я только возьму шаль.

— Нет, я попрошу хозяйку принести вам завтрак в комнату. Меня ждет дядюшка Жан. Все же я считаю необходимым оповестить жандармов. Я скоро приду, мадемуазель. Октавия в соседней комнате. В случае необходимости разбудите ее.

— Поступай, как знаешь, дитя мое. Но не задерживайся. Мой кучер приедет за нами во второй половине дня.

— Не волнуйтесь.

Анжелина быстро вышла из комнаты. Она бегом спустилась по лестнице и подошла к дядюшке, который оживленно разговаривал с белобородым пастухом. Зал был переполнен. Лишившись служанки, хозяева таверны едва успевали обслуживать посетителей, проголодавшихся после многих часов пути. Если у торговцев не было тяжело груженных телег, они шли пешком или ехали на ослах. Часто торговцы прибывали издалека, преодолевая перевал Саррайе или ущелье Пейремаль. Скот на продажу пригоняли из долины Юсту, и продавцы проводили в пути всю ночь.

— Ну, племянница! — воскликнул Жан Бонзон. — Как чувствует себя твоя благородная дамочка?

— Не лучше, чем я. Дядюшка, а что, если я одна поеду в казарму Лирба? Дай мне двуколку, я мигом.

— Ты с ума сошла, Анжелина? Нет, я поеду с тобой. В сложившихся обстоятельствах нельзя отпускать девушек одних.

— Но сейчас светло, и я возьму с собой овчарку, — настаивала Анжелина. — Я ничем не рискую. Посмотри на дорогу, люди идут на ярмарку в Масса. Я предпочитаю, чтобы ты остался здесь и присмотрел за Анри и моими подругами.

Жан Бонзон уступил, увидев в глазах племянницы решимость. Он подумал, что у нее есть на то свои причины, и это его покоробило.

— Ты от меня что-то скрываешь, — проворчал Жан. — Черт возьми! Я должен тебя отвезти! Здесь малыш в безопасности, не говори глупостей.

— Хорошо, ты отвезешь меня. Но я пообещала Эвлалии навестить ее сегодня утром. Сейчас только восемь часов, я успею заскочить к ней. А потом мы поедем в жандармерию.

— В добрый час! Ты радуешь меня, Анжелина.

Смягчившись, молодая женщина вышла из таверны. Ее дядюшка и пастух продолжили разговор на местном диалекте. Их слова сливались с гулом в зале, тонувшем в дыму, пропахшем стойким запахом разогретого жира.

«У меня будет возможность еще раз все обдумать, — говорила себе Анжелина, пересекая площадь. Она вежливо поздоровалась со стариками, сидевшими на скамье вокруг липы: убеленными сединой мужчинами, сгорбившимися от возраста, и сухопарыми женщинами в чепцах, с морщинистыми, чуть желтоватыми лицами. Около булочной, вдоль стены, освещенной солнцем, дети играли в классы. Стояло прекрасное летнее утро, такое спокойное, что Анжелина еще больше расстроилась. Марта, эта мягкая, любезная девушка, уже никогда не увидит, как в ее родной долине времена года будут сменять друг друга…

Спаситель лежал под двуколкой. Увидев приближающуюся хозяйку, он вскочил.

— Моя славная собака, мой ангел-хранитель! — шептала Анжелина, лаская собаку. — Пойдем, я должна нанести кое-кому визит.

Из суеверного страха Анжелина решила, что не пойдет по длинной улице Пра-Безиаль. Она обогнула церковь и вышла на тропинку, вьющуюся между огородами и ведущую к реке. Анжелина была рада, что ей не придется пробираться по лабиринту тесных улочек. Идя по тропинке, молодая женщина наслаждалась солнечным светом и цветущими розами, которые оплетали деревянные заборы. Слева показалась небольшая площадка, окруженная платанами. Каждый месяц она на несколько дней превращалась в ярмарочную площадь. За площадкой была дорога, по которой можно было попасть в Ансену и на перевал Крузет. Вокруг свободно гуляли гуси, куры и утки.

— Спокойно, Спаситель! — велела Анжелина собаке. — Не смей трогать этих птиц!

Вдруг Анжелина застыла от изумления. Метрах в двадцати от нее мужчина навьючивал серого осла, привязанного к железному кресту, который установили здесь в 1851 году, когда была основана коммуна. Она могла поклясться, что этот мужчина был Луиджи. Анжелина четко различала его профиль. Мужчина наклонился вперед, привязывая деревянный футляр, в котором, несомненно, лежала скрипка. В ярком утреннем свете эта сцена казалась мирной, даже поэтичной, но Анжелина схватила овчарку за ошейник, словно хотела убедиться в ее присутствии. Растерявшись, она не могла сделать и шагу.

«Неужели у убийцы может быть такой безмятежный вид? — спрашивала она себя. — Боже, что делать?»

Цыган выпрямился и обернулся. Он сразу же увидел неподвижно стоявшую Анжелину в ореоле рыжих волос, напряженную, крепко вцепившуюся в ошейник собаки. Цыган устало взмахнул рукой, а потом направился к ней, восклицая:

— Анжелина! А я-то хотел избежать встречи с вами!

Теперь Луиджи был всего в нескольких шагах от молодой женщины. Хозяйка таверны точно описала его: короткие волосы, загорелый, одетый, как все местные жители.

— Не приближайтесь ко мне! — с трудом выкрикнула Анжелина. — После Люсьены вы убили Марту. Только я одна знаю всю правду. Когда же настанет моя очередь? Ведь вы преследуете меня!

На лице молодого человека отразилось недоумение. Он пристально посмотрел на Анжелину своими черными глазами.

— Вы сошли с ума, честное слово! По какому праву вы обвиняете меня? Черт возьми, я не убийца!

— Тем не менее, вы не удивились, узнав о смерти моей подруги Люсьены, — возразила Анжелина, внезапно охваченная отчаянной храбростью.

Она понимала, что бежать не имело смысла. Она должна бороться, заставить его выдать себя. Молодая женщина отважно смотрела на этого извращенца, способного дурачить всех и каждого, хитрить и прогуливаться по улицам днем, после того как ночью изнасиловал и убил свою жертву.

— Вы чудовище, — добавила Анжелина, пылая праведным гневом.

— О Люсьене я узнал от водника, который довез меня до Монтобана. Мне не оставалось ничего другого, ведь вы собирались донести на меня полиции. Анжелина, мне очень жаль, но вы должны мне верить. Как вы можете меня подозревать? Неужели вы думаете, что я мог причинить зло малышке Марте? Такой милой девушке?

Анжелина не сводила с Луиджи глаз, сбитая с толку его искренним тоном. «Он пытается меня обмануть, разыгрывает из себя невиновного, — думала она. — Жерсанда права. Он принадлежит к категории самых опасных преступников, умеющих заговаривать зубы, способных притворяться, чтобы выкрутиться, а затем продолжить безнаказанно убивать».

— В парке больницы вы вели себя иначе, — продолжала Анжелина. — Я боялась и обо всем рассказала полиции. Вас, безусловно, искали.

— Я догадывался, — вздохнув, ответил Луиджи. — И поэтому приехал сюда, где живет мой друг. Но сейчас я направляюсь в Испанию. Анжелина, позвольте мне уехать. Я больше никогда не вернусь во Францию. Клянусь, я не чудовище, я не убивал этих девушек.

Луиджи говорил спокойно. Он казался печальным, даже удрученным. Анжелина с ненавистью посмотрела на него:

— Да вы комедиант! Вы никогда не признаётесь! Неужели я должна вам верить? Нет, я вовсе не идиотка. Люсьена исчезла после того, как назначила вам свидание. А потом ее нашли мертвой. Хозяйка таверны сказала мне, что Марта была влюблена в вас, то есть в скрипача, который в День святого Иоанна переоделся. Почему? Зачем все это — маска, парик? А этот живот? Зачем?

— Это все из-за вас, — ответил Луиджи с горечью в голосе. — Я видел, как вы выходили из дилижанса с двумя женщинами и маленьким ребенком. Как я вам уже говорил, я предполагал, что вы меня подозреваете, и не хотел встречаться с вами. К счастью, я всегда вожу с собой свои пожитки. На ярмарках детей забавляет мой наряд. А сейчас мне очень грустно, ведь я рассчитывал заработать на празднике несколько су. Анжелина, подумайте сами: неужели я действительно похож на негодяя и убийцу, жаждущего крови? Смерть Марты потрясла меня, как и вас. Я ни от кого не скрываюсь, и это должно вас успокоить. Вчера я был на деревенской площади, рискуя встретиться с вами. Ну, вернее, я надеялся увидеть вас. Сама мысль о том, что вы считаете меня виновным в столь варварском преступлении, мне невыносима. Сейчас я даже чувствую облегчение, поскольку смог хотя бы высказаться в свою защиту, попытаться уверить вас, что не делал ничего плохого. Если бы я совершил это гнусное преступление, то уже убежал бы из деревни, разве не так?