Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек

— Моя дорогая, мы могли бы пожениться сразу после того, как вы получите диплом. Ничего не бойтесь. Вы будете заниматься своим ремеслом в родном городе, выполняя обещание, которое дали матери. К сожалению, я не могу рассчитывать на должность вне стен больницы, но, если я буду работать в больнице Святого Иакова или в какой другой больнице, я найду возможность приезжать к вам на день или два. Это продлится столько месяцев, сколько будет нужно. А еще я куплю загородный дом, где мы будем проводить наши любовные каникулы. Анжелина, ради вас я готов на любые жертвы!

Лучшего нельзя было придумать. Анжелина поняла это и расплакалась, на этот раз от радости.

— Вы слишком великодушны! Я никогда не забуду то, что вы сейчас мне сказали, никогда. И вы не найдете более признательной и преданной супруги, чем я.

Фиакр остановился. По шуму они догадались, что приехали на вокзал Матабио.

— Я не могу вас проводить, Анжелина, — заявил Филипп. — Меня ждут в больнице. Мадам Бертен обрушит на меня весь свой гнев, узнав о моей неожиданной выходке. Вы не потеряли квитанцию о приеме багажа на хранение?

— Нет, не беспокойтесь. Боже мой, как бы мне хотелось вернуться с вами и надеть рабочий халат!

Филипп нежно поцеловал Анжелину в губы, затем помог выйти из фиакра, который тут же отъехал. Вздохнув, она направилась к вокзалу легким шагом, соответствующим ее радостному настроению.

«Если бы я могла работать с ним вместе! Всю жизнь, — думала Анжелина. — Впрочем, я могу поработать год в Сен-Лизье, а затем переехать к нему. Благодарю тебя, Господи, за твою доброту! Я вновь обрела надежду, вновь чувствую себя способной любить. Причем мужчину, более достойного, чем Гильем, который оказался жалким трусом, предавшим меня».

Войдя в просторный зал, полный суетящихся пассажиров, Анжелина стала искать глазами старую даму. Жерсанды де Беснак не было ни в буфете, ни на перроне. Анжелина отправилась в камеру хранения за чемоданом и холщевым мешком.

— Анжелина! — раздался рядом знакомый голос. — О, малышка, ты здесь! Какое счастье!

Жерсанда де Беснак, смеясь от радости, похлопала Анжелину по руке.

— Как я рада! Уже вечером мы будем ужинать с нашим малышом и Октавией.

— Да, я тоже рада. Давайте выйдем на перрон. Мне не терпится уехать скорее, увидеть мои родные горы.

Через несколько часов Анжелина входила в свой дом, сияя от счастья. Ведь незадолго до этого она ласкала малыша Анри, который встретил ее и Жерсанду радостным криком. Ребенок подрос. Он говорил несколько слов, которые придумал сам, но подходящих случаю. Молодая мать нашла своего сына великолепным. Он был таким прелестным с каштановыми кудряшками, живым взглядом темных глаз и пухлыми розовыми щечками!

— Клестная! — закричал Анри, протягивая к ней руки. — Клестная!

Вспоминая эти счастливые мгновения, Анжелина с удивлением осматривала кухню. Огюстен Лубе чистил картошку, сидя около очага, в котором горели угли.

— Здравствуй, папа! — сказала Анжелина.

Огюстен Лубе открыл рот, увидев на пороге дочь с чемоданом в руке, будто свалившуюся с луны.

— Анжелина! Что такое? Черт бы тебя побрал! Я ждал тебя недели через две. Ты заболела? Нет, я знаю… Черт возьми! Тебя отчислили!

— Папа, может, ты меня обнимешь? — взмолилась Анжелина, у которой в горле стоял ком. — Я не сумела предупредить тебя о своем приезде. Все произошло так быстро, но я рада, что вернулась в родную обитель.

Сапожник отложил нож и картошку, вытер руки о голубой фартук и встал.

— Иди ко мне, малышка! — смущенно произнес он.

Анжелину не надо было просить дважды. Она прижалась к груди отца, готовясь вдохнуть знакомый запах кожи и металла, которыми обычно пахла одежда Огюстена. Однако до нее донесся аромат одеколона и свежего белья, так гармонировавший с чистотой на кухне, которая сейчас выглядела намного лучше, чем обычно. Занавеска, прикрывавшая колпак камина, была новой, ярко-желтой, на подоконнике стоял букет роз.

— А ты хорошо заботишься о жилище семьи Лубе! — пошутила Анжелина. — Вижу, с балок свисают соленые окорока и сало. Неужели в мое отсутствие ты охотился по всему краю?

— Нет-нет, — смущенно ответил отец. — Но все же, почему ты приехала так рано?

— Это долго объяснять, — сухо ответила Анжелина. — Я поднимусь в свою комнату и переоденусь. Потом мы поговорим.

— Ты собираешься ужинать у своей гугенотки? — спросил Огюстен с улыбкой. — Держу пари, что да!

Анжелина сделала несколько шагов по кухне и нерешительно открыла дверь, ведущую в коридор.

— Если хочешь знать, я всегда желанная гостья в доме Жерсанды. А вот в родном доме… Скажи, папа, что ты скрываешь? Уж не пригласил ли ты некую особу на ужин?

— Черт бы тебя побрал! — воскликнул сапожник. — Что ты выдумываешь? A-а, я все понял! Твои подружки с улицы Нобль не смогли удержать язык за зубами. Они рассказали тебе о…

— О вдове Марти, — уточнила Анжелина. — Или, скажем, о Жермене Марти. Папа, я посоветовала тебе снова жениться, но ты не обязан прислушиваться к моим советам…

Анжелина говорила нарочито веселым тоном, но ее грудь сжимала тоска. Огюстен догадался о чувствах дочери. Он подошел ближе и сурово посмотрел ей в лицо.

— Никто не заменит Адриену в моем сердце, малышка. Только мне очень приятно иметь спутницу, видеть, как женщина занимается хозяйством, гладит белье… Я не уверен, что женюсь на Жермене, даже если она этого хочет. Сейчас мы просто утешаем друг друга. Утром она приходит, чтобы подмести пол или поменять воду цветам, порой я приглашаю ее на ужин, как сегодня. Я хожу к ней, чиню кое-что… дверь, полки. Считай меня старым идиотом, но это заставляет меня следить за собой, проветривать мастерскую, гулять по воскресеньям. И мы вместе ходим к мессе. Она очень набожная, очень серьезная…

Почувствовав неловкость положения, Анжелина сделала отцу знак, чтобы он замолчал, и нежно ему улыбнулась.

— Не надо оправдываться, папа. Я знаю, в мое отсутствие ты страдал от одиночества. Мне нравится мадам Марти. Не волнуйся, я буду ужинать у Жерсанды. Я пойду к ней, как только разберу чемодан. Но раз ты сделал признание, я тоже должна кое-что тебе сообщить. В июле к нам приедет гость. Доктор Филипп Кост. Он хочет попросить у тебя моей руки.

— Черт возьми! Доктор! Тот самый, что прислал открытку на День святого Валентина? О, Анжелина, как я рад! Тысяча чертей! Моя дочь выйдет замуж за доктора! Значит, у этого человека были серьезные намерения…

Ошеломленный Огюстен Лубе стоял с открытым ртом. Анжелина не хотела омрачать радость отца. Она завтра расскажет ему об убийстве одной из учениц и о том, почему эта трагедия привела к ее преждевременному возвращению домой.

— Я разрешаю тебе, папа, выпить стакан вина, — добавила Анжелина. — Выпей за нашу любовь.

Анжелина быстро поднялась в свою комнату. Открытое окно выходило на улицу Мобек. В теплом воздухе витал пьянящий аромат роз. На защищенных от холодных ветров улочках и переулках старинного городка, что был возведен на плато, спускающемся к югу, росло множество столетних розовых кустов. В июне они придавали городу неповторимое очарование. Закрыв глаза, Анжелина вдыхала этот хмельной запах.

— Наша любовь! — тихо повторила она. — Чего она стоит? Папа не забудет маму в объятиях Жермены Марти, а я, вернувшись в Сен-Лизье, вновь вспомнила о Гильеме. Более того, когда я шла по площади с фонтаном, меня охватило сомнение, действительно ли я испытываю чувства к Филиппу. Возможно, я должна отказаться от мысли обосноваться здесь, в городе, где все напоминает мне о моем любовнике, о моем прекрасном любовнике.

Растерянная Анжелина сняла атласное платье. Она инстинктивно ощущала потребность надеть простую одежду, чтобы восстановить связь со своим домом, своим беззаботным детством. Куда делась бесстрашная рыжеволосая девочка, бегавшая в сабо по улицам, спускавшаяся по склону холма, перелезавшая через руины крепостных укреплений, чтобы погулять по заброшенным садам? Куда делась та Анжелина, которая помогала старому Жаку доить коз и изображала повитуху, наблюдая за кошкой, что вот-вот должна была окотиться в глубине конюшни?

Анжелина покачала головой, прогоняя ностальгические воспоминания. Она надела бежевую холщевую юбку и белую кофту с воротником, завязывавшимся на хлопчатобумажную тесемку. Нервным жестом взлохматила волосы.

— Ну вот, теперь я чувствую себя лучше, — вполголоса произнесла Анжелина.

В этот миг прогремел гром. Молодая женщина вздрогнула, нетерпеливо ожидая второго раската. Она любила грозу, фантасмагорическая неистовость которой завораживала ее. Она подошла босиком кокну и облокотилась на подоконник. Серебристая молния пронзила серые облака, озарив светом крыши Дворца епископов.

— Еще! Еще! — просила Анжелина.

Небо прочертили две ослепительные кривые. Раздался оглушительный гром. Одна молния ударила совсем рядом. Через несколько секунд хлынул дождь, прямой, прозрачный. Анжелина подставила под струи руки и ее охватило странное чувство: казалось, что она рождается заново, освобождается от страха и сомнений и гордая страна гор и ручьев салютует в честь ее обновления.

Жерсанда де Беснак, Октавия и Анжелина сидели под навесом таверны в Бьере. Здесь они должны были переночевать, а на следующее утро ехать на хутор Ансену, где их ждали Жан Бонзон и его супруга Урсула.

— Мне так хочется, чтобы вы посмотрели на костер святого Иоанна! — говорила Анжелина. — Он понравится Анри. Ничего страшного, если малыш ляжет спать чуть позже, тем более, что он хорошо выспался после обеда.