— Боже мой! Хорошо, что громкие крики Розетты привлекли внимание жандармов!

— Да, бригадир тут же позвал своего заместителя, и они побежали на крики. Они ориентировались еще и на лай Спасителя и поэтому быстро добрались до места трагедии. Там они увидели, что овчарка мертвой хваткой вцепилась в шорника. Чуть дальше, метрах в двух, лежала Розетта. Когда шорник принялся душить ее, она потеряла сознание, но быстро пришла в себя и смогла указать на своего обидчика и дать показания. В противном случае, как мне сказал жандарм, они пристрелили бы Спасителя, решив, что он бешеный.

— Боже, какой ужас!

— Но это не конец, — продолжила свой рассказа Анжелина. — Спаситель покусал Сегену руки и лицо. Изнемогая от боли, эта грязная свинья повалилась на землю. Овчарка схватила его за горло, но только лишь для того чтобы не дать Сегену возможности пошевелиться. Теперь он был полностью во власти собаки. Я думаю, что Спаситель ждал моего прихода. Он никогда не осмелился бы сомкнуть челюсти и убить человека.

— А говорят, что у животных нет души и разума! — возмутилась Жерсанда. — Слава богу, это чудовище за решеткой! Теперь он никому не сможет причинить вреда.

— Октавия сказала то же самое. Но вы не знаете, чем все закончилось. На рассвете Блез Сеген повесился в своей камере.

— Ах! Он избежал людского возмездия! Будем надеяться, что ему не удастся избежать суда Божьего! Как только подумаю о Марте, этой молоденькой служанке, и о твоей подруге Люсьене… Малышка, налей мне немного ликера. Это придаст мне сил.

Анжелина поспешила выполнить просьбу своей подруги. Жерсанда была бледной, казалось, она потрясена до глубины души.

— А ужин? Давай теперь поговорим о приятных вещах! Я больше слышать не хочу об этом садисте с кабаньим рылом.

— О, наш знаменитый ужин! — воскликнула молодая женщина. — Когда мы — отец, Розетта и я — вышли из здания жандармерии, колокола собора пробили восемь часов вечера. Жермена нервно ходила по площади, не в силах побороть волнение. Чуть раньше она поднялась на улицу Мобек и увидела, что в доме никого нет, хотя приборы стояли на столе. Ее можно понять: папа задержался на исповеди и не вернулся домой. Когда она узнала о том, что произошло, то, обняв Розетту, расплакалась. Я тоже так разнервничалась, переживая эту трагедию заново, что решила перенести праздничный ужин. Мне хотелось остаться наедине с Розеттой, ободрить ее. Но, оказывается, я плохо ее знала. Знаете, что она мне сказала? «Мсье Огюстен, мадам Лубе и вы, мадемуазель Анжелина, не надо портить праздничный вечер из-за меня. Я видела и не такое. В моей жизни всякое бывало. Нельзя, чтобы пропал жареный гусь! Я уверена, что он готов!» Увы, Жерсанда! Огонь погас, птица почти остыла. К тому же с одного боку гусь подгорел, а с другого был чуть сыроватым. Но все же мы поужинали. Картошка оказалась настоящим лакомством, да и яблочный пирог удался.

— О, Анжелина! Моя дорогая Анжелина! — улыбаясь, воскликнула старая дама. — Как я люблю тебя, малышка! Поверь мне, я испытываю огромную нежность к этому прелестному цветку нищеты, нашей Розетте. Я считаю своим долгом научить ее читать и писать, это еще и доставит мне радость. Но ты не ответила на мой вопрос. Мне это не приснилось, я наяву слышала, как ты сказала: «Почему я не доверяла ему? Почему?» Значит, ты говорила не о Сегене!

Молодая женщина опустилась на колени перед диваном и взяла Жерсанду за руку.

— Конечно, не о Сегене, мадемуазель. Я говорила о невиновном, которому причинила огромное зло, — это Луиджи, скрипач. По моей вине его чуть не осудили и не отправили на эшафот. В Бьере разъяренная толпа бросала в него камни. Я уже не говорю о том, что отец Марты выстрелил в него и ранил, возможно, смертельно.

— Полно, не вини себя. Этот молодой человек каждый раз оказывался на месте преступления, как писали в газетах.

— Но он твердил, что невиновен. Я должна была усомниться, правильно ли поступаю, собираясь донести на него. Пока вы спали, я размышляла. Я не доверяла ему с момента нашей первой встречи, поскольку он украл мою ослицу. И прятал кинжал в сапоге. Разумеется, он объяснил мне, что его бродячая жизнь полна опасностей, поэтому он носит с собой кинжал. Но я видела в нем только акробата, цыгана, волокиту… А на самом деле он талантливый музыкант, разыскивающий свою семью.

При этих словах Жерсанда де Беснак сжалась. Сердце Анжелины было готово выпрыгнуть из груди. Молодая женщина дрожала всем телом, во рту у нее пересохло, настолько она волновалась.

— Мадемуазель, я должна вам кое-что показать. Но, может, сначала выпьете немного ликера?

— Нет, спасибо. Что ты хочешь мне показать? Еще не время вручать подарки! Надо дождаться вечера. Кстати, малышка, я тоже сгораю от нетерпения. Сюрприза не получится. Розетта, конечно, расстроится, но поймет меня и…

— Прошу вас, мадемуазель, выслушайте меня!

— Анжелина, сжалься над старой больной женщиной! Ты будешь ругать меня, протестовать, но я купила для тебя кабриолет и кобылку, послушную, как ягненок. Теперь ты сможешь добираться к своим пациенткам быстрее, чем пешком или на ослице. Сегодня вечером Альфонс должен был при пособничестве Розетты отвезти их к тебе.

— О, спасибо, мадемуазель Жерсанда, спасибо! Я мечтала о кабриолете, но сомневалась, смогу ли когда-нибудь позволить себе такую роскошь. Но вы все же не должны были делать такой дорогой подарок. Мне так неловко!

Задрожав, Анжелина нежно обняла свою подругу и поцеловала в щеку.

— Ты не отказываешься от моего подарка? Ты рада? Боже, неужели ты тоже заболела, дочь моя? Почему ты плачешь? Почему дрожишь? Анжелина, но…

Молодая женщина немного отстранилась и разжала ладонь, в которой прятала золотой медальон.

— Что это? Господи! Где ты его нашла?!

Смертельно бледная, с широко раскрытыми глазами, Жерсанда де Беснак, задрожав в свою очередь, схватила медальон и прочитала свои инициалы.

— Боже, где он был, этот медальон? Раньше он принадлежал мне. Я прикрепила его к чепчику Жозефа, своего сына. Анжелина, не смотри на меня так! Говори! Говори же!

— Он был приколот к подкладке футляра для скрипки — скрипки Луиджи, которую разъяренная толпа растоптала. К счастью, медальон блеснул на солнце, иначе бы я его не нашла.

Старая дама слушала, судорожно сжимая медальон в ладони. Слова Анжелины медленно доходили до ее сознания.

— Ты думаешь, что он украл его у моего сына? В таком случае, он должен был встречаться с ним, — пробормотала Жерсанда.

— Нет, дорогая мадемуазель, я думаю, что он бережно хранил медальон в надежде найти свою мать, — тихо ответила Анжелина. — Есть еще одна деталь. В Тулузе Одетта, одна из моих подруг, утверждала, что внизу на спине у Луиджи есть родимое пятно в форме сердца. Она видела это пятно, когда он выполнял акробатические номера. Простите меня, я ничего не говорила вам, поскольку подозревала, что именно Луиджи изнасиловал и убил Люсьену. Я не могла смириться, что ваш сын, если это был он, превратился в жестокого убийцу.

Запрокинув голову, Жерсанда упала на подушки. Испуганная Анжелина бросилась к ней.

— Прошу вас, простите меня! — молила Анжелина. — Луиджи — ваш ребенок, тот самый, кого вы так долго искали. Я поняла это, когда нашла медальон, но промолчала по причине, которую объяснила вам. Теперь же, когда я твердо уверена в невиновности Луиджи, мне не терпелось сообщить вам эту добрую весть.

— Мой сын! Мой дорогой малыш Жозеф! Но, возможно, это тот самый молодой человек, которого я видела из окна своей комнаты в Бьере! Меня смутило его лицо, и чем дольше я на него смотрела, тем отчетливее вспоминала свое прошлое и терзалась угрызениями совести. Я не понимала, почему. Я думала о Вильяме, о той страсти, которая нас соединила. В тот вечер я много плакала. Я оплакивала судьбу своего ребенка. Анжелина, это был Жозеф, я в этом уверена. Господи, надо его найти! Где он может скрываться? Он сбежал из больницы. Куда же он мог направиться, раненый, ослабевший? Скажи, Анжелина, ты мне поможешь? Он не мог умереть. Я должна увидеть его, вымолить у него прощение, заключить в свои объятия.

— Конечно, он не мог умереть, — с уверенностью сказала Анжелина. — Он бежал вовсе не для того, чтобы умереть. Если у него хватило сил спастись, значит, он твердо намеревался жить. Мадемуазель, вы увидите своего сына, обещаю.

Жерсанда выпрямилась. Ее лицо порозовело, сапфировые глаза засверкали.

— Ты обещаешь мне, малышка? О! Господи Иисусе, я не умру до тех пор, пока не найду моего Жозефа, слышишь?! Я чувствую себя гораздо лучше. Ты мне вернула надежду, Анжелина. Спасибо, дорогое дитя! Я не сержусь на тебя. Ты поступила так, как велела тебе совесть. Не знаю, смогла бы я смириться с мыслью, что мой сын — извращенец. Но ты смыла с него все подозрения. Ты возвращаешь его мне достойным своих предков. Музыкант, артист… Он порядочный человек, я в этом уверена! Хотя и вел кочевую жизнь…

Старая дама поцеловала золотой медальон, а потом погладила Анжелину по щеке. Та твердо сказала:

— Я найду его, мадемуазель. Я пойду на край света, если понадобится, но однажды он переступит порог этой гостиной. И я тоже попрошу у него прощения.

Анжелина замолчала, охваченная странными чувствами. Она необдуманно дала обещание, и теперь во что бы то ни стало надо было его выполнить. И не только ради счастья Жерсанды де Беснак, но и ради своего счастья.

«Я найду его, — повторяла про себя Анжелина. — Когда он посмотрит мне в глаза, я смогу ему улыбнуться и наконец полюбить его».

Мари-Бернадетт Дюпюи — французская писательница, получившая известность благодаря своим невероятно трогательным романам. Романтическими историями, завораживающими читателя своей искренностью и поражающими хитросплетениями судеб, зачитываются более 2,5 миллионов поклонников творчества Дюпюи по всему миру.