Огюстен догадался, что скрывалось за словами его дочери. Вероятно, семья Кост оказала Анжелине холодный прием, или же Филипп, находясь в кругу родственников, проявил свой истинный характер, что не понравилось его дочери. Присутствие Розетты стесняло Огюстена, и он решил подождать с расспросами. Рано или поздно он наверняка узнает, что произошло на самом деле.

— Прелестная упрямица, иди сюда! — проворчал сапожник, опуская руку на плечо Анжелины. — Разумеется, я тебя поцелую.

Огюстен робко поцеловал дочь в лоб. Будучи человеком щепетильным, он все-таки задал вопрос:

— Надеюсь, ты вернула кольцо этому доктору?

— Конечно, папа!

— Хорошо… И все же чудно… Я везде хвастался, что ты удачно выходишь замуж. Теперь мне придется всем рассказывать, что все полетело к чертям. А клиника? Ты же собиралась работать с Филиппом. Или тебе и на клинику наплевать? Разрази меня гром! Я возвращаюсь к Жермене.

Огюстен махнул рукой и вышел, качая головой. Анжелина заперла калитку на ключ.

— И это только начало, — сообщила она Розетте. — Отец будет упрекать меня по меньшей мере год. Я его знаю. И еще стенания Жерсанды… Как я тебе уже говорила в поезде, это она вынудила меня согласиться на брак с доктором Костом.

— Вы правильно поступили, мадемуазель… простите, Анжелина. Да, вы правильно сделали, что порвали с этим господином. Он слишком старый. И потом, если бы вы не ушли от него сегодня утром, я по-прежнему просила бы милостыню у церкви.

— Розетта, нас соединила судьба. Итак, за работу!

Молодая женщина с детской радостью принялась хлопотать в родном доме. Она зажгла в кухне керосиновую лампу, висевшую над столом, и убедилась, что все в порядке.

— О, какая я глупая! — смеясь, воскликнула Анжелина. — Я уехала из дому вчера утром, но у меня такое впечатление, что я вернулась после долгого пребывания на краю света.

Улыбающаяся Розетта согласно кивнула головой. Она подкладывала в очаг хворост, лежавший около камина рядом с сухими дровами.

— У вас есть спички, мадемуазель Анжелина?

— Да, коробок лежит на колпаке камина. А в нише, под печью для выпечки хлеба, ты найдешь газеты.

— Ладно, мадемуазель!

— Розетта, прошу тебя! Сделай над собой усилие и зови меня по имени.

— Я стану стараться, мадемуазель Анжелина.

— Надо говорить: «Я постараюсь», — поправила Розетту Анжелина. — Так приятнее на слух.

— Обещаю, буду на это обращать внимание.

Розетта была слишком счастлива, чтобы обижаться. Приняв девочку в свой дом, Анжелина удостоилась ее вечной благодарности, и это всеобъемлющее чувство признательности не ослабеет за долгие годы, которые им будет суждено провести вместе.

Скоро разгорелся яркий огонь, изгнавший из кухни сырость.

Лежа под столом, Спаситель внимательно наблюдал за всеми действиями Розетты и Анжелины.

— Хочешь подняться на второй этаж? — спросила Анжелина. — Там две комнаты и маленькая каморка с ведром для личных нужд. Иди за мной. Надо пройти по коридору, а там всегда холодно. И зимой, и летом. Сейчас я возьму свечу. Лестница находится в конце коридора. Мои родители часто спрашивали себя, кому пришло в голову так неудачно расположить помещения. Наш дом очень старый.

При дрожащем пламени свечи они вышли в коридор. Розетта остановилась и постучала по перегородке, отделявшей коридор от кухни.

— Э, да они не очень-то шевелили мозгами, ваши родители, мадемуазель Анжелина. Это не стена! Постучите сами! Это перегородка с деревянными поперечинами. А пустоты заполнены саманом из соломы, песка и извести.

— Я знаю, Розетта. Я же выросла здесь.

— Ее надо сломать. Тогда и кухня станет больше, и в коридоре будет светлее и теплее. В старину люди всегда так строили: они специально отгораживали холодное помещение, где можно было бы хранить продукты.

Изумленная Анжелина посмотрела на саманную стену. Ни Адриене, ни Огюстену никогда не приходила в голову мысль сломать перегородку.

— Но это мне обойдется очень дорого. К тому же будет грязно, Розетта. Смотри, в кухне дощатый пол, а здесь земляной.

— Я могу этим заняться, — уверенно сказала девушка. — Мой дед был каменщиком в Перпиньяне. Когда я была маленькой, мы жили с ним вместе. Он брал меня с собой на стройку и все показывал. Я многому научилась. А вам я так обязана!

— Посмотрим. Полагаю, ты не такая уж сильная и без помощника тебе не обойтись. Но это хорошая идея.

Они поднялись на лестничную площадку, на которую выходили три двери.

— Моя комната слева. В центре — каморка, а дальше комната моих родителей, ну, моего отца. Он не стал вывозить мебель. Ты будешь спать там. Нам надо только постелить постель. Увы, здесь не топлено. Я одолжу тебе на ночь свою жаровню. Смотри, простыни лежат в этом огромном шкафу, занимающем почти всю площадку.

— Я предпочитаю спать внизу, с вашей собакой. Если у вас есть тюфяк, я положу его рядом с огнем. А жаровню оставьте себе. Я даже не знаю, что это такое…

Растроганная Анжелина показывала комнаты Розетте, даже не подозревая, что молоденькая девушка считала роскошью кровать с медными стойками, занавески на окнах и сундуки для белья.

— Я не смогу здесь спать, клянусь вам! Я вовсе не мерзлячка. И потом, я не имею права на такие красивые вещи.

«Боже мой! Какой парадокс! — говорила себе взволнованная Анжелина. — Розетта чувствует себя у меня в доме, примерно, так же, как я чувствовала себя у Костов. Ей все кажется красивым, по сравнению с лачугами, в которых она жила. И я уже была готова сказать ей, что она привыкнет к этому скромному комфорту, как говорил мне Филипп».

— Розетта, не суди по внешнему виду, — сказала Анжелина в надежде приободрить свою юную подругу. — У меня в кармане нет ни су. Этот дом принадлежал моим дедушке и бабушке. Я бедная, хотя у меня есть красивые платья и мебель. Все относительно, разумеется. Этому слову меня научила мадемуазель Жерсанда. Да, я согласна, моя семья не такая бедная, как множество других, но такие люди, как Лезажи, родители Гильема, или доктор Кост считают, что мы находимся внизу социальной лестницы.

— Я ничего не поняла из того, что вы сейчас сказали, мадемуазель, — проворчала Розетта. — Но плевать. Я предпочитаю тюфяк перед камином, потому что тогда смогу смотреть на огонь. А ваша собака составит мне компанию, если ляжет рядом. Давайте спустимся, и я приготовлю что-нибудь поесть…

— Нет, подожди! — воскликнула Анжелина. — Я возьму из сундука две ночные рубашки и платки. Мы перенесем матрас моего отца в кухню, захватим простыни и одеяла. Сегодня мы обе будем спать у огня, а Спаситель будет нас охранять.

Поднялась настоящая суматоха. Смеясь, они быстро бегали вверх-вниз по узким ступенькам, забыв об ужине. Их беготня действовала псу на нервы. Он вскочил и, залаяв, побежал за ними.

— Спокойно, Спаситель! — хором сказали девушки.

Розетта вызвалась набрать воды из колодца, ведь после ужина Анжелина собиралась вымыть ей голову и вычесать вшей. Молодая женщина решила сделать яичницу и положила на сковородку кусочки сала. Она была рада, что эту ночь они проведут вместе, удобно устроившись между столом и камином. Анжелина не могла не думать:

«Как это хорошо, веселиться и разговаривать! Мне не верится, что вчера вечером я сидела за столом Костов в вечернем платье. Господи, три бокала перед каждой фарфоровой тарелкой, массивные серебряные приборы, хрустальные люстры, не говоря уже о слугах! Я в тысячу раз вольготнее чувствую себя под крышей дома Лубе в простом фартуке. С Розеттой! Какая она смешная, отважная и хитрая! У меня никогда не было сестры…»

Проголодавшиеся девушки с удовольствием съели омлет с сыром. И хотя хлеб оказался черствым, Розетта заявила, что для нее это был королевский пир.

— Моя мать так всегда говорила, — добавила она. — Как я ее любила!

— Я знаю, что такое потерять мать, — сочувственно откликнулась Анжелина. — Но при жизни твоей мамы, когда вы жили у твоего деда-каменщика, у тебя был дом и кровать? Вы не испытывали нужды, правда?

— Все благодаря дедушке. У нас был огород, и мы держали кур. Только дедушка и отец все время ругались. Однажды мы уехали. Моя мать плакала, Валентина тоже. Отец заявил, что сумеет заработать много денег, что он не желает быть на содержании у кого бы то ни было. После этого все пошло прахом. У меня уже было два маленьких брата, потом родились еще двое. Слишком много ртов! Я не хочу об этом вспоминать, Анжелина.

— А дедушка — это отец твоей матери?

— Да. Он умер через два года после нашего отъезда. О его смерти мы узнали из письма. Я сама отнесла письмо кюре, чтобы он прочитал его.

Анжелина откупорила бутылку лимонада из цветов бузины, которую ей дала Октавия, прекрасно готовившая настойки и наливки.

— Не грусти! Теперь ты здесь. Сейчас я выведу вшей при помощи уксуса.

— О, я не могу спать рядом с вами. Вдруг вши переползут к вам…

Анжелина с успехом справилась с этой утомительной операцией, требующей внимания и кропотливости. После двух часов работы она с облегчением расчесала каштановые волосы своей подруги и заплела их в косы. Вымытые теплой мыльной водой, смазанные уксусом, волосы стали блестящими и шелковистыми. Розетта посмотрела на себя в маленькое зеркало, висевшее на стене.

— Какая я чистая! И, могу сказать, вся розовенькая!

Возможно, согревшейся после сытного ужина Розетте так и казалось, но Анжелина находила ее очень бледной и невероятно худой. Розетта разглядывала себя в зеркале, не веря в собственное счастье. Взволнованная до глубины души Анжелина подбежала к ней и нежно обняла.

— Теперь, моя сестричка, давай спать, — прошептала она на ухо Розетте.

Они легли на матрас, застеленный простынями, от которых исходил тонкий аромат лаванды, укрылись двумя шерстяными одеялами и периной, набитой гусиными перьями. После того как Анжелина погасила керосиновую лампу, кухню освещал только огонь камина. Спаситель лег у их ног, повернув белоснежную голову в сторону горящих углей. Перед тем как встретить Анжелину и ее малыша в пещере Кер, он охранял стадо, и теперь инстинкт подсказывал ему, что он должен охранять этих двух хрупких женщин. И он принялся за дело изо всех своих собачьих сил. Горе тому, кто посмеет проникнуть в дом…