Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек

Глубоко опечаленная, обозлившаяся на весь мир, Анжелина открыла окно и полной грудью вдохнула холодный ночной воздух. Вид заснеженных вершин, казавшихся серебряными в лунном свете, усилил ее горечь. Анжелина осознала, что погналась за легкой жизнью в надежде подняться по социальной лестнице. А ведь подлинные сокровища находились в горах, под вековыми соснами или в скромном саду с душистыми розами и даже у изголовья женщин, готовых подарить новую жизнь ценой невероятных страданий.

— Я хочу домой, — повторила Анжелина.

Сейчас она тосковала не только по Сен-Лизье, но и по своей мечте: ведь ей так хотелось стать преемницей матери, славной Адриены.

— Дорогая мамочка, я наконец поняла, — прошептала Анжелина, обращаясь к звездному небу. — Я больше никогда не буду заблуждаться, никогда…

В эту минуту в дверь постучал Филипп Кост.

— Анжелина, будьте добры, откройте, — просил Филипп Кост в десятый раз. — В конце концов, это смешно! Как я выгляжу, стоя у вашей двери? Что подумает моя семья?

Анжелина, смирившись с неизбежным, открыла дверь. Доктор вихрем ворвался в комнату и захлопнул дверь.

— Как вы осмелились выйти из-за стола таким образом? — разъяренно прорычал Филипп. — Вы оскорбили мою мать и сестру, устроивших этот ужин.

Стоявшие по обеим сторонам кровати лампы излучали мягкий золотистый свет. Филипп сразу же заметил, что Анжелина переоделась.

— Я вынужден вас просить надеть вечернее платье и последовать за мной в столовую. Там вы принесете свои извинения и мы сможем приступить к десерту.

— Бесполезно просить меня, — тихо ответила Анжелина. — Я не спущусь. Это не мимолетный каприз. Не надо ломать комедию, Филипп. Ваши родственники никогда не примут меня. К тому же вы не уважаете моего отца.

— Надеюсь, вы не имели глупость оскорбиться из-за язвительных замечаний матери. После смерти моего отца, а это случилось десять лет назад, у нее есть только одно развлечение: подтрунивание над гостями. Вы ей нравитесь. Она сама сегодня сказала мне об этом. Она находит вас красивой, темпераментной, и в этом ее мнение совпадает с мнением вашего отца.

— Дело не только в этом. Не знаю, сумеете ли вы понять, что я испытываю, находясь в вашем доме. Я не создана для этого общества, роскоши, подобного комфорта.

— Вздор! — проворчал Филипп. — Какая женщина откажется от нарядных туалетов или комфорта в доме? Анжелина, я разочарован. В поезде нам было так весело! Мы строили планы, один лучше другого. Будет вам, дорогая. Я охотно прощу столь экстравагантную выходку, но доставьте мне удовольствие, наденьте вечернее платье. Моя мать и сестра, должно быть, волнуются. Уверяю вас, им не понравилось, что у вас так легко меняется настроение.

Анжелина села на кровать, положив руки на колени.

— Филипп, не притворяйтесь, будто ничего не понимаете. Я сказала вам, что комедия окончена. Комедия, в которой богатый доктор женится на бедной девушке с гор.

Филипп разнервничался. Он принялся ходить по комнате, время от времени проводя рукой по волосам.

— Хорошо, я понял. Увы! Вы осуждаете старую даму, страдающую подагрой, за ее высокомерие, которое забавляет ее саму. Вы не оценили наш дом и его удобства. Но все это отговорки. Полагаю, вы просто не нашли другого способа порвать со мной. Не стесняйтесь, скажите правду: вы меня не любите. Вы никогда меня, по сути, не любили…

— А вот тут вы заблуждаетесь, Филипп.

— Надеюсь, что заблуждаюсь! Анжелина, все это мы обсудим завтра. Если вы питаете ко мне хотя бы немного нежности, прошу вас, не унижайте меня. Нас ждут. Пирог уже подан. Если это и комедия, надо продолжать ее играть.

— Значит, для вас важно соблюсти правила приличия? И больше ничего? — возмутилась Анжелина. — Кольцо, которое вы мне подарили, лежит на комоде, в своем футляре. Забирайте его и уходите! Скажите своей матери, что я чувствую себя недостойной вас и вашей семьи. И знайте, что я люблю вас, несмотря на свое решение.

Услышав такое признание, Филипп упал перед Анжелиной на колени. Он успокоился и радостно смотрел на нее.

— Тогда ничего не потеряно, моя дорогая! Вы поддались вполне объяснимой панике и, будучи честной, считаете необходимым отказаться от легкой жизни, которую я вам предлагаю. Анжелина, вы быстро привыкнете к теплым ваннам и отдыху на нашей вилле в Биаррице. Вы будете блистать в обществе. Ваша особенная красота станет вашим козырем. Я могу понять ваши колебания и растерянность, но вскоре вы начнете получать огромное удовольствие от вашего нового социального положения.

Анжелина чуть не поддалась искушению. Она представила, что стоит на высокой стене и ей надо выбрать, в какую сторону прыгнуть. «Скажем, вправо. Тогда я буду повитухой с улицы Мобек. Меня будут звать к роженицам днем и ночью. Со мной будут расплачиваться курами, мешками с картошкой. Может, серебряной чайницей. Со мной будет жить моя собака. Я буду есть наваристый суп с салом у папы, воспитывать сына… Если я прыгну влево, то стану дамой, обязанной присутствовать вместе с мужем на скучных ужинах. И я потеряю свободу…»

— Нет, Филипп. Мне очень жаль. Я искренне думала, что смогу выйти за вас замуж. Но я ошибалась.

— Но до свадьбы еще далеко! — запротестовал Филипп. — Мы празднуем только помолвку. Поэтому прошу вас переодеться и спуститься вместе со мной на первый этаж. Давайте поскорее!

Вдруг Анжелина порывисто схватила Филиппа за плечи.

— Нет, я не могу. Я не такая, как вы думаете. Филипп, выслушайте меня. Я уже давно хотела рассказать вам правду, но мне не хватало мужества.

— Какую еще правду? — удивился Филипп, вставая, что вынудило Анжелину убрать руки с его плеч.

— Три года назад я полюбила одного мужчину, сына крупных буржуа из Сен-Лизье. Я была юной, наивной. Он обещал на мне жениться. Я уступала ему во всем, поскольку любила его. Потом он уехал якобы учиться, но на самом деле женился на другой. Я осталась одна. Я была в отчаянии, к тому же беременной. Я оставила ребенка. Не могло быть и речи, чтобы бросить малыша, но я ничего не сказала отцу. Вы видели ребенка, Филипп. Это мой крестник Анри, которого Жерсанда де Беснак усыновила и взяла в свой дом.

После этих слов воцарилась гробовая тишина. Анжелина не осмеливалась посмотреть на доктора.

— Уверяю вас, я хотела рассказать вам об этом до нашей свадьбы, — продолжала Анжелина. — И даже гораздо раньше. Но вы такой ревнивый, вы так были уверены в моей непорочности, что я боялась ранить вас.

— Только что вы это сделали. Боже! У меня нет слов, чтобы охарактеризовать ваше поведение. Право, я последний дурак. Вы заворожили меня своей красотой.

Испуганная Анжелина задрожала. Разгневанный Филипп принялся ходить по комнате.

— Вы! Вы, которую я так уважал, для которой выхлопотал столько поблажек у дирекции больницы! Как я мог быть таким глупым, таким слепым! Вы использовали меня…

Филипп бросился к Анжелине и, схватив за руки, вынудил встать.

— Посмотрите на меня, черт возьми! — прорычал он. — Ангельское личико скрывало порочную душу… Конечно, вы правильно поступили! Вы рассказали мне о своем прошлом только после того, как получили свой диплом. Но отныне эта бумажка ничего для меня не значит. Вас не должны были принимать в больницу Святого Иакова, ведь вы незамужняя женщина с ребенком. Вы не заслуживаете этого! Боже мой! До чего вы мне противны!

Сжав зубы, Филипп изо всех сил тряс Анжелину.

— Вы разрушили мою самую прекрасную мечту, Анжелина. Вы без малейших угрызений совести растоптали мое счастье, веру в вас. Вы, должно быть, ликовали, изображая из себя недотрогу, когда я пытался залезть к вам под юбку.

— Я боялась, что вы, дотронувшись до меня, поймете, что я не девственница, — в ужасе пролепетала Анжелина.

— Какая же вы притворщица! Хитрая, изворотливая! — шипел Филипп. — А я был готов ждать целый год!

Анжелина расплакалась, уязвленная его грубостью. Он затряс ее еще сильнее.

— Было бы лучше, если бы я опрокинул вас при первой же возможности. Но я наверстаю упущенное, — пригрозил Филипп, прижимаясь к Анжелине. — Зачем мне сдерживаться, правда?

С выпученными глазами, лицом, побагровевшим от ярости, Филипп был похож на сумасшедшего. Он резко толкнул Анжелину на кровать и сразу же задрал ей юбку.

— Не стоит корчить из себя нежного любовника, вы согласны? Эй, славная Анжелина! Путь уже открыт, и я воспользуюсь им.

Филипп оторвал пуговицы на блузке Анжелины и разорвал нижнюю рубашку из тонкого батиста. Он грубо мял ее груди, щипал их, потом резко раздвинул ноги Анжелины в стороны, разорвав шелковые панталоны. Женщина не сопротивлялась. Она была многим обязана Филиппу и понимала, что ее откровение буквально убило его.

— Так, сейчас я вас осмотрю, мадемуазель, — прошипел Филипп с ненавистью в голосе.

И сразу грубо воткнул палец во влагалище. На него, задыхающегося, взлохмаченного, было жалко смотреть. Через несколько секунд он вошел в нее, плотно сжав губы, чтобы не закричать от удовольствия. Тело Филиппа ходило ходуном. Потом он стремительно отстранился и излил сперму на живот молодой женщины.

— Вам хватит и одного байстрюка. Я не собираюсь делать вам второго, — пробурчал он, застегивая брюки. — Вы обошлись мне гораздо дороже, чем дамы легкого поведения, к услугам которых я иногда прибегал.

Анжелина, лежавшая поперек кровати, ничего не ответила. Ученицы мадам Бертен, особенно уроженки Тулузы, утверждали, что доктора больницы посещают публичный дом, который держит хозяйка, предпочитающая оставаться неизвестной. В этом доме прелестные создания предоставляли свои услуги знатным горожанам, выполняя все их прихоти.