— Ты должна привязать собаку, иначе она натворит дел!

Анжелина с трудом сдержала вздох раздражения. Разговор со вдовой не так-то легко было закончить. Погладив старую женщину по руке, она собралась продолжить путь.

— Не беспокойтесь, я привяжу ее. До скорого, мамаша Гертруда! Я зайду к вам.

С этими словами Анжелина быстрым шагом направилась к воротам, которые вели в палисадник отца Эда.

— А ты, собака, подожди меня здесь! — велела она животному на пороге аптеки. — У тебя грязные лапы, и ты не должна сюда входить. Да, я так хочу!

Овчарка с симпатией смотрела на молодую женщину своими умными глазами. Анжелина так удивилась, что погладила ее по голове.

— Как я рада, что ты у меня есть, — ласково сказала она собаке.

Брат Эд встретил молодую женщину приветливой улыбкой, он симпатизировал ей. Ему было почти восемьдесят лет. Лысый, с худым лицом, он смотрел на мир и людей глазами очарованного ребенка, которые лучились добротой.

— Моя дорогая Анжелина! — воскликнул старик. — Что-то ты редко стала заходить ко мне. Как поживает славный Огюстен? Как он пережил страшное горе, постигшее вас обоих? Я утром и вечером молюсь за твою мать, мое дорогое дитя.

— Благодарю вас, брат, — ответила Анжелина. — Мне нужны мята, шалфей и тимьян.

— А что, твои растения замерзли? — удивился монах.

— Мята почернела, шалфей тоже. В начале месяца северный ветер и дожди нанесли моему огороду большой урон.

— А я тебе советовал не сеять лекарственные растения на террасах под стеной, — упрекнул молодую женщину брат Эд. — Там им не хватает солнца.

Вздохнув, он повернулся к лакированным деревянным полкам, которые располагались за длинной стойкой из мореного дуба, почерневшей за несколько столетий. Анжелина, как и в детстве, принялась с любопытством читать надписи на высоких сосудах.

«Наперстянка, чабёр, шалфей, иссоп, лапчатка, ромашка лекарственная, тысячелистник. Каждое растение обладает не только полезными свойствами, но и таит в себе опасность. Господь одарил простых смертных множеством лекарственных растений, чтобы они могли лечить свои болезни».

Старый монах принялся взвешивать пакетики с травами на чугунных весах с медными чашами, прищуриваясь, чтобы лучше видеть стрелку весов.

— Ты все еще хочешь пройти годовой курс обучения, Анжелина? — поинтересовался он.

— Да, но сначала я должна накопить денег, брат Эд. Я приобрела определенные знания, помогая матери, и, если бы могла, уже занялась бы практикой. Но увы! Надо поучиться еще год. Я должна получить образование на медицинском факультете или в какой-нибудь больнице. Мне хотелось бы учиться в нашем городе[10], но тут нет повитух с дипломами. Директор больницы настоятельно советует пройти обучение в родильном отделении при больнице Святого Иакова в Тулузе. Но я боюсь, ведь придется целый год жить вдали от дома[11].

— Это необходимо, дитя мое, — нравоучительным тоном произнес монах. — Ты, безусловно, получишь дополнительные знания. Я задал тебе этот вопрос, потому что нашел кое-что интересное в библиотеке нашего каноника[12] и сделал выписку специально для тебя.

Старик вынул лист из своего журнала и протянул его молодой женщине. Толстая матовая бумага была исписана аккуратным почерком.

— Благодарю вас, брат Эд. Что это?

— Текст клятвы, написанной в прошлом веке нашей святой Церковью для повитух из парижской богадельни, — объяснил старик. — Полагаю, эта клятва подходит и для нашего времени.

Анжелина начала тихо читать:


«Обещаю и клянусь Богу, Творцу всемогущему, а Вам, мсье, его наместнику, жить и умереть в вере апостольской Католической Римской Церкви и выполнять с точностью и верностью, на которые я только способна, миссию, доверенную мне. И днем и ночью я буду присутствовать при родах как богатых, так и бедных женщин. Я буду ухаживать за ними, чтобы ни с матерью, ни с ребенком не случилось никакого несчастья. И если я пойму, что им грозит опасность, отвести которую не позволяют мне ни мои силы, ни мои знания, я позову врачей-хирургов или более опытных в этом искусстве женщин и буду поступать в соответствии с их советами или с их помощью.

Я обещаю не раскрывать тайны семей, которым буду помогать, обещаю пресекать суеверия и незаконные методы либо словами, либо знаками, либо иными методами, чтобы помочь разрешиться женщинам, роды которых будут происходить с осложнениями или которые окажутся в опасности. Я обещаю, что буду советовать им положиться во всем на волю Божию и прибегнуть к молитвам нашей Церкви. Я также обещаю ничего не делать из мести или по иным преступным причинам, ни под каким предлогом не советовать женщинам избавиться от плода или ускорить роды противоестественными способами. Я, будучи добропорядочной и богобоязненной женщиной, обещаю способствовать всеми своими силами телесному и духовному здоровью как матери, так и ребенка. Наконец, я обещаю незамедлительно ставить в известность моего пастыря о рождении детей, не крестить и никому не позволять крестить их в доме, кроме тех случаев, когда в этом есть насущная необходимость, и не относить их для крещения священникам-еретикам»[13].

Последнюю страницу молодая женщина прочитала, повысив голос. Она разволновалась. Ее смутил глубокий смысл клятвы, а упоминание о священниках-еретиках вызвало раздражение.

— Брат Эд, считаете ли вы мадемуазель Жерсанду врагом Католической Церкви? — спросила она. — Считаете ли вы ее еретичкой?

— Нет, Анжелина! Не стоит возмущаться, — ответил монах. — Этот текст был написан в 1786 году. С тех пор много воды утекло под мостами Парижа и иных мест. Сохрани эту клятву и читай ее в одиночестве, тщательно обдумывая обязательства, которые ты собираешься взять на себя.

— Благодарю за оказанную мне услугу. Это так мило с вашей стороны! Простите, если я расстроила вас, упомянув о мадемуазель Жерсанде. Она моя подруга, духовный наставник, хотя и протестантка.

— Возможно, это-то и привлекает тебя, дитя мое, — откликнулся брат Эд. — Тебя привлекает иное, неведомое. Но я охотно признаю, что без этой эксцентричной особы наш город стал бы более скучным.

Они обменялись заговорщическими улыбками. Все их беседы заканчивались именно так, поскольку они с уважением относились друг к другу. Анжелина заплатила за травы и вышла. Жизнь входила в привычную колею.

«На десять минут я забыла об Анри! — подумала Анжелина. — Я должна вести себя разумно, все время повторять, что мой малыш в безопасности, я вскоре опять его увижу, пусть мне и приходится для этого лгать».

Одна фраза из клятвы не давала ей покоя: «Я обещаю не раскрывать тайны семей, которым буду помогать». Анжелина усмехнулась.

«Если бы моя клиентка — женщина, изменившая мужу, о которой я выдумала эту ужасную историю, — существовала на самом деле, я бы рассказала о ней папе… Но малыш, которого я доверила дамам Сютра, — это мой малыш, пока о нем никто не должен знать. И он не будет незаконнорожденным».

Молодая женщина, погруженная в эти мысли, шла вдоль стены собора к бакалейной лавке и не сразу заметила, что собака исчезла. Она уже собиралась свернуть на Новую улицу, как вдруг чья-то крепкая рука схватила ее за плечо и над ухом раздался хриплый голос:

— Ну что, красавица, прогуляемся с утра пораньше? А почему ты спрятала свои прекрасные волосы под этим монашеским чепцом?

Анжелине не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто к ней подошел. Разъяренная молодая женщина круто повернулась:

— Отойди, Блез Сеген! — воскликнула она. — Отпусти меня!

Перед ней стоял мужчина лет тридцати. Он, смеясь, ослабил хватку и провел пальцами по ее шее.

— Не бойся, дорогуша! Я хочу немного развлечься, — сказал он тише. — Ты же знаешь, что нравишься мне и что в конце концов я женюсь на тебе.

— Ты хочешь, чтобы я вышла замуж за такую свинью, как ты? — возмутилась Анжелина. — Ты себя видел? С меня довольно и того, что я вижу тебя каждый божий день!

Блез Сеген, шорник по профессии, среднего роста, мускулистый, плотный и широкоплечий, с трудом терпел ее оскорбления. Он в течение многих месяцев преследовал молодую женщину, отпуская вольные шуточки и делая непристойные намеки на то, как они проведут свою первую брачную ночь. Анжелина с презрением смотрела на его лицо, похожее на свиное рыло, с узким лбом, выступающим носом и тонкими губами. Когда он смеялся, были видны гнилые зубы. Но самым ужасным был взгляд его серых глаз, плутовских и порочных.

— Когда ты станешь моей женой, ты перестанешь называть меня свиньей, Анжелина, — произнес он угрожающе.

Молодая женщина попыталась сбросить с себя его руку, освободиться от пальцев, сжимавших ее горло. Он внезапно уступил, но это было уловкой, ибо тут же стащил с ее головы белый хлопчатобумажный чепец, прикрывавший волосы.

— Все такая же рыжая! — усмехнулся мужчина.

И тут раздался звук, похожий на громовой раскат, а затем грозный рык. Овчарка бросилась на Блеза Сегена, словно животное, вырвавшееся из ада.

— Черт возьми! — закричал шорник. — Откуда она взялась?

Больше он ничего не успел сказать. Мощные челюсти сомкнулись на его руке. Собака не кусала, она просто не отпускала руку, мотая головой из стороны в сторону.

— Каждому овощу свое время, Блез, — злорадно усмехнулась Анжелина.

Кулаком мужчина ударил собаку по морде. Животное отскочило, готовое вновь напасть.

— Подойди ко мне, мой спаситель! — позвала молодая женщина. — Оставь его! Подойди, он не стоит твоего гнева.

Ощетинившаяся овчарка продолжала рычать. Анжелина погладила собаку. Разъяренный шорник не спускал с нее глаз.

— Это моя собака, — сказала Анжелина. — И она никогда не расстается со мной, так что берегись.