Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Время любить

Приняв это решение, Розетта вздохнула и стала молиться. Теперь она изливала свою душу Пресвятой Деве Марии, а также Иисусу, который умеет прощать и любить. Отец Ансельм говорил с ней о Христе, о его великом милосердии и подарил ей Новый Завет.

— Поскольку ты учишься читать, мое дорогое дитя, эта книга вернет твоей душе спокойствие, — сказал он, улыбаясь. — Это история жизни Христа.

Розетта лишь два раза открывала книгу, но очень берегла ее, прятала на ночь под подушку. Благодаря святой книге ей больше не снились кошмарные сны. Во всяком случае, она так думала.

Коляска добралась до Керсабанака — реки, образуемой слиянием Арака и Сала. Прозрачные воды текли по руслу, устланному коричневым галечником и усеянному скалистыми глыбами, вокруг которых пенились волны. Именно здесь проходил железнодорожный путь, связывавший Сен-Жирон с бальнеологической станцией Олю.

— Мы могли бы приехать сюда на поезде, — заметил Луиджи.

— А потом? Нам пришлось бы идти пешком километров десять, да еще и с вещами. Но мне хотелось бы, чтобы ты когда-нибудь пригласил меня в Олю. Он славится превосходными ресторанами, которые часто посещают курортники.

Анжелина радостно рассмеялась, такая красивая в соломенной шляпке, украшенной фиолетовой лентой. Этим утром она была счастлива и шутила, возбужденная, словно ребенок, отправляющийся на каникулы.

— Смейся, моя любимая! Ты еще прекраснее, когда радуешься! — нежно откликнулся Луиджи. — Мы поедем туда, куда ты пожелаешь. Я не утратил вкуса к путешествиям.

Луиджи остановил Бланку, поскольку навстречу им ехал дилижанс, который тянули четыре вороные лошади. Это был один из тяжелых экипажей, курсировавших два раза в день между Масса и Сен-Жироном. Анжелина часто ездила на дилижансе, чтобы навестить сына, жившего у кормилицы в Бьере.

— Надеюсь, наши подарки понравятся тетушке и дядюшке, — сказала она, кладя руку на бедро Луиджи.

— Твоим горцам трудно угодить! — проворчал Луиджи. — Знаешь, думая о встрече с Жаном Бонзоном, я немного волнуюсь. Твой отец по-дружески ко мне относится, но каким найдет меня этот человек?

— Это будет сюрпризом. Я прочитала тебе его письмо. Он ликует при одной мысли, что ты будешь топтать своими ногами навоз. Но он будет разочарован, увидев, как ты одет.

— Я и не собирался представляться ему как Жозеф де Беснак!

Собираясь в поездку на хутор Ансену, акробат оделся по своему вкусу. Черные кожаные сапоги, купленные у старьевщика, доходили ему до колен, брюки были сшиты из грубого коричневого бархата. Он также надел белую рубашку и кожаный жилет. Дополняла наряд широкополая фетровая шляпа.

— Ты мне нравишься именно таким, — сказала Анжелина, быстро целуя Луиджи в губы. — Ведь тогда в Тулузе, на берегу канала, я увидела тебя в этом наряде.

Луиджи пустил кобылу рысью, немного смущенный поцелуем, столь же легким, как касание крыла бабочки. После перекрестка дорога стала каменистой. И хотя по ней часто ездили повозки и экипажи, ухабов было достаточно. От Луиджи требовалась повышенная бдительность, тем более что эта модель коляски была приспособлена исключительно для городских улиц.

— Ты уверена, что мы без труда взберемся по дороге, ведущей к хутору? — забеспокоился он.

— Да, если поедем шагом. Но нам придется остерегаться волков и медведей…

— Если ты хочешь меня испугать, то не трать свои силы зря, моя любимая. Я спал в горах, в непроходимых лесах, и никогда ни один зверь не напал на меня.

— Знаю. Просто мне хотелось бы взять с собой Спасителя. Я навязываю овчарке странную жизнь. Спаситель любит резвиться на свободе, бегать по лесам.

— Он хороший сторож. Своим присутствием он будет подбадривать Октавию и мою мать, — напомнил ей Луиджи. — И особенно Анри. Ты не жалеешь, что тебе пришлось оставить своего малыша?

Фиолетовые глаза Анжелины затуманились, и Луиджи пожалел, что задал ей этот вопрос. Однако через мгновение она призналась:

— Да, немного жалею. Но я приняла решение, все хорошо обдумав. Погода может измениться, дорога длинная, а соседка может родить со дня на день. Мне было бы не по себе. К тому же такие маленькие дети не любят перемен. Он привык к твоей матери и Октавии. А еще он любит Розетту и пойдет к ней в гости.

Они продумали все до мелочей, чтобы уехать из Сен-Лизье со спокойным сердцем. Робер и Ирена по-прежнему жили на улице Мобек. Анжелина во всем полагалась на них и была довольна, что у семьи есть крыша над головой.

— Я не уехала бы, если бы Ирена не оправилась так быстро после родов, — добавила Анжелина. — У этой женщины железное здоровье. Она поднялась, как только смогла. Малышка хорошо сосет и уже набирает вес.

Доктор Бюффардо был непреклонен в своем диагнозе: маленькая Анжела страдает монголизмом. Однако, несмотря на столь суровый приговор, он нашел ребенка крепким и довольно развитым.

— В моей практике было три подобных случая, — заявил доктор. — Я не согласен со светилами медицины, считающими таких детей идиотами. Некоторые дети с таким диагнозом умеют выражать свои мысли. Они вырастают веселыми и очень преданными, если, разумеется, родители не обращаются с ними, как с тупицами.

Супруги заверили доктора: их дочь вырастет в атмосфере любви. Анжелина не могла думать о них без слез.

— Извини меня, пожалуйста, — сказал Луиджи. — До сих пор ты была такой веселой, а сейчас вдруг задумалась.

— Ничего страшного. Я думала об Анжеле, но в основном об Октавии. Мы слишком много от нее требуем.

— О, ты преувеличиваешь, поскольку Октавия сама предложила свои услуги! — напомнил Луиджи.

— Возможно, ты прав. Но Октавия должна еще заниматься Розеттой, поскольку та не может приводить себя в порядок без посторонней помощи. Ведь не попросишь же об этом Робера или Пьеро. А на улице Нобль Октавия должна следить за Анри, купать его, кормить.

— На мой взгляд, моя дорогая мать не такая уж и беспомощная! — возмутился Луиджи. — Анжелина, мы возвращаемся в субботу. Я уверен, что во время нашего отсутствия все будет хорошо. В эти дни никто рожать не собирается.

— Порой за мной приезжают неожиданно, приглашают к женщинам, которых я не знала до родов. Именно по этой причине мой диспансер может быть таким полезным. Мне хотелось бы осматривать будущих пациенток до решающего момента, наблюдать за ними в течение беременности. В любом случае, я предупредила Робера. Если у кого-нибудь возникнет необходимость в моих услугах, он должен дать адрес мадам Фигаре, акушерки из городской больницы.

— Тогда давай наслаждаться этой поездкой! — воскликнул Луиджи. — Вперед, Бланка, рысью, рысью…

Кобыла ускорила свой бег. Они ехали вдоль Арака, по берегам реки росли низкие кустарники с уже пожелтевшими или покрасневшими листьями. Справа возвышались темные скалы, поросшие светло-зелеными лишайниками и мхом. Вода текла в трещинах белой скалы, на уступах которой сверкали серебристые отблески. Это был суровый, дикий пейзаж, который немного оживляли золотистая листва буков и розовый вереск. Воздух был чистым, немного прохладным, наполненным пряными ароматами мокрой земли и отмирающих растений.

— В ноябре исполнится три года, как я ехала на нашей старой ослице по этим ущельям, — тихо сказала Анжелина. — Я чувствовала, что вот-вот должна родить. Я так торопилась добраться до пещеры Кер! Сейчас на это у меня не хватило бы мужества.

— Думаю, что хватило бы. Ты на удивление сильная и решительная, — сказал Луиджи. — Меня восхищает, что ты родила без посторонней помощи. Ведь никто не держал тебя за руку, никто не ухаживал за тобой.

— Меня всему научила моя мать. Я сама отслеживала рождение своего ребенка. Как бы мне хотелось, чтобы ты был знаком с моей матерью! Это была исключительная женщина. Каждый раз, когда я встречаюсь с дядюшкой, у меня появляется чувство, что я общаюсь и с ней, ведь он старший брат мамы.

Анжелина замолчала. Ее хорошее настроение улетучилось. Пытаясь скрыть свои чувства, она обернулась и проверила, крепко ли привязаны свертки к задку коляски, оборудованной своего рода открытым сундуком, в который можно было класть багаж.

— А ты взял скрипку? — воскликнула вдруг Анжелина.

— В самый последний момент, когда ты целовала Анри и обещала привезти ему подарок. Инструмент мне понадобится, чтобы умаслить Жана Бонзона. Ты ведь говорила, что он хорошо поет.

— Да, у него великолепный голос. Луиджи, посмотри, мы подъезжаем к Касте-д’Алю. Ты помнишь?

Анжелина дрожала, хотя в этот теплый прекрасный осенний день на ней был шерстяной жакет. Молодой женщине казалось, что она вернулась в прошлое, в то холодное зимнее утро. Тогда все было белым-бело, каждая веточка была покрыта инеем.

— Я помню все до мелочей, — ответил Луиджи. — Я шел за тобой до таверны, той самой, терраса которой увита глицинией. Смотри, вон там остались цветы цвета твоих глаз, как фиалки или как сирень. Знаешь, о чем я тогда думал?

Заинтригованная Анжелина отрицательно покачала головой.

— Я думал, что если судьба свела меня со столь очаровательной девушкой с удивительными глазами, то это не случайно. Я говорил себе, что ты призвана сыграть решающую роль в моей жизни. В глубине души я был уверен, что снова встречу тебя, и не ошибся. Признайся, наша встреча в Тулузе была довольно странной. Я возвращался с юга. Меня прельстило путешествие на барже, на которой я собирался добраться до Ажана или Бордо, а ты завтракала на траве с подругами.

Они улыбнулись друг другу, но не стали углубляться в эти воспоминания, связанные, в частности, с трагической смертью Люсьены, одной из учениц больницы Святого Иакова. Посетители, сидевшие за одним из мраморных столиков таверны, приветственно помахали им руками.