— Ты понесла? Ты забеременела? Но это невозможно!

И вдруг Анжелина осознала отвратительную очевидность. Ее сердце сжалось, словно сдавленное железной перчаткой: Розетта и Луиджи, эти лукавые сообщники, которые так часто оставались наедине друг с другом! Неужели они ломали комедию, притворяясь друзьями, чтобы иметь возможность заниматься любовью? Эта трагедия вполне могла спровоцировать нервный срыв у девушки, которая поняла, что разоблачила сама себя и заставила страдать ее, свою покровительницу. Но Анжелина, призвав себя к осмотрительности, не стала делать поспешных выводов, решив положиться на свои знания в этой области.

— Розетта, ты уверена, что беременна? — спросила Анжелина более строгим тоном, чем ей самой хотелось бы. — Возможно, речь идет о задержке, что часто бывает, особенно в тех случаях, когда девушка или женщина испытывает сильное душевное потрясение. Ужасные обстоятельства смерти твоей сестры шокировали тебя и вполне могли нарушить физиологические процессы. Что касается рвоты, то это не страшно. Я сама ощущала тяжесть в желудке после этого слишком жирного торта.

Прижавшись к Анжелине, Розетта кусала губы, проклиная себя за то, что выдала свою тайну. У нее оставалась еще хрупкая надежда, но уж слишком хрупкая, ведь она частично сказала правду.

Но Анжелина вдруг довольно грубо оттолкнула девушку и сухо сказала:

— Розетта, если ты считаешь себя беременной, значит, ты встречалась с мужчиной. Ты умная девушка, а я от тебя практически ничего не скрываю. Не будешь же ты утверждать, что забеременела от Святого Духа!

— Мадемуазель, почему вы говорите со мной с такой злобой? — забеспокоилась Розетта.

— Потому что по вечерам ты не бегаешь по полям и никогда не отлучаешься из дома, разве что вместе с Луиджи.

— И вы думаете, что я спала с мсье Луиджи? О нет! Нет, он никогда не дотрагивался до меня, никогда не намекал ни на что такое. Клянусь вам, мадемуазель, я была бы последней потаскухой, если бы сделала это!

— Я верю тебе. Но в таком случае кто он? — спросила Анжелина, сразу же успокоившаяся. — Я не понимаю тебя, Розетта! Назови его имя. Этот парень может жениться на тебе. Он просто должен на тебе жениться.

Анжелина говорила без особого убеждения, поскольку ни за что на свете не могла представить себе, что Розетта уступила мужчине. «Где? Как?» — думала пораженная Анжелина.

Розетта молча теребила уголок простыни. На ее прелестном лице, обрамленном растрепавшимися волосами, читалась безысходная печаль. По щекам катились крупные слезы.

— Это отец, — наконец призналась она.

— Твой отец? Но…

— Он поимел меня, это дерьмо, когда я ходила туда.

Слабым голосом Розетта рассказала о том, что на самом деле произошло в квартале дубильщиков в Сен-Годане. Ее рассказ часто прерывался рыданиями и судорожными всхлипываниями.

— Теперь я умру со стыда! Я не хотела больше целовать малыша, я ведь такая грязная, мадемуазель, — добавила Розетта.

Слушая исповедь Розетты, Анжелина все глубже погружалась в пучину ужаса. Изнасилование было само по себе отвратительным, преступным деянием, но надругательство отца над родной дочерью было, по мнению молодой женщины, верхом гнусности. Теперь она осознала, какие мучения пришлось претерпеть Розетте после того рокового июльского дня. Она обняла Розетту, чтобы утешить девушку, доказать ей, что она всем сердцем сопереживает ей.

— Моя бедная крошка! — прошептала Анжелина, испытывая бесконечное сочувствие и столь же сильное негодование. — Ты должна была довериться мне. Когда ты призналась, что видела труп Валентины, ты должна была сказать и… об этом.

— Зачем? Это ничего не изменило бы. Отец обрюхатил меня, и я не хочу его, этого карапуза. Мадемуазель, что делать? Возможно, это обыкновенная задержка. Но вы-то сможете это понять?

— Даже если я тебя осмотрю, у меня не будет полной уверенности. Нужно подождать еще недели две. У тебя была еще рвота, кроме вчерашней?

— Не помню. Но как-то раз я даже не смогла допить кофе. А что вы чувствовали, когда ждали Анри?

— В начале беременности мне два-три раза становилось нехорошо. Но все это индивидуально. Розетта, не теряй надежды, подожди еще немного. Моя дорогая, моя бедная крошка! Как мне тебя жаль! Я восхищаюсь твоим мужеством. Надо пожаловаться на отца, написать заявление в жандармерию Сен-Годана, чтобы на этот раз они посадили его в тюрьму.

— И чтобы все узнали, что он со мной сделал? Мне и так стыдно. Нет, не надо ничего сообщать. Вы, мадемуазель, поможете мне избавиться от того, кто сидит в моем животе. Даже если там ничего нет, надо попытаться.

Анжелина покачала головой. Несмотря на то что она очень любила и жалела Розетту, она отказалась категорически.

— Нет, Розетта, я никогда не соглашусь сделать аборт. Это смертный грех, а я поклялась перед Богом и людьми дарить жизнь.

— Смертный грех? А то, что сделал со мной отец, разве это не смертный грех? Не вам судить об этом. Я видела, как он в первый раз изнасиловал Валентину. Ей было четырнадцать лет. Я закрыла руками уши и глаза Реми, потому что он спал в той же хижине. Из-за брата моя сестра даже не кричала. Она не хотела, чтобы он испугался, наш малыш. А я все видела и молила доброго Боженьку, чтобы он немедленно убил нашего отца. Но там, высоко, святым и всей этой шайке плевать на бедных людей, на таких девушек, как Валентина.

Потрясенная, едва сдерживавшая слезы Анжелина еще крепче прижала Розетту к себе.

— Я не могу вернуть все назад и сделать так, чтобы это чудовище не причинило тебе вреда. Но ты права. Не мне судить. Я не знаю, что такое сопротивляться подобным мерзостям. Но умоляю тебя, не опускай руки, не отчаивайся. Мы уже сейчас можем обсудить, как скрыть твое состояние, если ты действительно беременна. Я могу отвезти тебя к своему дядюшке Жану Бонзону. Он живет в горах на хуторе, за Бьером, в долине Масса. У него очень ласковая, милосердная жена. Да и мой дядюшка такой же. У них ты будешь в безопасности. Здесь никто ни о чем не узнает. Потом…

Розетта резко произнесла:

— Потом… Вы думаете, что я буду кормить этого ребенка и любить его? Увы! Я на это способна! И поэтому не хочу, чтобы он появлялся на свет. Но если так случится, надо будет отдать его в приют, не показывая мне. Но я не хочу с вами расставаться!

Этот крик души окончательно сразил Анжелину. Теперь она дрожала так же сильно, как и Розетта. Они обе часто дышали, словно попали в адскую ловушку, откуда не было выхода.

— Мадемуазель Энджи, сжальтесь надо мной! Вы изучали, как устроено женское тело. Я уверена, что вы сумеете это сделать. Надо убрать из меня ребеночка. Потом мы никогда больше не будем говорить об этом.

— Розетта, повторяю тебе: это не только преступление и смертный грех. Это также очень опасная операция, которая унесла жизни многих несчастных женщин. Если я соглашусь, а ты погибнешь, я буду упрекать себя всю оставшуюся жизнь. К тому же закон сурово наказывает повитух, согласившихся сделать аборт. Конечно, сейчас их не казнят, однако сажают в тюрьму, а в некоторых случаях отправляют на каторгу. Женщин, по просьбе которых был сделан аборт, тоже отдают под суд и сажают в тюрьму.

— Но об этом никто не узнает! — робко возразила Розетта. — Только вы и я! Я не предам вас, клянусь!

— Прошу тебя, не будем больше говорить об этом. Но я хочу, чтобы ты осталась со мной. Возможно, у моего дядюшки ты будешь чувствовать себя очень одинокой. Послушай, если в последние месяцы ты не будешь выходить из дома, люди не смогут догадаться, что ты носишь ребенка. Я займусь тобой. Я приму у тебя роды в этой комнате. Розетта, я понимаю, что ты не хочешь видеть этого ребенка и намерена отказаться от него. Я понимаю тебя, но не могу согласиться с тобой. Когда он родится, надо отдать его хорошей кормилице и следить за его воспитанием вплоть до совершеннолетия. Мадемуазель Жерсанда поможет нам оплатить расходы.

Хрипло застонав, Розетта высвободилась из объятий Анжелины. Сквозь плач и слезы она умоляюще сказала:

— Нет, мадемуазель Жерсанда не должна об этом знать. Ни Октавия, ни Луиджи. Если об этом станет известно, я, честное слово, сдохну от стыда. Мне будет невыносимо смотреть им в глаза. Это будет так, словно отец каждый день овладевает мною у них на виду.

И Розетта уткнулась лицом в подушку и вновь начала содрогаться от рыданий, на этот раз еще более сильных.

— Розетта, но если ты останешься в городе, как ты сумеешь скрыть свою беременность? Давай пойдем в диспансер. Я осмотрю тебя. Я обследую шейку твоей матки с помощью хирургического зеркала, а также пальпирую живот и грудь. Не стесняйся. Я к этому привыкла, а что касается тебя, то стесняться не приходится.

— Хорошо, я пойду с вами, мадемуазель. Но ведь отец овладел мною только один раз, да и то это длилось недолго. Почему я забеременела? Потому что мне не повезло, как говорил дедуля?

— Да, тебе действительно не повезло. Вероятно, у тебя тогда был период, благоприятствующий зачатию. Раньше матроны, произведя расчеты, определяли день свадьбы, чтобы новобрачная смогла зачать ребенка в первую брачную ночь. Ну, мужайся, Розетта! Идем!

Войдя в диспансер, Анжелина зажгла большую керосиновую лампу, осветившую помещение золотистым светом. Она изо всех сил старалась подавить чувство отвращения, а также своей полной беспомощности. В ее голове царил настоящий хаос, сердце болело, но ничего этого нельзя было прочитать на ее лице, остававшемся бесстрастным, когда она внимательно осматривала Розетту.

— Поторопитесь! — умоляла Анжелину Розетта, сгоравшая со стыда.

Она чувствовала себя очень неловко, лежа на высокой узкой кушетке с раздвинутыми в стороны ногами.

— Я и так стараюсь, Розетта.

Повитухе не понадобилось много времени, чтобы поставить диагноз.