— Он поимел меня, это дерьмо! — Розетта выругалась. — Теперь из-за него я больше не могу вернуться к мадемуазель Энджи. Нет никаких сомнений, что она разлюбила меня и с позором выгонит из дома.

Проклиная судьбу, девушка покачала головой. Еще несколько часов назад смерть казалась ей избавлением, но теперь ей не хватало смелости покончить с собой.

— Черт возьми! У меня нет веревки, и я не могу повеситься, — насмешливо произнесла вслух Розетта. — Единственное, что я могу сделать, — это уйти отсюда.

Розетта встала, поправила юбку и пошла по узкой тропинке, вьющейся вдоль пастбища. На нее смотрели овцы, лежавшие в тени дуба. Девушка шла быстро и разговаривала сама с собой:

— Я наймусь работать на ферму или на завод в Тулузе. Мадемуазель Энджи не будет за меня стыдно, и она больше не станет плакать из-за меня. А как она рассердилась! Она никогда не говорила со мной таким тоном, никогда… Так мне и надо! Зачем было трогать ее малыша?

Загрохотал гром, молния пронзила небо. Тут же раздался второй раскат грома, глухой, внушающий ужас. Гроза приближалась. Вскоре с неба стали падать крупные теплые капли, сначала редкие, потом все более частые.

Розетта восприняла грозу как благословение. Она, радостно размахивая руками, принялась бегать по полю. Когда она была маленькой девочкой, взрослые говорили ей, что она при грозе не должна ни бегать, ни размахивать руками, поскольку в нее может попасть молния.

Но сейчас Розетту это ничуть не беспокоило. Она словно бросала вызов разбушевавшейся стихии в надежде, что та вырвет ее из мира живых.

Сен-Лизье, в тот же день

Анжелина бежала под проливным дождем по улице Нобль. Она искала Розетту в доме, на чердаке, в мастерской сапожника, в конюшне — одним словом, везде. Она даже сбегала на соседнюю улочку и, перегибаясь через крутые уступы скалы, звала девушку, полагая, что та спряталась в заброшенном саду.

Теперь, обезумев от волнения, Анжелина упрекала себя за то, что обошлась так грубо с Розеттой, которую любила как сестру. «Господи, сделай так, чтобы она оказалась у мадемуазель! Пусть я сразу же увижу ее, едва войду в дом… Нет, пусть я услышу ее голос, пусть она будет в кухне с Октавией! Так надо!»

Но чуда не произошло. Служанка с изумлением открыла дверь.

— Да ты вся промокла! О чем ты думаешь? Почему ты не надела плащ и не взяла зонтик? А где Розетта? Мадемуазель сказала мне, что вы придете вдвоем.

— Господи! Так Розетта не у вас? Октавия, она ушла из-за меня.

— Ушла, ушла… И куда? Куда она может пойти? Да она пошла погулять, ее застигла гроза и малышка где-нибудь спряталась.

— Возможно, — прошептала молодая женщина.

Появился Луиджи. Он бесшумно спустился по внутренней лестнице со второго этажа. На нем была просторная белая рубашка с широкими рукавами, волосы он собрал в хвост на затылке. Луиджи приветствовал Анжелину кивком, хотя был очень рад ее видеть.

— Похоже, вы чем-то взволнованы, — сказал он.

Смущенная Анжелина кивнула, растерянно глядя по сторонам.

— Это из-за Розетты. Я не знаю, где она. Приехав домой от отца, я поставила Бланку в конюшню, а в дом не заглянула, уверенная, что Розетта там. Но ее нет!

— О, пустяки! — воскликнул Луиджи. — Прелестная девушка ее возраста имеет право на свободу, особенно по воскресеньям.

— Вы плохо ее знаете! — вспылила Анжелина. — Розетта никогда не уходит, не предупредив меня. Просто я отчитала ее, обошлась с ней грубо сегодня.

Смутившись еще больше, Анжелина рассказала о том, что произошло в доме ее отца. На эту исповедь ее толкнула бессознательная тревога, ей казалось, что искреннее признание поможет противостоять судьбе.

— Не стоит нервничать, Энджи, — проворчала Октавия. — Сегодня у Розетты было плохое настроение. Послушай, в полдень она даже отказалась брать малыша на руки. Кроме того, не надо потакать ей, нельзя, чтобы она думала, что может своевольничать. Если бы не ты, она до сих пор просила бы милостыню. Ты правильно сделала, что отругала ее. Нет, дать малышу пощечину! Где это видано!

Луиджи пожал плечами, а потом сурово произнес:

— У вашего малыша, судя по всему, скверный характер. Если уж нельзя наказывать капризного сорванца… Впрочем, теперь ясно, в кого пошел этот парнишка!

— Что вы хотите этим сказать? — возмутилась Анжелина. — Мне кажется, что я терпеливая и совсем нетребовательная.

— О! Он же не родился от Святого Духа, ваш дорогой Анри. У него есть отец, как и у всех остальных.

Измученная Анжелина не удостоила Луиджи ответом и направилась в гостиную. До Жерсанды доносились обрывки разговора, и она спросила молодую женщину, едва та вошла в комнату:

— Если я правильно поняла, ты ищешь Розетту? Не волнуйся. Она вернется до наступления ночи. Она обиделась и поэтому решила немного пройтись. Она уже не ребенок! Мы часто обращаемся с ней как с девочкой, но в таком возрасте ты уже родила своего малыша.

— Да, вы правы. И я поехала в Бьер на ослице через ущелья Пейремаля, пользующиеся дурной славой. Моего отца это всегда беспокоило, а у меня вызывало смех. Я ошибалась… Мадемуазель, я так волнуюсь! Розетта загрустила после того, как навестила свою сестру. А я таким резким тоном отправила ее на улицу Мобек! Я обошлась с ней как со служанкой, о чем очень жалею. Для меня она член семьи.

Стоя на пороге гостиной, Луиджи прислушивался к разговору. Потом он с беззаботным видом сделал шаг вперед. В его глазах сверкали ироничные искорки.

— Это вам свойственно, Анжелина. Вы часто бываете несправедливой, втаптываете людей в грязь. Уж я-то знаю!

— А, это вы! Этот разговор вас не касается. К тому же я принесла вам извинения, причем самые искренние. Как долго еще вы собираетесь попрекать меня моими прошлыми ошибками?

— Все, что происходит под этой крышей, касается меня. Я у себя дома, в отличие от вас.

Жерсанда пристально смотрела на разложенный пасьянс. Она не осмеливалась возражать, боясь противоречить своему вновь обретенному сыну.

— В таком случае я ухожу! — воскликнула Анжелина. — Я подожду Розетту на улице Мобек! Я хотела найти поддержку, немного успокоиться, но я ошиблась адресом.

— Энджи, не волнуйся ты так, — умоляюще сказала старая дама.

Но уязвленная Анжелина уже бежала к выходу. Вскоре хлопнула входная дверь.

— Э! Да своими криками вы разбудите малыша! — проворчала Октавия. — Правда, это сокровище спит без задних ног.

Луиджи был разочарован. Он считал Анжелину более стойкой. Хотя нет, его расстроил ее внезапный уход. Уже само присутствие Анжелины доставляло ему удовольствие, хотя они и продолжали обмениваться колкостями.

— Ну и характер! Жаль, что мой приемный брат был зачат двумя столь страстными людьми. Не надо хмурить брови, мадам. Я видел Гильема Лезажа в деле. Можно было подумать, что он проглотит Анжелину живьем. Впрочем, некоторые женщины любят грубиянов.

— Только не она, — возразила Жерсанда. — К тому же ты сам принадлежишь к их числу.

— Я запрещаю вам судить меня. Я всегда уважал женщин и никогда ничего не навязывал им.

Луиджи замолчал, подумав, что только что солгал. Накануне он властно поцеловал Анжелину, не дав ей никакой возможности уклониться. «Но это ей понравилось, — мысленно оправдывал он себя. — Держу пари, она сгорала от желания».

Разочарованный, он развернул субботнюю газету «Пти Журналь», на которую Жерсанда де Беснак подписывалась с момента своего приезда в Сен-Лизье. Он пробежал глазами крупные заголовки, потом сложил газету. Мать наблюдала за Луиджи, удивляясь тому, что ощущала себя счастливой, видя сына сидящим в гостиной. Несмотря на холодное отношение к ней, он был здесь, рядом. Сейчас Октавия подаст им ужин. Какое чудо! Жерсанда никогда не проявляла такого интереса к любому другому человеку, только к сыну.

— Луиджи, завтра мы займемся покупкой пианино. Мы можем поставить его здесь, в гостиной.

— Нет, в моей комнате. Я не хочу, чтобы меня беспокоили ваша служанка и этот ребенок.

Луиджи время от времени клал ногу на ногу, покусывая большой палец. Перспектива играть на музыкальном инструменте, о котором он с детства мечтал, прельщала его, но сейчас он беспокоился за Розетту. «Она может встретить негодяя, если отправится в деревню. Скоро наступит ночь. Надеюсь, что она вернется домой», — говорил он себе.

В гостиную молча вошла Октавия. Она взглянула на Жерсанду, потом на Луиджи.

— Мадемуазель, может, разжечь огонь, ведь идет проливной дождь?

— Да, конечно. Я люблю, когда в такое время горит огонь.

Луиджи хотел было встать, чтобы растопить камин, но тут же опомнился, решив, что он должен побороть свою услужливость.

— На вечер я приготовила зеленую фасоль. Думаю еще разогреть мясо под винным соусом, оставшееся с обеда. Мсье Луиджи, могу ли я взять газету, если вы ее прочитали?

— Берите, берите! — Он вздохнул. — Тем более что я не люблю читать газеты. У меня есть собственное мнение об этом мире, и мне плевать на мнение журналистов. Слишком часто человеческая низость заполняет колонки газет. Журналистам нужны сенсации, ужасы.

— А вот я получаю истинное наслаждение, читая романы-фельетоны, — сказала Октавия. — «Нана» Эмиля Золя[21]… Ранним утром, когда я одна в кухне, я читаю, чтобы отвлечься от разных мыслей.

— Этого романиста обвиняют в том, что он пишет всякие нелепости, — заметила Жерсанда. — Но я высоко ценю Золя.

— Что касается меня, то я предпочитаю философов Древней Греции, — заявил Луиджи. — Увы! Бродя по дорогам, я не имел возможности окунуться с головой в античную литературу, Но у вас прекрасная библиотека, мадам, и я рассчитываю наверстать упущенное.

Лицо старой дамы озарила улыбка. Она расценила эти слова как обещание. Ее сын не собирался покинуть ее украдкой.